глубже поняли бы содержание исполняемого.
Нам предложили посмотреть, как тренируются индийские танцовщики. На середину комнаты вышел смуглый юноша с большими выразительными глазами. Сначала он показал тренировку глаз. Его глаза быстро вертелись в правую сторону, затем начали вращаться в левую, потом словно шли к переносице и в стороны. Вот у танцовщика начала дрожать кожа на лбу, затем последовательно задрожали уши, подбородок, шея, наконец стало вибрировать все тело.
Мы были поражены такой потрясающей техникой, умением владеть каждым мускулом своего тела. Это высокое искусство достигается постоянной и упорной тренировкой, огромным трудом.
Присутствующие стали просить Притхви Раджа что-нибудь прочитав Он сказал, что будет читать монолог Шейлока из «Венецианского купца» Шекспира. Артист пояснил, что трактует Шейлока не стяжателем, не жадным, а озлобленным человеком, и в своей трактовке оправдывает его. Притхви Радж стал в выразительную позу и с покоряющим мастерством прочел монолог на индийском языке. Мы переглянулись с Пудовкиным, в восхищении сказав друг другу: «Вот это актер!»
Все горячо аплодировали и благодарили замечательного артиста. Вижу, присутствующие вопросительно поглядывают на меня.
— Может быть, и мистер Черкесов что-нибудь исполнит?
Я находился под огромным впечатлением от мастерства индийских танцовщиков и монолога Шейлока. Все же отказываться было неловко, и я прочитал разговор Дон-Кихота с воображаемым Санчо-Пансо из пьесы М. Булгакова «Дон-Кихот» по Сервантесу. Я волновался, но сумел взять себя в руки, сосредоточиться и овладеть вниманием присутствующих. Стояла затаенная тишина, когда после торжественного монолога: «Прощай, Санчо, Санчо, прощай!» я медленно опустил руку и шепотом произнес: «Прощай!»
Перед монологом мы хотели перевести его содержание, но это было бы трудно сделать, и мы решили читать без перевода. Все присутствующие поняли трогательную сцену прощания рыцаря со своим оруженосцем, которому он дает последние наставления, как себя вести, когда он станет губернатором…
Меня благодарили, жали руки. Особенно пожимал мне руки замечательный танцовщик, повторяя: «Хорошо, хорошо…»
Мы попрощались с гостеприимным Мулк Радж Анандом, с присутствующими и отправились домой.
После небольшого отдыха мы готовились к встрече с представителями четырнадцати демократических организаций Бомбея. Эта встреча должна была произойти в большом здании кинотеатра в присутствии двух тысяч человек. Там предполагалось демонстрировать отрывки советских фильмов.
Незадолго до встречи нас известили, что без объяснения причин демонстрация советских фильмов отменена. Тогда программу несколько изменили. Решили дать концерт, подготовленный несколькими кружками самодеятельности.
Во время чествования нам снова надевали на шеи гирлянды из роз и других цветов, опять закрыв наши рты. Но так как мы уже знали, что по местным обычаям цветы можно снять минут через пять-шесть, мы так и сделали, положив их к себе на колени.
Мое появление у микрофона с переводчицей небольшого роста и на этот раз вызвало в зале веселье и смех. В своем выступлении я говорил о теплом, дружеском отношении, сопутствующем нам в Индии. К этому теплу мы так привыкли, что моментами забывали о том, что сейчас у нас на родине зима и мы только временно находимся в такой солнечной стране. Мне кажется, что я нахожусь здесь, в Индии, очень давно и что мог бы сыграть роль индийца в любом фильме, ибо у нас есть уже для этого опыт и наблюдения.
Зал был заполнен певцами, танцорами, музыкантами, рабочими, студентами. Начался концерт, исполнялись танцы, изображавшие крестьянскую свадьбу, уборку урожая. Танцевали студенты и студентки — участники самодеятельных кружков. Музыканты играли на национальных инструментах.
Прекрасно танцевала девочка лет десяти.
Артистами Ассоциации народного театра было сыграно несколько драматических сценок. Молодые артисты — энтузиасты театра — со своей программой малых форм разъезжают по деревням, показывая зрителям, лишенным какого-либо художественного обслуживания, свои незатейливые спектакли.
Один из актеров этой ассоциации превосходно пропел песню «Веселый рыбак». Артист стоял босиком, в полосатой рубашке, задрапированный клетчатым платком. Он держал в руках палку, которая изображала весло, и пел куплеты: «Что мне, рыбаку, попадается? Попалась рыба, хорошая рыба». И небольшой хор под аккомпанемент барабана и бубна весело ему подпевал. Рыбак поет о том, что в сети ему попался спекулянт. «Что я с ним сделаю? Сейчас придумаю!» Хор подпевает, в зрительном зале творится что-то невероятное. Наконец рыбаку попался в сеть колонизатор-угнетатель. И счастливый рыбак поет о том, что он с ним сейчас сделает. Снова в зале взрыв хохота, а хор под барабан и бубен бойко запевает припев…
Долгими аплодисментами публика наградила исполнителя этого особенно понравившегося ей номера. Мы испытали на этом концерте огромную радость и как художники и как искренние друзья этого талантливого народа, так смело использующего искусство в борьбе за свое человеческое достоинство.
Однажды мы зашли в парикмахерскую постричься и побриться; народу было немного. Нас усадили в высокие кресла, и я ознакомился с техникой работы цирюльника-индийца. Бритву он точит о свою ладонь так быстро и ловко, что я боялся, как бы он не отхватил себе пальцы. Обильно намыливая лицо, он брил очень ловко; потом предложил мне вымыть голову, я согласился. Он обвязал меня большим махровым полотенцем, и я хотел было наклонить голову над большим умывальником. Но мастер дал знак, что еще рано. Он начал поливать мои волосы каким-то маслом и долго его втирал. Он нажимал на голову с боков, с затылка, со лба, будто пробовал арбуз со всех сторон. Это было не очень приятно и болезненно. Я морщился и не мог остановить парикмахера, так как он еще не смыл масла с волос. Процедура длилась минут десять. После нее он начал мытье. Я почувствовал, что в голове словно появилась какая-то свежесть. Оказывается, такой массаж хорошо освежает голову, и утомленные умственным трудом люди приходят в парикмахерские, чтобы сделать себе такую гигиеническую процедуру.
Рано утром мы выехали на машинах в княжество Хайдарабад, чтобы ознакомиться с древнейшими памятниками индийского архитектурного искусства — пещерными храмами Эллоры и Аджанты. Нам предстояло проехать несколько сот километров.
Было бы непростительно не найти времени для осмотра таких величайших памятников старины.
Несколько машин двинулось по направлению к городу Назик. Раннее южное солнце ласкает пышную тропическую природу. Высокие, длинные кокосовые пальмы постепенно исчезают. Холмистая, усеянная лиственными деревьями и кустарниками местность вдали заполняется туманом. Откуда он? Сухо, сырости нет. Подъезжаем ближе. Оказывается, это большое облако дыма от сжигаемой крестьянами травы.
Вдали виднеется цепь причудливых гор с наслоениями различных оттенков. Верхний слой — светлый, средний — темный, самый нижний — совсем светлый. Гигантские столовые горы с плоскими, точно срезанными вершинами одна за другой уходят вдаль. Кажутся они какой-то диковинной цепью крепостей, на которых в течение веков дожди и ветры создали своеобразные башни.
Смотрю на спидометр автомобиля. Мчимся с огромней скоростью — восемьдесят километров в час. Дорога превосходная. Потом думаю: нет, это быстрее восьмидесяти километров. Оказывается, на спидометре счет ведется не на километры, а на мили. Следовательно, едем мы со скоростью в сто двадцать километров. При встречном транспорте невольно вздрагиваю, ибо никак не могу привыкнуть к левостороннему движению.
На шоссе встречаются группы крестьянок в национальных костюмах. На головах у них медные сосуды с водой, начищенные до блеска и ярко горящие в лучах солнца. Иной раз женщина ловко несет два кувшина, Доставленные один на другой, и издали они кажутся необычайным головным убором. А некоторые из крестьянок держат еще на бедре голенького ребенка, который сидит верхом, откинувшись на ладонь матери.
Подъезжаем к большой плотине. У воды множество небольших белых птиц, напоминающих аистов. При полете шея у птицы маленькая, она вбирает ее в себя, а когда опускается у берега в воду и стоит на
