– Понять, что я не страшный, зубастый волк, а человек, с которым можно находиться с глазу на глаз и при этом не злиться и не смущаться. А моя задача – быть таким человеком и не пугать тебя.
– Ладно. – Она дружески пожала его руку и заговорила легким и непринужденным тоном: – Рэй, ты не хочешь зайти ко мне на минутку? Я угощу тебя рюмочкой на ночь.
Он выпустил ее руку, вышел из машины и открыл дверцу. Фэй открыла дверь и, когда они вошли в дом, бросила сумочку на столик в передней.
– Проходи, устраивайся поудобнее. – Она прошла в кухню и крикнула оттуда: – Что будешь пить?
– Бренди, – ответил Рэй. – Совсем немножко – мне ведь еще придется сидеть за рулем.
И тут она поняла, что сцена подошла к концу, не успев начаться, – у нее в доме не было ничего, кроме фруктового сока. Ее поразила ирония происходящего: она так старалась вести здоровый образ жизни, чтобы играть, а теперь не может играть по причине собственного усердия. Задыхаясь от смеха, она подошла к двери и с трудом выговорила:
– Рэй, ничего не выйдет. У меня нет бренди.
Он поднял глаза от журнала, который листал, и изобразил оскорбленное достоинство.
– А что есть?
– Грейпфрутовый сок. Низкокалорийный.
– Я с удовольствием выпью грейпфрутового сока, – сказал Рэй.
Она налила два стакана сока и поставила один перед Рэем со словами:
– Вот тебе рюмочка на ночь.
– Спасибо, – ответил он, отложил журнал в сторону и отпил из стакана. – Мэм, я столько раз слышал, какая вы восхитительная хозяйка. А теперь вижу, что те, кто взахлеб рассказывал о вашем гостеприимстве, сильно преувеличивали.
Фэй решила поддержать игру:
– Мистер Парнелл, вы, должно быть, слышали не обо мне, а о миссис Карузо. Вот она действительно могла предложить в любое время дня и ночи самые экзотические напитки, известные человечеству.
– Гм-м, да, я понимаю. Очередная ошибка. Это часто случается в моей профессии.
– Простите, что я вас разочаровала. – Ничего, ничего. Я отнюдь не разочарован. Фэй, скажи, пожалуйста, ты рада, что будешь играть? Ты ждешь этого?
Она поставила свой стакан на стол и села на ковер, обхватив колени руками.
– Вообще-то да. Я встаю с ощущением надежды и радости, но иногда, когда день подходит к концу, я теряю уверенность. – Вдруг у нее мелькнула ужасная мысль: – Рэй, я хочу, чтобы ты был честен с самим собой. Обещай, что, если у меня ничего не будет получаться, если ты увидишь, что я проваливаю роль, ты меня выгонишь. Обещай, что не будешь возиться со мной в память о прошлом.
Рэй задумался на мгновение, потом улыбнулся улыбкой, от которой в комнате вдруг словно стало светлее.
– Я никогда бы не стал настаивать на твоем участии в фильме, если бы существовала хоть малейшая возможность неудачи. Фэй, я много всего о тебе думал в эти годы, но никогда не думал, что ты бездарная актриса.
– Все равно, обещай.
– Твой агент станет возражать. – Обещай.
– О, Господи, – простонал Рэй. – В письменном виде?
– Нет, достаточно устного заверения.
Он положил руку на журнал, как на Библию, и торжественным тоном произнес:
– Я, Рэймонд Патрик Парнелл, клянусь, что если юное дарование, в дальнейшем именуемое Фэй Макбейн, проявит себя как бездарная, некомпетентная, отвратительная актриса, я сниму с нее все обязанности по отношению к проекту под названием «Дочь сенатора».
Фэй одобрительно кивнула.
Он допил сок, посмотрел на часы и поднялся.
– Ну что ж, не стану тебе надоедать, – сказал он. – Спасибо за рюмочку.
– Спасибо за обед, – ответила Фэй тем же тоном.
Она проводила его до двери со светской улыбкой на лице.
– До свидания, Рэй. Я прекрасно провела вечер.
– Я тоже. – Он вдруг стал так похож на плохого актера из второразрядного фильма, и на нее опять напал смех.
– Черт побери, что тут смешного?
– О-о, Рэй… Как хорошо, что ты никогда не хотел стать актером… Ты просто ужасен.
– Благодарю за комплимент, мэм, – шутливо проговорил он, но его глаза потемнели.
Они оба застыли в неподвижности. Совсем близко друг от друга. Фэй чувствовала, что ее тянет к нему как магнитом, но она заставляла себя оставаться на месте. Рэй первым двинулся к ней навстречу – так медленно, что, казалось, прошли годы, прежде чем его руки коснулись ее лица, приподняли его. Потом она почувствовала прикосновение его мягких, ищущих губ на своих губах, а его пальцы зарылись в ее волосы.
Она прижималась к его груди, его руки привычными движениями ласкали ее спину, словно они никогда не разлучались. Она чувствовала, как по всему ее телу разливается знакомое тепло, губы раздвинулись под нажимом его губ, пропуская пылающий язык, трепет которого передавал какое-то отчаянное послание.
Они оба дрожали. Ноги Фэй подкашивались. Она чувствовала, что еще немного и упадет. Ничего не изменилось. Она снова в его комнате в Венеции, а на пальце у нее обручальное колечко из тесно переплетенных золотых и серебряных нитей. Фэй жаждала почувствовать на себе тяжесть его тела и все крепче прижималась к нему.
Она не поняла, кто сделал первое движение, от которого разъединились их тела и губы. Все вокруг перестало существовать, осталось только прерывистое дыхание и сознание, что произошло что-то непоправимое. Рэй заговорил первым:
– Прости меня, Фэй. Этого в сцене не подразумевалось.
Она не чувствовала раскаяния, вернее, его не чувствовало ее тело. Оно знало, чего хочет, и требовало этого с болезненной настойчивостью, но мозг говорил совсем другое. Она испытывала огромную благодарность к Рэю, который сумел остановиться и избежать естественного завершения. Если бы он не удержался, они получили бы кратковременное удовольствие, за которое расплачивались бы годами боли. Она была недостаточно молода, чтобы бездумно наслаждаться моментом, и знала, что потребовала бы от него гораздо больше, чем он готов дать.
– Это временное помешательство, – хрипло прошептала она.
Он стоял в дверях всего в нескольких дюймах от нее, а его взгляд искал ее глаза, как будто он ждал, что она скажет что-то еще. Но она больше ничего не сказала. Рэй вздохнул и горько улыбнулся.
– Спокойной ночи, прекрасная Фэй. До свидания.
Она смотрела, как он садится в машину, трогается с места, и потом провожала взглядом «мустанг», пока задние огни не растворились в темноте. Она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, все еще дрожа.
Если первая рана была так глубока, то вторая должна оказаться смертельной.
Ожерелье из жадеита было таким красивым, что не купить его казалось просто невозможным. Но ничуть не меньше ей нравился и китайский жакет цвета морской волны, отделанный черной тесьмой. Охваченная лихорадкой приобретательства, Фэй без устали вновь и вновь обследовала все уголки «Гампс» и сама себя не узнавала. «Если бы меня сейчас видел Кэл, – подумала она, – он был бы доволен. Вот такой и должна была быть, по его мнению, настоящая женщина – способной взять и полететь в Сан-Франциско только для того, чтобы посетить любимый магазин». Правда, Фэй до сих пор так ничего и не купила. Ей хотелось купить почти все, что она видела, но каждый раз, уже доставая кредитную карточку, она думала о сушильной машине, которой не хватало в «Голубятне», и вещах, необходимых малышу Дейзи.
Расставшись с Рэем, она провела бессонную ночь и ждала рассвета, чувствуя себя как в тюрьме. В Лос-Анджелесе спастись было негде, ей казалось, что она в любую минуту может встретиться с Рэем. В
