называть просто Сережей?
— А тебя просто Люсей, можно? — спросил Бодров.
— Как это Люсей? — изумилась Лыхина. — Ну и зануда же ты… Ладно. Я ведь по делу тебя вызвала. Сам знаешь, мы второй квартал план по реализации не выполняем.
— Знаю, — подтвердил Бодров.
— Сейчас все с ума посходили на джинсовом. Мы можем увеличить пошив костюмов раза в три. Ярмарка в следующем месяце. Я творила с министерством, нам пойдут навстречу, сейчас джинсовка уже не дефицит Закупим дополнительно тысяч триста. А все, что не пользуется спросом, снимем с потока.
— Пусть службы дадут свои обоснования, проконсультируемся с торговлей, — ответил Бодров.
— Какие обоснования? — удивилась Лыхина. — что, газет не читаешь? Весь мир хочет ходить в джинсах. Так дадим меру эти проклятые джинсы, в которых летом жарко, а зимой холодно. В швейной промышленности надо перестраиваться на ходу. Мода живет по своим законам. Мода — как беременная баба: если ей хочется кислого, дай ей кислого, потому что сладкого ей захочется позже… А вообще я рада, что у меня молодой председатель фабкома. Молодость — эхо всегда напор, энергия!
Спокойный и медлительный Бодров улыбнулся.
— Правда, напору в тебе никогда не хватало, — добавила Лыхина. — Но ничего, начнут жать со всех сторон — закрутишься. Закрутишься вместе со всеми…
Бодров услышал в коридоре возбужденные женские голоса. Через мгновенье дверь распахнулась и в кабинет буквально ворвались две молодые женщины: мастер и бригадир.
— Я до ЦК дойду, — запальчиво заявила бригадир. — Но она у меня в бригаде работать не будет.
— Нет, будет! — выкрикнул мастер. — Легко жить хочешь!
— Я легкого житья не ищу, — взвилась бригадир. — Но этой авантюристки в моей бригаде не будет.
Бодров взял листок бумаги и начал отрывать от него мелкие лоскутки.
— Будет — не будет, будет — не будет, — бормотал он.
Удивленные женщины затихли.
— Будет, — сказал Бодров, но листок еще не кончился, он разорвал его пополам. — Не будет, не будет… Слушаю вас.
— Сергей Васильевич, — начала бригадир. — Мне ее навязали.
— Она прекрасная работница, — перебила ее мастер.
— Навязали, но она прекрасная работница, — подвел первый итог Бодров, — Что же дальше?
— Она портит нам все показатели, — быстро заговорила бригадир. — Вечно опаздывает, дважды прогуливала, а сейчас в милицию попала. Она мне всю бригаду разложит.
— А ты воспитывай ее, — вставила мастер.
— Она на пять лет старше меня. У нее уже ребенок. Ее школа не воспитала, родители не воспитали — почему я должна воспитывать? А потом, по научной организации труда в коллективе должны работать единомышленники. А она другого поля ягода. Мы на выставку всей бригадой, а она на танцы.
— А на танцы нельзя? — спросил Бодров.
— Причем здесь танцы! Мы не хотим с ней работать. — И бригадир зарыдала.
Бодров открыл ящик стола, там у него лежала стопочка чистых носовых платков. Достал один, подошел к женщине и вытер ей слезы. Потом подал стакан воды.
— Вы идите работать, — сказал Бодров. — Я потом подойду, обсудим проблему вместе с бригадой.
— Вот это правильно, — согласилась бригадир, — Вам все про нее скажут. — И, всхлипывая, ушла.
— Нет, — сказала мастер. Нечего обсуждать на бригада. Марина и так травмирована. Я в милицию звонила, она не виновата. Ее парню милиционер сделал замечание, а тот ответил, ну, милиционер и забрал его. Она, конечно, пошла с ним и защищала его. Да если бы моего мужа стали забирать, я бы глаза выцарапало всей милиции.
— Нет, — сказал Бодров. — Нашей милиции нужны глаза, поэтому выцарапывать их не надо.
— Да я так, — отмахнулась мастер. — Марина прекрасная работница. Если хотите знать, у нее талант. Если бы она училась, она бы классным модельером была. Характер у нее, конечно, не сахар. Так воспитывай!
— Ты права, — сказал Бодров.
— А я о чем? — обрадовалась мастер. — А то научная организация, в бригаде должны работать единомышленники!
— И она тоже права, — сказал Бодров. — Когда в бригаде никто не раздражает, производительность выше. Это давно замечено.
— Так кто же прав? спросила мастер.
— Вы обе правы,
— А что же будем делать?
— Не знаю, — признался Бодров. — Давай думать…
Взвинченная женщина дергала «молнию». «Молния» не закрывалась. Она схватила другую. Эта дошла до половины и тоже застряла.
— Брак! Сплошной брак.
Мастера молчали.
— Оформляйте как брак, — сказал Бодров.
— А что ставить? — спросила его начальник цеха.
Бодров молчал.
— Уйду, к черту, в ателье! — закричала работница. — Невозможно! Уйду! Уйду!
— Пожалуйста, не уходите, но, честное слово, я пока ничем вам не могу помочь. — Бодров грустно улыбнулся, и она затихла.
Марина Волобуева — молодая, стройная женщина — вошла в фабком, села, положив ногу на ногу:
— Так я пришла.
— Мария, — начал Бодров.
— Марина, — поправила та.
— Маруся, — сказал Бодров.
— Маша, — ответила Марина.
— Маня, — сказал Бодров.
— Ладно, — улыбнулась Марина. — Начинайте воспитательную работу.
— Понимаешь, время от времени в бригадах возникают конфликты.
— Не только в бригадах, но и в очередях тоже, — вставила Марина.
— Это уж конечно, — согласился Бодров. — Самые крикливые скандалы в очередях. Так вот, — продолжал он. — Девчонок выпирают из бригад, и они болтаются без настоящего дела. Все они, конечно, не без недостатков.
— Конечно, — улыбнулась Марина. — А у кого нет недостатков?
— И руководить ими, конечно, должен человек волевой, мастер своего дела.
— Это уж само собой, — улыбнулась Марина. — Лучше, чтобы мастер золотые руки, сейчас это модно.
— Так вот есть такое мнение: организовать бригаду из этих девчонок и бригадиром назначить тебя.
— Меня?! — изумилась Марина. — Так меня же саму из бригады выставили.
— Будем считать это недоразумением, — сказал Бодров. — По отзывам, ты прекрасный работник.
— Так я же прогуливаю, — растерянно сказала Марина.
— Так не будешь прогуливать, — сказал Бодров.
