– Если твой отец собирается жениться, это не наше дело, – сказала она. – Ты уже взрослая, а если он нашел женщину, которая сумеет дать ему счастье, то какая разница, как она выглядит. Детка, лучшие женщины в мире – именно те, которые не годятся для Голливуда. Судя по тому, что ты рассказывала, она действительно не в духе Кэла, но это только хорошо.
– Ты хоть понимаешь, что говоришь? Вот ты была в духе папы. Как ты себя будешь чувствовать, если он женится на гусыне, которая к тому же на вид старше тебя? Что о тебе будут говорить?
Фэй прикрыла трубку рукой и тяжело вздохнула.
– При чем тут я, дорогая? Постарайся не судить людей так строго.
– Если он на ней женится, – трагическим тоном проговорила Кейси, – моей карьере в этом городе конец.
После разговора с дочерью Фэй расхотелось ехать в тот ресторанчик в китайском квартале, который так хвалила Хуанита. Но она все равно подкрасилась и вошла в стеклянный лифт, который ползал вверх- вниз по фасаду здания. Если у пассажира было хорошее настроение, то поездка в лифте и вид города далеко внизу казались захватывающими, но для человека, не устроенного в жизни, было что-то жуткое в том, чтобы висеть как муха в стакане в сотне футов над мостовой. Фэй пришло в голову, что этот лифт – метафора ее собственной жизни: посторонним может казаться, что ей можно только позавидовать, но на самом деле она так же далека от той жизни, которой бы ей хотелось, как далека сейчас от надежной земли. Она взяла такси, откинулась на спинку сиденья, перебирая в памяти слова Кейси. В рассказе дочери что-то было не так. Кэл никогда бы не стал ухаживать за простушкой – разве что он пережил серьезный духовный кризис. Ее беспокоил не Кэл, а дочь, ее система ценностей.
В отеле ей не удалось как следует выспаться – она часто просыпалась и видела странные сны. Сан- Франциско не исцелил ее.
Фэй внезапно очнулась и поняла, что машина стоит перед витриной магазина, изображавшей карпа в бассейне, «Сами выбирайте свой обед». Туристы пробирались по узким улочкам бок о бок с китайцами, которые здесь жили и работали. Она видела огромного будду, лаковую шкатулку для драгоценностей, но ее мысли блуждали далеко.
Во времена ее юности самым страшным, что могло произойти с девушкой, была женитьба ее разведенного отца на молоденькой женщине. Сексуальная, хорошенькая мачеха – вот чего боялись все девушки. Конкуренция! Унижение! Сознание того, что папа хочет спать с кем-то – таким же, как ты. А Кейси испытывала ужас при мысли о том, что ее предполагаемая мачеха не соответствует стандартам, на которых она воспитывалась, стандартам, которые она почитала, так же как Фэй некогда почитала понятия верности и чести. Что-то было неправильно. В чем-то следовало попытаться разобраться вместе с Кейси. Она чувствовала себя виноватой, потому что поддалась другим эмоциям. Дочь отошла на второй план.
– Мадам, – сказал шофер, – мы приехали.
11
Фэй нарочно старалась не смотреть в зеркало, пока Энджи убирала ее волосы под тугую сетку – в такие моменты ничего хорошего в нем не увидишь. Парик волшебным образом преобразился и теперь в точности соответствовал естественному цвету ее волос – золотисто-каштановому с рыжинкой. Умелые пальцы Энджи проделали несколько завершающих движений, вслед за чем она с гордостью заявила:
– Фэй, по-моему, получилось отлично!
И она была права, Фэй с восхищением смотрела в зеркало и видела не себя, а роковую женщину, обольстительную куртизанку. А если к этому прибавится труд профессионального гримера, результат получится ошеломляющим.
Энджи включила ветродуй. Сцену будут снимать на натуре у берегов острова Каталина, а ветры там бывают довольно сильные. Волосы красиво колыхались, когда машина работала на средних оборотах, и развевались при высоких, но и в том, и в другом случае они выглядели естественно и роскошно. С той стороны, где сидели Кэт и Тара, раздались аплодисменты.
Сегодня они снимали первые сцены в павильоне «Сенчури Сити». Разумеется, первые не хронологически, а по графику съемок. Действие происходило в доме Тома Мадигана в Джорджтауне, где все неблагополучное семейство собиралось на Рождество. Лицо Кэтрин, как всегда, поражало совершенством, которое давно стало чем-то вроде ее товарного знака, но при взгляде на Тару у Фэй перехватило дыхание.
Гример оживил ее щеки теплым тоном и румянцем, подчеркивая невинность юной Рози, и лицо девушки казалось еще более прелестным, чем всегда. Ее светлые, серебристые волосы слегка подкрасили, Энджи собрала их во французский пучок, и Тара превратилась в выросшую в роскоши дочь американского миллионера.
Рэй распорядился не пускать на съемочную площадку никого из посторонних, но, несмотря на это, Тара пребывала в своем обычном состоянии – состоянии ужаса. Фэй знала, что никакими усилиями не удастся заставить ее расслабиться, пока она не окажется перед камерой и не растворится в роли.
Она подошла к Таре и заговорила с ней:
– Я привезла тебе подарок из Сан-Франциско. Только не подумала, что у тебя теперь другой цвет волос. – Она достала сверток из сумки и положила Таре на колени. Девушка подняла на нее широко раскрытые глаза и недоверчиво спросила:
– Это мне?
– Да, тебе – такой, какой ты была с прежними волосами.
Тара развернула сверток и вскрикнула от удовольствия при виде алого с черным китайского шелкового халата. Она восхищенно его разглядывала, пока не поняла, что имела в виду Фэй: алый цвет совсем не шел к новому оттенку ее волос. Она коротко рассмеялась и отрывисто проговорила:
– Если бы я поменьше вас знала, то могла бы подумать, что вы нарочно старались, чтобы я выглядела как можно хуже.
– Фэй никогда бы не сделала ничего подобного, – строго одернула ее Кэтрин.
– Господи, Кэт, я сама знаю. – Тара с натянутой улыбкой поблагодарила Фэй. – Я буду его носить, когда все это кончится, и я стану похожа сама на себя.
Фэй взяла ее за руку и сжала хрупкие пальцы, жалея, что не может их согреть. Но руки Тары тоже стали другими. Обкусанные ногти были скрыты под овальными, розовыми, тщательно отполированными искусственными ногтями.
После того как Энджи сняла с нее парик и восстановила примятую прическу, Фэй, которая сегодня не участвовала в съемках, направилась в агентство, принадлежавшее бывшему мужу. Она обещала себе никогда больше не оставаться с ним наедине. Когда несколько часов назад она ему позвонила, он был явно удивлен и доволен, но, как всегда, сразу уточнил цену.
– Только тебе придется зайти ко мне в кабинет. Мне некогда выходить, поэтому ленч мне принесут туда.
Войдя в приемную «Карузо Криэйтив», она сразу ощутила знакомую атмосферу, которая всегда чем-то напоминала ей атмосферу фешенебельного крематория: толстый ковер, в котором тонул звук шагов, приглушенные голоса секретарш, темно-фиолетовые стены, неяркий рассеянный свет – все словно намекало о недавно свершенном таинстве. Но Кэл очень гордился этой обстановкой и заплатил дизайнеру целое состояние.
На месте Стейси, которая обычно отвечала на звонки и принимала посетителей, теперь сидела другая девушка. Служащие женского пола в агентстве Кэла всегда были похожи на манекенщиц высокого класса, и эта не была исключением. Когда она здоровалась с Фэй, на ее красивом лице не отразилось никаких чувств.
– У меня назначена встреча с мистером Карузо, – сказала Фэй.
Девушка взглянула в свой блокнот и кивнула.
– Вы миссис Карузо. Он вас ждет. Меня зовут Джорджия.
– Очень приятно. Но я не миссис Карузо. Я Фэй Макбейн.
