— Ну, это панибратство, — рассмеялся Викторов. — С этим надо бороться беспощадно.
Викторов раскупорил коньяк, достал лимон, сыр.
— Удобно живешь, — заметил Бодров, осматриваясь.
— За то и боролись, — ответил Викторов.
— А как Вера? — спросил Бодров. — Сходиться снова не собираетесь?
— Она уже вышла замуж.
— Не жалеешь?
— Ты же знаешь, я никогда не завидовал чужим успехам. Лучше расскажи о себе. С чего начал на новом поприще?
— Я ведь только приступил, А фабрика в большой дыре… Заговариваемся…
— Как известно, все начинается с идеи. Начни шить что-нибудь такое, чтобы слух пошел по всей Руси великой. Чтобы о твоих изделиях узнали во Владивостоке, чтобы твои изделия спекулянтами перепродавались втридорога. Короче, создай фирменную одежду. Фирму, как говорят нынче некоторые, и чтоб такой ни у кого не было.
— Попробуем. Лыхина хочет увеличить в три раза пошив из джинсовки.
— Почти наверняка прогорите.
— Почему?
— А сам не знаешь? Наша джинсовая на сегодняшний день ни к черту не гадится. Есть два-три комбината, которые соответствуют, но вы эту ткань еще не скоро получите. По мировым стандартам джинсовая ткань должна быть не менее пятисот граммов на метр. У нас и трехсот не наберется. Слишком легкая. Не будут брать. Если только деревня.
— И деревня не особенно берет, — заметил Бодров.
— Туго тебе придется, туго, — вздохнул Викторов. — И, понимаешь, я почти не вижу выхода на ближайшее десятилетие.
— Выход всегда есть, — не согласился Бодров. — Его надо только не закрывать самому. А как у тебя- то?
— У меня все путем. Исследуем. Правда, эти исследования никому не нужны.
— Почему?
— Откуда я знаю? Три месяца сидели на фабрике «Первое мая». Руководство прочитало, поахало и положило в стол.
— А чего ахали? — заинтересовался Бодров. — «Первое мая» — почти как наша «Коммунарка». Условия сходные. Поделись.
— Картина, в общем-то, знакомая. Все наши опросы и анкетирования показали, что многие женщины на первое место ставят семью, что бы мы там ни говорили об удовлетворенности работой, возможностях карьеры, совершенствовании. И это надо учитывать в первую очередь.
У тебя есть эти исследования? — спросил Бодров.
— Есть.
— Дай посмотреть.
Викторов нашел стопку сброшюрованных листов, и Бодров углубился в их изучение.
— Ты все будешь читать? — спросил Викторов.
— Все. — Бодров завалился на диван. — Мне это очень интересно. У нас почти одинаковые условия.
— Ну, у меня тоже есть что почитать, — оказал Викторов и тоже лег на тахту и раскрыл другую папку.
Некоторое время они лежали молча, слышен был только шелест переворачиваемых страниц. Потом Викторов приподнялся и удивленно спросил:
— Что случилось?
— А что? — не понял Бодров.
— Есть квартира, выпивка, музыка, почему мы не звоним девчонкам и не проводим время в вихре танца, как в недавние прекрасные времена?
— Действительно, почему?… — спросил Бодров. — Впрочем, нет, никаких звонков! У меня электричка в одиннадцать, а мне все надо успеть прочесть. А потом подумай: одно дело, когда я мог представиться: Сергей Бодров, студент технологического института, будущий знаменитый художник-модельер. Другое дело, я скажу: Сергей Васильевич Бодров — председатель фабкома, и добавлю, как в прошлые времена: пойдем, крошка, спляшем. Ты представляешь, какие у них будут глаза?
— Думаю, что круглые, — рассмеялся Викторов.
На двери фабкома висело объявление: «Просьба не входить. Идет заседание фабкома».
Бодров заканчивал свое выступление:
— Я вам привел данные о реальном положении фабрики. Положение, как вы видите, не блестящее. На отчетно-выборном собрании было намечено стратегическое направление, в каком будет работать и работает наша профсоюзная организация, Но есть еще и тактика. На сегодня у нас самая сложная ситуация с кадрами. Коллектив у нас специфический — женский. А женщина остается женщиной, куда ее ни помести: в космос, под воду или на швейную фабрику. Я привел вам данные исследований по фабрике «Первое мая». Я не знаю, к счастью или к сожалению, но главным все-таки на сегодня для женщины остается дом, семья и дети. Так что мы можем сделать для наших женщин? Сделать сегодня, чтобы фабрика помогала оставаться им женщинами. Прощу вносить предложения.
— Сергей Васильевич, — тут же начала Лыхина. — У нас есть социальный план развития коллектива, и я вам советую с ним познакомиться.
— Я знаком с планом, — заверил ее Бодров. — Но одно не исключает другого. План — это перспектива на годы, а я прошу предложения, которые можно реализовать в ближайшее время.
— Все женщины причесываются. Хорошая прическа — это хорошее настроение, — начала одна из членов фабкома. — И почему бы нам на фабрике…
— Понятно, — сказал Бодров. — Парикмахерская. Пожалуйста, только предложения.
— В городе в салон не попадешь.
— Записываю, — сказал Бодров. — Косметический кабинет.
— Заказы чтобы приносили. И мясо, и кондитерские…
— Записано.
— А почему у нас только гинеколог и терапевт в санчасти?
— Прошу конкретно, — напомнил Бодров.
— Процедурные кабинеты.
— Ингаляторий.
— Зубной.
— Сапожника хоть одного.
— А я предлагаю установить контакт с мужским предприятием, — предложила средних лет женщина. Хотя бы с литейным. У них одни мужики, у нас одни бабы, у нас их больше двух тысяч, незамужних и матерей-одиночек.
— Записываю, — сказал Бодров.
— В министерство обороны обратиться, чтобы полк хоть один в наш город перевели. Лучше, чтобы летчиков.
— А почему летчиков? Лучше тогда моряков.
— Каких же моряков? У нас же моря нет.
— Замечание верное, — сказал, подумав, Бодров. — Моря у нас нет…
Бодров разговаривал с директором завода литейных машин, моложавым плотным мужчиной.
— А как вы себе представляете эти контакты? — спрашивал директор.
— У вас есть свой дом отдыха, у нас свой. Пока обменяемся путевками. Половина ваших поедет к нам, а половина наших к вам.
— Это можно, — согласился директор и тут же усомнился! — Предположим, контакты установятся. Но
