Публика в студии бурно приветствовала Бертранда. лицо которого сияло от нанесенного грима, и Мин. выглядевшую намного естественнее. Их усадили на широкий и мягкий диван.
– Итак, – Фон подалась вперед и широко улыбнулась, – все только о вас и говорят. Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно! – сказал Бертранд.
– Непривычно, – сказала Мин почти одновременно. Они переглянулись и рассмеялись.
Фон снисходительно улыбнулась им и затем, понизив голос до многозначительного шепота, произнесла в камеру:
– Сейчас мы повторим поражающую воображение запись того рокового совещания…
Хотя все уже видели нашумевший репортаж о том, как Бертранд напрямую обвинял своих боссов в преступлениях, зрители смотрели повтор, затаив дыхание. Когда Бертранд произнес слова: «Я в этом абсолютно уверен», все в студии встали и разразились бурными аплодисментами.
Фон хлопала в ладоши вместе со всеми, затем она снова повернулась к нему.
– Бертранд, когда вы решили, что дело вашей жизни – вывести на чистую воду злоупотребления в сфере банковских инвестиций?
Поскольку делом жизни Бертранда в действительности было скопить как можно больше денег в кратчайший срок, замысловатый вопрос Фон поставил его в тупик.
– Как и я, – вступилась Мин. быстрее сориентировавшись. – Бертранд ужаснулся тому размаху, с каким общественность вводили в заблуждение. Мы просто не могли ничего не предпринять, чтобы остановить это.
– Понимаю, – сказала Фон, по-прежнему нацеливаясь на Бертранда, – почему Кельвин Кляйн выбрал вас для рекламы новой линии мужского нижнего белья.
– Я не могу комментировать это, – ответил Берт, только вчера подписавший очень выгодный контракт. Теперь ему предстояло появиться на рекламных щитах и журнальных страницах в белых трусах в форме буквы Y под слоганом «Вот в чем истина».
– Нас смотрит молодежь, – продолжала Фон. – Что бы вы им сказали в напутствие?
– Не принимать все на веру, – сказал Бертранд. – Доверять своей интуиции и обзавестись верными друзьями.
– Спасибо вам огромное, – Фон жеманно улыбнулась. – А теперь мы увидим женщину, которая родила близнецов, даже не подозревая, что беременна!
Команда задорных парней в наушниках увлекла Мин и Бертранда с мягкого дивана.
– Ну как я? – спросил Бертранд на ходу.
– Ты был хорош, – сказала Мин.
– Правда?
– Правда.
– А как тебе мои ответы?
– Похоже на тебя, откровенно говоря.
– Хорошо ли я выглядел? – продолжал он, глядя на свое отражение в оконном стекле. – Мне идет эта прическа?
– Берт, ты – звезда! Хватит суетиться, – сказала Мин. На бесчисленных допросах властей и интервью для средств массовой информации она провела столько времени с Бертрандом, что уже привязалась к нему. За его безупречной оболочкой – упругими мышцами, тренированным телом, внешним лоском – она обнаружила тревогу и страх, и от этого он становился ей ближе и в то же время переставал быть желанным. Иногда Берт ее раздражал, например, когда требовал молока в кофе или добивался от официанта информации о содержании жира в каком-нибудь блюде. Это просто коробило Мин: она оставалась настоящей француженкой во всем, что касалось еды и напитков. Он просил ее не курить и советовал заняться катанием на роликах, чтобы укрепить тонус сосудов сердца. Их дружба все крепла, а влечение ослабевало, во всяком случае, со стороны Мин.
– Амброзия, – сказал Бертранд в машине по дороге из телестудии в центр Лондона.
– Не называй меня так, – запротестовала она.
– Но это звучит куда благороднее, чем Мин.
– Берт, я не из тех, кто дорожит своим благородством. И я терпеть не могу имя Амброзия, оно просто ужасно. Как бы ты посмотрел, если бы тебя назвали в честь заварного крема?
– А что это – заварной крем?
– Это очень жирный продукт, – вздохнула Мин. – Не думаю, что тебе понравится.
Берт решил сменить тему.
– Как бы то ни было, мне придется вернуться в Штаты.
– О нет! – воскликнула Мин. – Не уезжай. Мы только что поняли, что ты не воплощенный дьявол.
– Ага, спасибо, леди, вам всегда удается польстить мне.
– Ты же понимаешь, о чем я.
– Да. Я знаю, что ты имеешь в виду. Но с тех пор мои приоритеты изменились. – Он опять многозначительно посмотрел на нее. Когда-то этот взгляд был способен вызвать в Мин вожделение, а теперь – скорее тошноту.
– Чем ты собираешься заняться в Штатах? – спросила она, стараясь не смотреть ему в глаза.
– В NBC мне хотят предложить вести какое-то шоу.
– Ух ты! – воскликнула Мин. – Это же здорово!
– Я знаю, что ни один банк на свете больше», не примет меня на работу.
– Ты думаешь, в мире хватает и других «Теллкатов»?
– Это, возможно, только начало, Мин. Меня хотят выслушать в Конгрессе.
– Бертранд Стрейдер, да весь мир у твоих ног!
– Поедем со мной, – вдруг страстно сказал он. – Я вовсе не такой хлипкий, как ты думаешь. Ладно, красотки вешаются на меня, что тут возразить. Но мне уже не нужна такая жизнь, она разъедает мне душу. Я хочу любить и быть любимым, хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной.
Мин совсем не нравилось, что этот разговор Берт затеял на заднем сиденье автомобиля: шофер явно прислушивался, к тому же деваться было некуда.
– Мин, мы с тобой – отличная команда, – продолжал Бертранд. – Ты и я – ты только посмотри, чего мы достигли. Вместе мы горы можем свернуть. Нас ждет еще многое, и я не хочу, чтобы мы расставались.
– Cherie, – тихо ответила она, – ты же не можешь использовать меня в качестве аксессуара к новому образу жизни.
– Но я вовсе не об этом, – возразил задетый Бертранд.
– Ты мне нравишься, правда, но я вряд ли гожусь для серьезных отношений.
Берт был обезоружен, впервые услышав слова, которые он сам столько раз повторял.
– Но ведь ты была привязана к Гаджету, – упрекнул он.
– Я его знаю всю жизнь.
– Ты сможешь лучше узнать меня, Мин, – сказал Бертранд. – Мы можем достичь многого.
– Я не хочу многого.
– А чего ты хочешь?
Мин не знала, что сказать в ответ.
– Это он, Господи, это же он, верно? – воскликнул Бертранд, ударив себя по лбу. – Конечно. Как я мог быть так глуп? Как я этого не видел? Мин, посмотри мне в глаза и ответь прямо. Ты любишь Уильяма Гаджета?
– Думаю, – сказала Шаран, взглянув на Альберта своими бархатными глазами, – что лимонная кислота лучше удаляет пятна.
– Хотя я предпочитаю «Сиф», но, пожалуй, вы правы, – согласился он. Они были заняты оценкой чистоты двойной мойки из нержавеющей стали в кухне Уильяма Гаджета.
– Ох уж эта молодежь, – вздохнула Шаран.
– Им все невдомек, – кивнул Альберт.
