потерялись на целые десятилетия.
После разгрома Германии во второй мировой войне профессор Оксфордского университета 3. Земан специально изучал трофейные немецкие архивные фонды, тщетно надеясь найти — и, конечно, не обнаружив — какие?либо свидетельства «связи» большевиков с кайзеровским правительством[97].
Понятно, что к этому времени «документы Сиссона», хотя их время от времени и цитировали в антисоветской пропагандистской литературе, способны были лишь компрометировать тех, кто ими пользовался. Но все эти документы опять чудесным образом нашлись через тридцать два года, в самый разгар «холодной войны». Их обнаружили в декабре 1952 года, когда президент Трумэн готовился уступить место в Белом доме своему преемнику Эйзенхауэру. Правда, охотников воспользоваться очень уж залежалым клеветническим товаром так и не нашлось. А в 1956 году известный буржуазный историк Д. Кеннан опубликовал статью, в которой без труда показал, что «документы Сиссона» кишат несуразностями, содержат массу заведомо фальшивых подписей, неправильных дат и прочих доказательств грубого подлога. В другой своей работе Кеннан писал, что «эти документы являются, бесспорно, подделкой от начала до конца»[98].
Таков конец всех фальшивок, но сколько лет до этого они служили орудием отравленной пропаганды, и как часто на смену одним «устаревшим» подлогам приходят новые, столь же клеветнические вымыслы — неотъемлемая часть империалистической стратегии лжи.
В годы иностранной вооруженной интервенции и гражданской войны буржуазная пресса много писала о том, что вмешательство во внутренние дела России — акт филантропии. Одна из наиболее влиятельных буржуазных американских газет, «Нью — Йорк Таймс», писала 1 декабря 1918 года об интервенции: «Это благотворительная миссия спасения бесчисленных жизней мужчин и женщин. Она взывает к чувству гуманности всех друзей верного русского народа»[99] .
А в эти же самые дни и недели правительство США составило совместно с Англией подробные планы расчленения России и насаждения правительств, зависимых от империалистических государств. В 1918 году президент Вильсон опубликовал свои известные «Четырнадцать пунктов» мира. Задуманные как реклама мнимого миролюбия США, «Четырнадцать пунктов» вместе с тем в замаскированном виде содержали экспансионистскую программу американского империализма. В официальном комментарии к «Четырнадцати пунктам», составленном в октябре 1918 года по поручению Вильсона полковником Хаузом, уже более открыто, хотя тоже под флером лицемерных фраз о демократии и самоопределении, выдвигались планы расчленения Советской России и превращения ее в колонию империалистических держав. В «Великороссии и Сибири», после того как от них будут отделены все другие области бывшей России, предписывалось создать «достаточно представительное» (читай: белогвардейское) правительство. В качестве практической политики в комментариях Хауза рекомендовалось признание временных белых правительств и оказание им помощи, рассматривать вопрос о Кавказе «как часть проблемы Турецкой империи» (потерпевшей поражение и оккупированной войсками Антанты), Среднюю Азию предлагалось передать одной из держав Антанты «для управления на основе протектората»![100]. Интервенты чинили на временно оккупированной территории кровавую расправу над советскими людьми.
Составной частью антисоветской пропаганды было рекламирование всех белогвардейских сил: от крайних монархистов до меньшевиков, эсеров, буржуазных националистов всех толков. Не прекращался поток известий о близком, неминуемом крахе Советской власти, о взятии белыми Москвы и Петрограда (в «Нью — Йорк Таймс» сообщения об этом за годы гражданской войны появлялись свыше 90 раз). Очень характерной была терминология антисоветской пропаганды: белогвардейцы неизменно именовались «русскими», сражавшимися против красных «банд», «полчищ» и т. п. И еще одна тема постоянно присутствовала в реакционной пропаганде этих лет: рупоры вооруженной интервенции годами кричали о большевистской угрозе «миру и цивилизации»[101].
Эта кампания в самой реакционной печати дополнялась нападками на буржуазных деятелей типа Ллойда Джорджа, которые предпочитали политику лавирования, отдельных уступок массам, чтобы сбить революционную волну. Нортклифф, сторонник жесткой линии, недовольно уверял, будто Ллойд Джордж «идет прямым путем к тому, чтобы создать большевизм в Англии»[102] .
В психологической войне против Советской России Антанта потерпела полное поражение. Ей не удалось ни обмануть наш народ, ни помешать подъему могучего движения рабочей солидарности, проходившего под лозунгом «Руки прочь от Советской России!».
Все ухищрения антантовской пропаганды не помешали воздействию большевистской правды даже на сами войска интервентов. «Эта победа, которую мы одержали, вынудив убрать английские и французские войска, — говорил В. И. Ленин, — была самой главной победой, которую мы одержали над Антантой. Мы у нее отняли ее солдат. Мы на ее бесконечное военное и техническое превосходство ответили тем, что отняли это превосходство солидарностью трудящихся против империалистических правительств»[103].
Одна из наиболее характерных черт психологической войны против социалистических революций вполне выявилась уже во время и в первые годы после победы Октября. Это поддержка партий, стоящих «непосредственно» правее Коммунистической, чтобы добиться перехода власти в их руки, который открыл бы дорогу торжеству открытой контрреволюции. Именно так действовала Антанта, развертывая пропагандистскую кампанию против Венгерской советской республики в 1919 году. Эта тактика тесно координировалась с соответствующими политическими маневрами, которые привели к переходу власти к якобы «левым» профсоюзным лидерам, что оказалось лишь краткой прелюдией к установлению на целые четверть века монархо — фашистской диктатуры Хорти.
Непреодолимый порыв сочувствия молодой республике трудящихся, энтузиазма рабочих масс в связи с победами Красной Армии над войсками Пилсудского, могучая сила рабочей солидарности, особенно ярко проявившая себя летом 1920 года и сорвавшая новые интервенционистские планы Лондона и Парижа, — все это побудило реакционную печать еще более усилить и вместе с тем усовершенствовать свою кампанию антисоветской лжи и клеветы.
Движение солидарности с Россией объявлялось следствием «обмана», «непонимания», даже подкупа! Вот один номер главной газеты треста Нортклиффа «Дейли мейл», вышедший осенью 1920 года. Первая полоса «Большевики посылают золото и бриллианты за границу, чтобы путем подкупа побудить иностранные газеты поддерживать их систему, разжигать революцию в цивилизованных странах». Задача передовой статьи того же номера — используя отрицательное отношение правых лидеров профсоюзов и многих либеральных интеллигентов к Советской России или по крайней мере их неверие в ее будущее (при замалчивании других дружественных нашей стране голосов), внушить читателю мысль, будто большевизм быстро идет к собственной гибели. «Почти без исключения все английские рабочие лидеры и представители прогрессивного крыла, — указывалось в передовой, — которые недавно посетили Россию, вернувшись, утверждают, что большевистский режим обречен. Бертран Рассел, пламенный выразитель передовой мысли, идет еще далее, заявляя, что этот режим уже находится при смерти»[104].
А в тот же день в передовой статье другой консервативной газеты, «Морнинг пост», можно было прочесть, что было бы глупостью вести торговлю с Россией. «Потребовалось много веков, — писал этот орган «твердолобых», — чтобы люди поняли — не может быть ни торговли, ни цивилизации, если строго не соблюдаются некоторые моральные соглашения. Изымите их, и мы вернемся к методам пещерных людей». Само собой разумеется, под витиеватым понятием «моральные соглашения» подразумевались соглашения не покушаться на частную собственность [105].
Можно просмотреть всю «большую печать» Лондона за то же число, обнаружив только постоянные вариации на уже знакомую нам тему. А еще через два дня «Дейли мейл» обнаружила еще один «довод» в пользу отказа от всяких переговоров с большевиками — раскол оппортунистами рабочего движения. Другим аргументом были сохранявшиеся надежды белогвардейщины — Врангель еще удерживал Крым. «Нельзя быть слишком осторожным, — писал в передовой рупор Нортклиффа, маскирующийся под газету для народа, — и необходимо избегать всего того, что может быть воспринято как признание большевистского
