— Ну, мы знаем одного человека, который будет танцевать с тобой, — говорит Венди тихо.
— Он просто расстался со своей подругой, — говорит мама.
— Такер? — спрашивает Венди смущенно.
— Кристиан, — отвечает мама.
Мое сердце пропускает удар, и когда Венди и Анжела не отвечают, я открываю дверь раздевалки и высовываю голову.
— Как ты узнала, что Кристиан расстался с Кей?
Она и Анжела обмениваются взглядом. Я оставила их всего на пять минут, этим утром, а Анжела уже озвучила свою гипотезу «Кристиан и Клара — родственные души». Интересно, что мама думает об этом.
— Если бы я была Кристианом, то вы бы и близко не поймали бы меня в танце, — говорит Венди. — Это было бы, как змеиная яма для него.
Это правда. Последнюю неделю в школе Кристиан, казалось, был не слишком заметен, но я часто смотрю на него, поэтому замечаю. Он не говорил свои обычные шуточки на истории Британии. Не делал записи во время урока. И он отсутствовал два дня подряд, чего никогда не случалось. Приходить поздно — да, но Кристиан никогда не отсутствовал. Я думаю, что он очень расстроен из-за Кей.
Я надеваю платье через голову. Оно подходит, словно сшито специально для меня. Так не справедливо.
— Выходи, мы посмотрим, — распоряжается Анжела.
Я выхожу и встаю перед большим зеркалом.
— Я хочу, что бы мои волосы не были оранжевыми, — говорю я, убирая непослушные пряди от моего лица.
— Ты должна купить его, — говорит Анжела.
— Но я не иду на выпускной, — повторяю я.
— Ты должна пойти на выпускной, только так ты сможешь надеть это платье, — говорит Венди.
— Безусловно, — соглашается Анжела.
— Ты так красива, — говорит мама, и затем, к моему полнейшему шоку, она роется в своей сумке в поисках ткани, чтобы вытереть глаза. Потом она говорит:
— Я покупаю его. Если ты не пойдешь на выпускной в этом году, то сможешь надеть его в следующем. Ты действительно прекрасна, Клара. Оно делает твои глаза этого потрясающего василькового цвета.
Нет смысла, что-то доказывать им. Так что через пятнадцать минут мы выходим из магазина, с платьем в моих руках. После мы разошлись: разделяй и властвуй, как называет это моя мама. Анжела и я останавливаемся возле отдела бижутерии, мама и Венди направились в сторону обуви, так как нет ничего на небе и на земле, что мама бы любила так, как новую обувь. Мы договорились, встреться через час у входа в торговый центр. У меня было странное настроение. Это нелепо, что Анжела и Венди собираются пойти на бал, а единственное, что мы до сих пор купили в этой поездке — платье для меня, а я не иду. Так же раздражало то, что я не могу носить серьги, потому что обычное прокалывание ушей не работает, они заживают слишком быстро. Я знаю, что не хочу обычные серьги. Я хочу что-то свисающее и драматичное, для танца, на который я не собираюсь. Неожиданно я начинаю чувствовать тошноту и головокружение, так что мы с Анжелой останавливаемся возле «Претзел Тайм»[36], чтобы купить крендельки с корицей, надеясь, что немного еды в моем желудке поможет. Торговый центр был переполнен, и негде было сесть, поэтому мы ели свои крендельки, прислонившись к стене, наблюдая за потоком людей, входящих и выходящих из «Барнс Нобль»[37].
— Ты сердишься на меня?
— Что? Нет.
— Ты не сказала мне и двух слов после завтрака.
— Ну, ты не должна была говорить про ангельскую материю, помнишь? Ты обещала.
— Прости, — говорит она.
— Просто настроение упало на отметку четыре из-за мамы, ладно? Ты глазела на нее, задавая все время вопросы.
— Разве я смотрела? — она краснеет.
— Ты похожа на куклу Кьюпи[38].
— Прости, — говорит она снова. — Она единственный демидиус, которого я когда-либо встречала. Я хочу знать какая она.
— Я сказала тебе. Она состоит из одной части тридцати-с-чем-то-летнего хиппи, одной части ангельского существа и одной части своенравной старушки.
— Я не вижу части старушки.
— Поверь мне, она есть. А ты состоишь из одной части сумасшедшего подростка, одной части ангельского существа и одной части частного детектива.
Она улыбается.
— Я стараюсь вести себя соответственно.
И тут я заметила его, человека, смотрящий на меня из дверей «GNC» [39]. Он высокий, с темными волосами, стянутыми в хвост. Одет в потертые джинсы и коричневое замшевое пальто, которое было ему большим. Из-за проходящих мимо людей, которые кишат в торговом центре, я бы не заметила его, за исключением того, как пристально он на нас смотрел.
— Анжела, — говорю я слабо, а мой крендель тем временем падает на пол.
Волна страшной печали накрывает меня. Я должна бороться, чтобы не поддаться течению внезапно усилившихся эмоций. Мои руки сжимаются в кулаки, ногти больно впиваются в ладони. Я начинаю плакать.
— Эй, в чём дело, Клара? — говорит Анжела. — Я клянусь, я буду хорошо себя вести.
Я пытаюсь ответить. Я пытаюсь пробиться через скорбь, что бы сформировать слова. Слезы текут по моему лицу.
— Тот человек, — шепчу я.
Она следит за моим взглядом. Потом она всасывает воздух в горло и смотрит в сторону.
— Идем, — говорит она, — Давай найдем твою маму.
Она кладет свою руку мне на плечо и быстро ведёт меня по коридору. Мы врезаемся в людей, идем напролом через семьи и группы подростков. Она оглядывается назад.
— Он идет за нами?
Я не могу говорить громче, чем шепотом. Я чувствую, что изо всех сил пытаюсь сохранять свою голову в луже темной, ледяной воды, продрогшая до костей, уставая от каждого своего шага. Это слишком. Я хочу сесть, и пусть эта чернота возьмет меня.
— Я не вижу его, — говорит Анжела.
Затем, подобно ответу на молитву, мы находим мою маму. Она и Венди выходят из «Payless», обе несут сумки с покупками.
— Эй, вы обе, — говорит мама.
Но тут она замечает наши лица.
— Что произошло?
— Можем ли мы с вами поговорить минутку?
Анжела хватает руку мамы и тянет ее от Венди, которая выглядит смущенной и несколько обиженной, когда мы уходим.
— Там человек, — шепчет она, — Он смотрел на нас, и Клара просто… она просто…
— Он такой грустный, — заканчиваю я.
— Где? — требует мама.
— Позади нас, — говорит Анжел, — Я потеряла его след, но он определённо где-то там.
Мама застегивает молнию своей толстовки и натягивает капюшон, что бы покрыть голову. Она идёт к Венди и пытается улыбнуться.
— Все в порядке? — спрашивает Венди.
— Клара плохо себя чувствует, — говорит мама, — Мы должны уехать.