Такер едет где-то час, через Айдахо-Фолс выше в горы, направляясь к водохранилищу «Полисэйдс». Молчание между нами становится настолько ужасным, что мне хочется закашлять. Мы оба пытаемся взглянуть друг на друга, и при этом не быть замеченным другим. В любое другое время это было бы смешно и нелепо. Он поворачивает вниз по грунтовой дороге, которая отмечена как частная собственность, и проезжает мимо деревянных домов, срубленных деревьев, а потом вверх по склону, пока мы не доезжаем до большой ограды. Такер выскакивает из машины и возится с ключами, открывая ржавый металлический замок, который закрывал ворота, после чего садится обратно в грузовик и проезжает. Когда мы достигаем пустой широкой поляны он паркует грузовик и, наконец, смотрит на меня.
— Где мы? — спрашиваю я.
— Моя земля.
— Твоя?
— Мой дедушка собирался строить дом здесь, но заболел раком. Он оставил эту землю мне. Здесь около восьми гектаров. Это место, куда я смогу прийти, если вдруг понадобится похоронить мертвое тело или что-то еще.
Я смотрю на него.
— Так расскажи мне, — говорит он.
Я делаю глубокий вдох и пытаюсь не зацикливаться на его глазах, устремленных прямо на меня. Я хочу рассказать ему. Всегда хотела, просто точно не знаю, как это сделать.
— Я даже не знаю, с чего начать.
— Как насчет того, чтобы начать с той части, что ты какое-то сверхъестественное существо из света.
У меня перехватывает дыхание.
— Ты считаешь, что я сделана из света?
— Это то, что я видел.
Я вижу страх в нем, в том, как он отводит глаза и слегка отодвигается, чтобы увеличить расстояние между нами.
— Я не думаю, что я сделана из света. То, что ты видел, называется «Слава». Мне трудно это объяснить. Это способ общения, благодаря которому мы общаемся.
— Способ общения? Ты пытались общаться со мной?
— Не намеренно, — говорю я, краснея, — Я не хотела, чтобы это случилось. На самом деле, я никогда не делала этого раньше. Мама сказала, что иногда сильные эмоции могут спровоцировать это, — бормочу я, — мне очень жаль. Я не хотела пугать тебя. Слава, как правило, имеет воздействие на людей.
— И ты не человек, — говорит он решительно.
— В основном я человек.
Такер прислоняется спиной к двери грузовика и разочарованно вздыхает.
— Это что шутка, Клара? Это какой-то трюк?
— Я — Нефилим, — произношу я. — Обычно, мы не используем этот термин, потому, что он означает «упал» на иврите, а мы не хотим думать о себе, как о падших. Ты знаешь, что именно так мы называемся в Библии. Мы предпочитаем термин «ангел по крови» или «кровный ангел».
— Ангел по крови, — повторяет он.
— Моя мама наполовину ангел. Ее отец был ангелом, а мать была человеком. И это делает меня ангелом на четверть, поскольку мой папа обычный человек.
Слова вылетают из меня очень быстро, чтобы не было времени передумать. Такер смотрит на меня так, будто я обзавелась дополнительной головой.
— И так, ты в какой-то степени ангел.
Он говорит именно так, как это делала я, когда моя мама впервые рассказала мне эту новость. Например, он составил список всех психиатрических учреждений в области.
— Да. Давай выйдем из грузовика.
Его глаза расширились, чуть-чуть.
— Почему?
— Потому что ты не поверишь мне, пока я не покажу тебе.
— Что это значит? Ты будешь делать тот свет еще раз?
— Нет, я не буду делать этого снова.
Я положила свою руку на его, пытаясь успокоить. Мое прикосновение, кажется, имеет противоположный эффект. Такер быстро отстраняется, открывает дверь, и выпрыгивает из грузовика, чтобы оказаться подальше от меня. Я тоже выхожу, иду в центр и смотрю на него…
— Теперь, не бойся, — прошу я ему.
— Правильно. Потому что ты хочешь показать мне, что ты ангел.
— Ангел отчасти.
Я призываю свои крылья и поворачиваюсь немного, чтобы показать их ему. Я не вытягивала их и не летала, как это делала моя мама, чтобы доказать это мне. Я думаю, что увидеть их, сложенными за спиной ему будет достаточно.
— Вот дерьмо.
Он делает шаг назад.
— Я знаю.
— Это не шутка, не какая-то игра воображения или магический трюк. У тебя действительно есть крылья.
— Да.
Я медленно иду к нему, дабы не спугнуть, а потом поворачиваюсь спиной к нему, чтобы он мог видеть их полностью. Он поднимает руку, как будто хочет коснуться перьев. Мое сердце чувствует, как он останавливается, ждет. Никто другой никогда не трогал мои крылья, и я хочу узнать, что он почувствует. Мне хотелось бы, чтобы он дотронулся до моих крыльев, но он отводит руку назад.
— Ты можешь летать? — спрашивает он сдавленным голосом.
— Да, но в основном я нормальная девушка.
Я знаю, что Такер не верит в это. Неужели он никогда больше не будет относиться ко мне, как к нормальной девушке? Это одна из причин, почему я люблю Такера. Он заставляет меня чувствовать себя нормальной, не неприметной дурнушкой, а просто самой собой, без всех этих ангельских штучек. Я почти начинаю плакать, думая о том, что могу потерять.
— Что еще? Что еще ты можешь делать?
— Не много, на самом деле. Я только на четверть ангел. Я даже не знаю, что могут делать наполовину ангелы. Я могу говорить на любом языке. Я думаю, что это удобно для ангелов, когда они доставляют сообщения.
— Так вот почему ты поняла кореянку и разговаривала с медведем гризли?
— Да, — говорю я, смотря вниз, на свои ноги.
Я слишком боюсь увидеть его лицо и узнать, что все кончено. Поцелуй был три дня назад, но он ощущается так, будто был в жизни другого человека. Другая девочка стояла в сарае, впервые целуя Такера. Другая девушка, которую он любит. Не меня. Не жалкую, униженную меня. Я начинаю плакать.
— Прости, — выдавливаю я.
Он молчит. Слезы закапали с моего подбородка. Он выпускает медленный, глубокий вдох.
— Не плачь, — говорит он, — Это нечестно.
Я смеюсь и плачу одновременно.
— Все в порядке, — шепчет он.
Его пальцы скользят по слезам на моих щеках.
— Не плачь.
Потом он обнимает меня. И крылья. Все.
Я обвиваю свои руки вокруг его шеи и прячу свое лицо на его груди, вдыхая речной запах, до сих пор сохранившийся на нем. Где-то в лесу каркает ворона. Черный дрозд отвечает…
Потом мы целуемся, и все исчезает, кроме Такера.
