— Что с тобой? — она дико озиралась, ожидая нападения.
Гайон взял себя в руки.
— Ничего, — процедил он сквозь зубы и потянулся за мылом.
Юдифь отставила корзину с лекарствами.
— Странно. Вот здесь на плече у тебя большая ссадина. Дай-ка я ее обработаю.
— Да, мадам, — произнес он покорно. Юдифь искала в мешке приличную одежду для Гайона, ворча, что вещи находятся в беспорядке.
— Как леди Мейбл и мальчик? — спросил он, растираясь намыленной тканью.
— Леди Мейбл при смерти, — Юдифь вытащила из мешка рубашку. — Возможно, не протянет до утра. Помочь ей ничем нельзя. Ребенок может поправиться.
Воцарилось молчание.
— Знаешь, — признался Гайон, глядя куда-то вдаль, — когда мне сообщили о смерти Элунед и что мать с ребенком в замке, в моей власти, я готов был убить их обоих… — он сглотнул, словно в горле застрял комок. — Малыш… он так похож на отца… Я даже занес над ним кинжал… Потом подумал, в чем же разница между мной и де Лейси?
У Юдифи подкосились ноги, она опустилась на колени перед ванной, так и не поняв — намеренно или просто не могла стоять.
— Это не доставило бы тебе удовольствия, Гай, и не принесло бы успокоения. Ты не такой, как он.
— Ты так думаешь?
— Хорошо, что ты этого не сделал, — твердо ответила Юдифь, хотя внутри вся похолодела.
— Не сделал… Эрик вовремя остановил, схватил за руку. Иначе я бы его заколол… невинное дитя.
Опять молчание. Юдифь отчаянно старалась не показать, какой испытывает ужас. В душе поднималась ярость на Уолтера де Лейси, Роберта де Беллема, на всю эту войну, толкавшую Гайона на преступления против человечности и совести. Внезапно озарило понимание, почему она так нужна ему. Юдифь должна помочь мужу спастись от самого себя, поддержать, не дать ожесточиться.
— Ты был потрясен горем, не надо об этом думать, — она тронула его за плечо. — Гай, взгляни на меня.
Он отвернулся.
— Даже, если бы ты это сделал, то был бы не виноват, — она медленно и отчетливо выговаривала каждое слово.
— Нет, — устало сказал Гайон, избегая взгляда жены.
— О, ради всего святого! — в отчаянии и испуге Юдифь вскочила с колен. — Хорошо! Продолжай, купайся в вонючей луже, пока не потонешь в ней! Изводи себя до смерти, пожалуйста, но не требуй, чтобы я потакала тебе! — она бросилась к графину, достала чашку.
Гайон тихо застонал.
— Юдифь, давай оставим этот разговор. Не хочу спорить, не сейчас, — сказал он с мольбой.
— Это еще не все, — резко возразила она. — Ты так устал и измотан, что у тебя не работают мозги. Ты не хочешь спорить, потому что не осмеливаешься. Нужно отдохнуть и прийти в себя, это потребует времени.
Гайон криво усмехнулся.
— Много чего нужно сделать, котенок. Генрих ждет моих донесений и меня самого. Я ему нужен. Мои личные нужды могут подождать.
— В таком состоянии ты бесполезен.
— Перестань пилить, Юдифь, я как-нибудь справлюсь.
— И после этого у тебя хватает нахальства называть меня упрямой и несносной! — парировала она.
Гайон не ответил. Юдифь подлила в вино снотворного сиропа. Слезы навернулись на глаза при воспоминании о последней сцене купания, когда она вот так же наливала ему вино… Но сколько воды утекло с тех пор, как все изменилось! Теперь они не смеялись, им было не до любовных утех. Остались усталость, опустошенность, страх… Юдифь вернулась к ванне и подала мужу чашу с зельем.
— Кстати, о нуждах, — поменяла она тему. — Солдат скоро придется освободить от службы — на носу жатва.
— Кого нужно, освободим, — согласился Гайон. — Полагаю, вместо них удастся приобрести наемников.
Гайон отхлебнул из чаши и поперхнулся, почувствовав в вине добавки.
— Пей все! — приказала Юдифь, разозлившись и покраснев от мысли, что он может понять — к вину добавлен опий.
Он поднял брови, удивившись вспышке, слабо улыбнулся.
— Зачем? В последний раз подобный приказ сопровождался немалой пыткой.
Юдифь была застигнута врасплох.
— Но я ведь спасла тебе жизнь, не так ли?
— Так, котенок. Почему ты покраснела? Сердце Юдифи бешено колотилось, она лихорадочно искала объяснение.
— Вовсе не покраснела. Просто здесь жарко. Гайон посматривал на жену с изумлением. Во дворе, может быть, и жарко, но толстые каменные стены не пропускали жару, в комнатах стояла приятная прохлада.
— Принесу поесть, — Юдифь поспешила к выходу, чтобы не чувствовать на себе испытующего взгляда.
Гайон нырнул под воду, чтобы намочить волосы и привести в порядок мысли, удивляясь реплике Юдифи, что ему отказывает разум, в то время как у нее самой в голове все перемешалось. Отпил еще несколько глотков вина. Замечание о жаре в комнате граничило с идиотизмом, не мудрено, что она поспешила удалиться — хотела придумать более правдоподобное объяснение своему смущению.
Гайон проанализировал действия жены. Она покраснела после того, как дала ему вино. Он снова отпил глоток, подержал во рту, принюхался. Прекрасное анжу, немного медового сиропа и… Он сплюнул в ванну и выругался, недобро прищурившись на портьеру, за которой скрылась Юдифь. Дикая злоба охватила его, гоня усталость, пробуждая к срочному действию. Что она подмешала в вино?
Юдифь вернулась, неся на блюде холодного жареного голубя, хлеб, кувшин с вином и была готова принести извинения, потому что понимала — Гайон прав. Хотела сказать, что старалась помочь ему преодолеть усталость и немного поспать. Но, подойдя ближе, обнаружила, что Гайон уснул прямо в ванне.
Юдифь поблагодарила небо, приказала Кади лечь у входа и подняла с пола пустую чашу.
— Ради Бога, ты мог бы лечь в постель, — растерянно произнесла она, понимая, что теперь придется позвать слуг, чтобы вынуть его из воды. Потом надо будет подумать, как вытереть его, чтобы не замочить постель. Так она стояла, задумавшись, у края ванны и завизжала, когда Гайон бросился на нее, как волк на добычу, и потащил в воду.
— Могла бы не отравлять вино, ведьма! — повторял он, не давая вырваться.
— Я не отравила, клянусь!
— Там не было мака?
— Чуть-чуть, чтобы ты лучше выспался. Тебе нужно отдохнуть.
— Ты сделала это предательским образом, ничего не сказала!
— Но для твоей же пользы!
— Ах, да, для моей пользы! Провела как младенца, все для пользы!
— Гайон, пусти, мне больно! — Юдифь почти рыдала, испугавшись больше его тона, чем сомкнутых на запястье пальцев.
— Тебя следует отколотить до потери сознания, — прорычал он, но отпустил руку.
Юдифь выбралась из ванны, заливая пол стекавшими с платья струями, концы кос тоже намокли.
