своих тонких, длинных лапках, шея становится чуть ли не в четыре раза длиннее.
Проезжаем мимо кирпичных заводов, где женщины и мужчины примитивным, дедовским способом изготовляют кирпич. Встречаются арбы; их тянут священные быки с рогами, раскрашенными в зеленый и красный цвета; у некоторых на кончиках рогов красуются медные наконечники с шариками. И тут попадаются священные коровы. Бездомные животные бредут по шоссе, и шофер тормозит машину — как бы не задавить их. Рога у коров, быков, буйволов самых различных форм — то они идут вверх и как бы соединяются вместе, то опускаются вниз и с двух сторон кольцом огибают морду.
Подъезжаем ближе к горам. Машины замедляют ход, — тут очень извилистая дорога, можно опрокинуть крестьянскую арбу или столкнуться со встречным автомобилем. Подымаемся выше и выше, въезжаем на небольшую каменную площадку. На четырех небольших колоннах — крыша, а под ней, в центре — бог фаллос, выкрашенный яркокрасной краской. Сбоку, на площадке, три небольших медных колокола. Каждый проезжающий здесь должен отдать хвалу «богу» и ударить в колокола, чтобы обеспечить себе счастливый путь при перевале через горы.
С самой вершины перевала перед нами открылась красивейшая долина с большими естественными башнями — горами, теряющимися в фиолетовой дымке и как бы изображающими цепь стражей, охраняющих прославленные хайдарабадские храмы.
Приближаемся к древнему городу Назик. Здесь в XVIII веке выстроен храм в честь бога Рама. Останавливаемся у кафе, чтобы выпить кофе и отдохнуть.
Потом бродим по узким улочкам; направо и налево — магазины, лавчонки. Шум, толпы людей, священные коровы, люди, несущие на головах по нескольку штук огромных корзин. Грохот молотков о наковальни, стук молоточков мастеров, искусно делающих медные кувшины для воды.
Надо пройти узкую улицу, завернуть налево, и там мы увидим храм. Зеваки смотрят на нас, и если мы останавливаемся, разглядывая что-нибудь, тотчас нас окружает толпа любопытных.
У какой-то лавчонки рассматриваем картинки, изображающие богов. Выбираем одну, другую, третью; они очень и очень дешевы. Это литографии в красках. Вокруг образуется огромная толпа.
На дверях одной из лавок нарисованы челюсти, верхняя и нижняя. Ага, зубной врач, техник. Клиентов у него нет, и он дремлет себе рядом с зубоврачебным креслом, лежа на полу.
Прямо на улице — торговцы, продающие сандалии, туфли разных цветов и оттенков, шали, сари. Все это настолько цветасто, что рябит в глазах.
Вот и храм бога Рама. В свое время, притесняемый другими богами, он, по индийской мифологии, вместе со своей свитой передвигался по воздуху с востока Индии на Цейлон для того, чтобы расширить свои владения. В городе Назик бог остановился на ночлег, поставив вокруг себя свиту, чтобы она оберегала его от злых людей. И ему приснилась его любимая, очаровательная красавица жена. Рама был так растроган, что плакал, и слезы эти доставляли ему огромное наслаждение. И вот в городе Назик, у истока реки, которая якобы вытекла из глаз счастливого бога, был основан храм. В XIII веке здесь выстроены памятники богу Рама и другим богам. Все они выкрашены в яркокрасную краску.
На площади перед храмом — большие бассейны с мутной водой. У бассейнов, считающихся священными, огромное количество калек — черных, грязных старух со стрижеными головами. Все они протягивали руки, прося подаяния.
Подходим к какой-то каменной площадке. На ней сидят жрецы с вымазанными глиной телами, с разрисованными лбами и красными пятнами на них. На руках жрецов желтой краской нарисованы ожерелья, на шее веревками привязаны какие-то предметы, волосы собраны вверх и тесьмой завязаны в пучки. Полуобнаженные священнослужители поглядывают на нас, внимательно рассматривают, о чем-то беседуют между собой. Один жрец сидит у самого бассейна, молится и делает какие-то жесты-заклинания. Он окунает руки в воду, потом разбрызгивает вокруг себя капли воды. Рядом с ним стоит индианка и пристально глядит на жреца, вероятно молящегося по ее просьбе.
Женщины стирают белье, бьют им о края бассейна. Жара страшная. Голые дети веселятся, с разбегу прыгают в бассейн, кричат, смеются, соревнуясь, кто дальше прыгнет.
Выезжаем за пределы города и мчимся по хорошему бетонированному шоссе. Местами по его краям растут гигантские развесистые деревья — баобабы, образующие целые аллеи.
Проезжаем деревни. Землепашцы старым, средневековым способом обрабатывают клочки своей земли. Сейчас январь, а здесь произрастает хлеб, яркий, нежно-зеленый. Вокруг небольших участков полей сделаны заграждения для того, чтобы прожорливые священные коровы не смогли потравить посевы. Поля обсажены естественной колючей проволокой — большими кустарниками кактусов.
Получается очень красивая картина, когда на таком небольшом зеленом клочке поля вдруг появляется ярко-оранжевое пятно, — это крестьянка в своем сари, наклонясь, пропалывает пшеницу. Труженицы — эти индийские крестьянки! Сколько силы, напряженного труда вкладывают они в обработку своих клочков, земли, которые все равно не смогут прокормить их семей.
Проезжаем по шоссе, мимо маленьких божков. Возле некоторых из них сидят на корточках молящиеся.
На нашем пути древнейшая ирригационная система орошения. У колодца — небольшая покатая платформа, спускающаяся к земле. На платформе стоят два вола. В упряжку продета веревка, проходящая через блок. Веревка с привязанным к ней большим кожаным ведром опускается в колодец. Индиец ударяет волов, и они медленно идут вниз, вытягивая ведро с водой. Остановка. Человек неторопливо берет ведро, неторопливо выливает воду в желоб, который распределяет влагу по всем полям. Волы пятятся назад, ведро снова погружается в колодец, происходит та же «операция». Кажется, словно колесо истории закрутилось в обратную сторону, и мы попали в средневековье.
Вот «культура», уготованная империалистами для индийского народа!
Делаем привал у гигантских баобабов. Здесь тень, но все-таки жарко. Пронзительно кричат попугаи. Они летают стайками, разрезая воздух как ласточки. Птицы присаживаются на дерево, возле которого я стою, и перекликаются, кричат, словно переругиваются между собой. В Индии я видел этих птиц в таком количестве, что они для меня казались уже не попугаями, а моими родными, привычными русскими воробьями.
Мчимся дальше. Дорога хорошая. Проезжаем плантации сахарного тростника, издали напоминающие нашу кукурузу. Но когда подъедешь ближе, видишь, что тростник выше кукурузы раза в четыре. По рядам ходят полуголые индийцы, ухаживая за посевом.
Невольно обращаешь внимание на особую дружбу священных животных-коров с птицами. Не раз я замечал коров с сидящими у них на спинах двумя, а то и тремя воронами и какими-то другими птицами. Очевидно, в этой дружбе есть какой-то смысл, может быть вороны и другие птицы избавляют животных от насекомых.
Шлагбаум у железнодорожного переезда закрыт. Впереди нас стоят два грузовика с продовольствием. На мешках — десятки ворон. Не боясь никого, они долбят мешки. В стране, где для человека каждая горсть хлеба — на вес золота, птицам полное раздолье, никто не прогоняет их, не трогает. Это не перестает нас возмущать.
Шлагбаум, в виде длинной железной решетки, закрыт на замок. Долго ждем, пока пройдет поезд. Наконец он прошел. Медленно подходит будочник, не спеша всовывает ключ в замок. Воронье не разлетается, продолжая клевать пищу на ходу машины.
Подъезжаем к небольшому городку Манмадбет. Железнодорожная станция. Решаем здесь пообедать. Идем на вокзал. Толпы людей ожидают поезда. Индийцы, индианки лежат прямо на земле со своими котомками. Все люди различного цвета — темнокожие, коричневые.
Идем в буфет. Заказываем пищу, моем руки. Съедаем по чашечке похлебки. Подают мясо. Один из наших спутников обращает внимание — маленький червяк.
Зовем официанта:
— Почему даете мясо с червями? Надо это блюдо чем-нибудь заменить.
Официант старается доказать, что это не червь. На станции нет холодильника, от жары мясо сразу же начинает портиться, и хозяин, не успев его распродать, угощает пассажиров недоброкачественной
