полным, но этому помешали быстро прибывшие на место разгрома крейсера противника, и нашим эсминцам пришлось уже самим спасаться бегством, под частые всплески вздымаемые германскими снарядами, в сторону приближающего 'Цесаревича'.
— Владимир Константинович увеличьте скорость, постараемся оттеснить 'Нассау' от фарватера к берегу или к минным полям.
'Петропавловск' стал увеличивать скорость и резать нос, быстро сокращая дистанцию. Под руководством Свиньина комендоры подняли темп стрельбы обоими калибрами и стали добиваться новых попаданий. Германец получал всё новые и новые повреждения, горел во многих местах, глубоко сидел, особенно кормой, которая погрузилась по самый кормовой каземат 88-мм орудий. Линкор все реже отвечал на наш огонь, и всё это заставляло 'Нассау' понемногу отклонятся от намеченного курса. Но и нам это сближение и редкий ответный огонь 'Нассау', выходил боком. Были затоплены первое и третье котельное отделение, потеряно два из четырёх казематов левого борта, наполовину разрушена средняя труба, во всех отсеках плескалось около 3000-тонн воды. Скорость упала до пятнадцати узлов, но мы всё же добились своего не пустили линкор к проливу. Теперь он спешил, как и его флагман к видимому в четырёх милях побережью, чтобы выбросится на мель. Два оставшихся крейсера и эсминцы увеличив скорость, пошли к новому фарватеру пока есть возможность обогнать 'Диану' и проскочить мимо 'Цесаревича'
Владимир Константинович идем за 'Нассау'…. В этот момент рубку вновь потряс чудовищный удар, что-то ударило меня сзади по затылку, в глазах всё померкло, я потерял сознание.
Ваше Превосходительство, Ваше Превосходительство. Михаил Коронатович. Михаил – слышал я где-то далёкие голоса.
— Убили?
Кто это меня хоронит, никак Качалов, вот сердешный друг переживает как за родного. И сколько же он у меня? — с девятого года, и всё время со мной.
— Да нет, не убило.
А это Никишин – тоже переживает.
— А вся голова в крови.
— Это его циферблатом ударило по голове, который был сорван с креплений после удара снаряда в боевую рубку. Это хорошо, что он только вскользь ударил, а какую выбоину в броне оставил. А если бы он прямо…. Даже страшно подумать.
— Похоже приходит в себя, веки подрагивают.
Знакомый голос, но вспомнить не могу.
— Ваше Превосходительство. Михаил Коронатович. Вы меня слышите.
Это голос Пилкина – отметил я по себя.
Медленно разлепляю глаза, затылок болит, в голове шумит, самого мутит. Надо мной склонились, наш судовой врач Фадей Григорич и Пилкин, рядом стояли Качалов со слезами на глазах чуть поодаль мичман Никишин. Я в своей каюте, определил я по окружающей обстановке. Хорошо меня приложило. Чем?
— Ну, наконец-то, вернулись в сознание Ваше превосходительство. А мы тут уж и не знай что подумать, больше часа как вас сюда перенесли, а вы все никак не могли прийти в себя.
— Как больше часа, а как же бой?
Победа! Ваше Превосходительство! Победа – воскликнул Никишин.
Пилкин глянул на мичмана так, как будто передним стоял соперник, который увёл возлюбленную.
Что отобрал у тебя право первым сообщить мне эту новость – посмеялся я.
— Да нет. Не такая это и победа, Михаил Коронатович.
— Что так? Сильно нас потрепали? Давай выкладывай всё начистоту нечего меня жалеть. Где противник? Что с нашими кораблями? Какие потери? Кто командует эскадрой. Давай рассказывай Владимир Константинович не томи.
— Но вы ранены, и у вас сотрясение, и вам нельзя волноваться. Нужен полный покой, минимум три дня.
— Полноте доктор, какой покой, какое нахрен ранение, когда получаешь железкой от своего же корабля, это несчастный случай.
Владимир Константинович, что молчишь?
— Ну что тут говорить, 'Нассау' мы всё же утопили за милю до берега, теперь там его мачты из воды торчат. А вот флагман Шмидта сумел добраться до берега и выбросится на него, став правым разбитым бортом к берегу. Плен не сумел добить его до подхода, хотя его крейсера, да и 'Слава' добились нескольких попаданий, но он всё же дополз до берега. И как я уже сказал, Шмидт так выбросил свой корабль, что орудия левого неповрежденного борта, что промолчали почти весь бой, теперь смотрели в море. А там ещё оставалось немало снарядов, чем Шмидт и воспользовался. Наши корабли подошли слишком близко, намереваясь его добить. Плен предположил, что экипаж линкора тут же начнет эвакуацию на берег и сильного противодействия не ожидал, за что и поплатился. Германцы главный калибр сосредоточили на 'Славе' так, что та еле ползет сейчас к острову Руно. Досталось и крейсерам Плена. Но они быстро отошли, но по нескольку снарядов всё же успели получить, хорошо что не главным калибром.
— Да, все это крайне неприятно, что вот так недооценить противника и подставиться под его орудия. Ну и что сейчас с этим линкором?
— Послали эсминцы у кого оставались торпеды, доложили что добились четырёх попаданий.
— Но как же они сумели подойти засветло.
— Так уже солнце зашло вот в сумерках они и сблизились.
— Но тогда это не факт что они поразили линкор. Торпеды могли взорваться, ударившись о грунт. Всё это надо будет проверить завтра и если что, добить линкор. Теперь расскажи, что стало с остальным германским флотом?
Похвастается нечем. Из залива смогли вырваться два тяжело повреждённых крейсера и большинство тральщиков, это касается в первую очередь малых, так как они и были дальше всёх, да и малая осадка им помогла. Спаслось около десятка эсминцев, и большинства из них серьёзно повреждено. Кто от огня наших кораблей, а кто и подорвался на минах, так как пошли по минному полю, спасаясь от наших снарядов, и ещё кое-кто выскочил по мелочи.
— 'Полтава'. Что с 'Полтавой'? И тут же меня пронзила острая боль в голове, что я невольно вскрикнул, и от боли так скривился, как будто дожевывал килограмм клюквы.
— Ваше Превосходительство, что с вами, вам плохо. Так господа прошу оставить Его Превосходительство в покое – объявил Фадей Григорич.
Доктор погоди немного – остановил я Фадея. Владимир Константинович, рассказывай.
Пилкин глубоко вздохнул, я не знаю, о чем он там думал в этот момент. Может представил и свой корабль в таком же состоянии, а возможно не знает как мне сообщить что 'Полтаву' не удалось спасти.
Ну – в нетерпении подталкиваю Пилкина начать говорить.
— Да успели его, довести до мели. Вот только…. Пилкин опять замолчал на несколько секунд – да и что от него осталось. Сейчас над водой находится только его корма. Вода плещется возле второй башни. Носовая оконечность примерно в районе 33–34 шпангоутов отломилась и затонула. Теперь и за два года его не восстановить, а вовремя войны совсем нецелесообразно. И самое прискорбное это то что 'Полтава' понесла самые большие потери. Только погибшими больше 150-и человек, из них, пять офицеров. И ранеными не меньше, среди них тяжело ранен командир 'Полтавы', капитан первого ранга Вяземский, и ещё с десяток офицеров. А всего в этом бою, общие потери по всем кораблям, составили около пятисот человек.
— Это очень большие потери для нашего флота, просто невосполнимые. Я уже предчувствую, в чем меня будет упрекать адмирал Канин. Угробил один линкор, второй на половину разбитый. А какие потери в кораблях?
— Наши потери если не считать 'Полтаву', составили всего два эсминца, и один из них, это 'Страшный' из полудивизиона Паттона, второй потерян ещё вовремя отражения торпедной атаки. У нас в этом бою, без царапин только крейсера Вердеревского. Он очень обижен на это, что мало дали ему пострелять.
