в фашистских газетах появились статьи об этом новом оружии, которое все изменит к лучшему, хотя, мол, пока нельзя дать ответ ни на вопрос о его характере, ни о сроках, когда оно будет введено в действие.
В радиоречи, произнесенной в конце февраля, Геббельс неожиданно предложил немцам учиться на примере… Советского Союза, который, мол, осенью 1941 года, когда создалась угроза окружения Москвы, успешно преодолел возникший военный кризис, а тогда тоже все, за исключением самих русских, «считали их положение безнадежным».
Пожалуй, в наиболее концентрированном виде «стратегию утешения» выразила статья Геббельса, опубликованная в «Дас райх» несколько ранее — 4 февраля 1945 года. В ней он сравнивал Германию со спортсменом, участвующим в марафонском беге: он пробежал уже почти все расстояние, устал, но лишь немногие метры отделяют его от победы и лавров… Рекомендуя немцам смотреть на события в «должной перспективе», Геббельс как раз в эти самые дни, например 7 февраля 1945 года, в личных разговорах признавал, что все надежды на благоприятный или терпимый исход войны уже потеряны. А тем временем «стратегия утешения» продолжалась. 11 марта 1945 года Геббельс обещал в очередной статье милость всевышнего: «В решающий момент эта власть Провидения, которая остается необъяснимой для человека, осуществляет своевременное вмешательство». В других статьях Геббельс лирически ворковал о счастливом будущем и примирении европейских народов после окончания войны при сохранении, конечно, нацистского господства в Германии. Фашистская печать то и дело вспоминала прусского короля Фридриха II, который в Семилетнюю войну (1756–1763 гг.) тоже оказался на краю пропасти, но удержался и был спасен неожиданной кончиной русской императрицы Елизаветы. Таким «чудом» в бункере под имперской канцелярией, где разместились Гитлер и Геббельс, посчитали смерть президента Рузвельта. Кажется, в это время нацистские главари в страхе перед неумолимо приближающимся концом сами стали рабами собственной пропаганды. «Война приближается к концу», — заявил по радио Геббельс, уверяя, что судьба, мол, недаром спасла Гитлера от рук заговорщиков и покарала Рузвельта за «извращенную коалицию между плутократией и большевизмом».
«Стратегия утешения» сопровождалась новым усилением кампании страха, утверждением, что поражение равнозначно гибели десятков миллионов немецких женщин, стариков и детей, которых отошлют «рабами в Сибирь». Поэтому, писал Геббельс в «Ангрифф» 1 марта 1945 года, «лучше умереть, чем капитулировать». Министр пропаганды приказал, нагнетая ужас среди немецкого населения, описывать как действительно происшедшие события то, что якобы «могло произойти».
Не стоит преуменьшать значение этого последнего этапа психологической войны нацистов против немецкого народа. Она — а не только террор гестапо и эсэсовцев — удерживала на военных заводах миллионы немцев и тех, кто верил фашистской демагогии, и тех, кто доверял ей хотя бы частично и не находил поэтому в себе сил и мужества, чтобы отказаться от участия в преступной попытке продлить любой ценой дни нацистского рейха. Эта пропагандистская кампания продолжалась действительно и в самые последние дни германского фашизма. Еще 16 апреля 1945 года Гитлер обещал, что под Берлином русские «потерпят самое кровавое поражение». 19 апреля, выступая по берлинскому радио, Геббельс клялся, что Германия жертвует всем для «спасения западного мира от большевистской угрозы» и, обращаясь к реакционным кругам США и Англии, заклинал их, пока не поздно, выступить против «общего врага». На следующий день, 20 апреля, советская артиллерия начала обстрел фашистских позиций в самом Берлине — конец быстро приближался…
Утром 21 апреля состоялась последняя пресс — конференция, созванная министерством пропаганды. Она проходила в кинозале дома Геббельса на улице Германа Геринга. В душном и темном помещении, где стекла давно уже были заменены деревянными щитами, несколько свечей бросали тусклый колеблющийся свет. Геббельс появился, как обычно, фатовски одетым и стал, не садясь, говорить громким голосом, как будто он выступал на одном из нацистских сборищ в Нюрнберге или Берлинском Дворце спорта.
Темой была опять измена клики старых офицеров. Присутствовавшие несколько десятков чиновников министерства пропаганды молча слушали истерические выкрики тщедушного человечка, все еще пытавшегося угрожать, обманывать, удерживать в духовном рабстве немецкий народ. Уже почти не осталось средств информации, была нарушена связь, не было возможности передать из окруженного Берлина директивы немногим еще печатавшимся газетам и продолжавшие функционировать радиостанциям. Геббельсовская «империя лжи» уже рухнула, а кровавый уродливый фигляр все еще продолжал, как в припадке опьянения, говорить и говорить… 23 апреля выходит последний номер лейб — органа Геббельса — газета «Ангрифф», сообщивший, что со всех сторон части вермахта приближаются к окруженному Берлину, что близка победа. Через неделю после этого, опасаясь расплаты, Геббельс последовал примеру Гитлера, который раздавил во рту ампулу с крысиным ядом, выражая лишь сожаление, что ему не удалось утянуть за собой в могилу весь немецкий народ.
…А кто подсчитает, во сколько миллионов жизней обошлась человечеству нацистская психологическая война, обильно сдобренная призывами к уничтожению коммунизма во имя «свободы», «цивилизации» и «объединения Европы»?
АДВОКАТЫ ДЬЯВОЛА У МИКРОФОНА
Не успела закончиться вторая мировая война, как развернулась «холодная война» западных держав против Советского Союза. Она включала и «атомный шантаж», опиравшийся на временную американскую монополию в обладании ядерным оружием и на столь же интенсивное использование экономической мощи США, которые находились за много тысяч километров от театров военных действий и промышленность которых получила огромный стимул от гигантских заказов на вооружение. На этой основе возникли мечты об «американском веке» — об установлении мирового главенства США, не только открыто проповедовавшиеся в печати, но и получившие отражение в официальных правительственных декларациях. В послании президента Трумэна конгрессу, датированном 19 декабря 1945 года, говорилось, что на США возложено «бремя постоянной ответственности за руководство миром». Трумэн являлся представителем демократической партии, его конкуренты — республиканцы выражались еще более недвусмысленно. В 1950 году вышла в свет книга видного деятеля республиканской партии, впоследствии государственного секретаря США Джона Фостера Даллеса «Мир или война». В ней автор уверял, что США призваны «выполнить всемирную миссию», «руководить миром», что «события сами требуют от нас руководства».
С помощью «плана Маршалла» США пытались экономически подчинить Западную Европу и укрепить там пошатнувшиеся устои капитализма. Вашингтон взял курс на восстановление германского милитаризма. США стали главным оплотом распадавшейся колониальной системы. Многие сотни американских военных баз были рассеяны по всему миру как опорные пункты экспансии и агрессии.
Адвокаты империалистической реакции развернули пропагандистскую войну против социализма, вскоре оставившую далеко позади усилия министерства Геббельса. Американская пропаганда уже в годы второй мировой войны исподволь вела подготовку к открытой идеологической войне против Советского Союза.
С этой целью была поднята на щит теория тоталитаризма. Понятие «тоталитаризм» было взято на вооружение нацистами, но потом перехвачено у них пропагандистской машиной Англии и США.
Этот термин стали употреблять в смысле полного подчинения индивидуума правящим кругам, под которым подразумевалось наделение центральной власти полномочиями принуждать любого человека к тем или иным действиям во имя государственных интересов. Нацисты использовали понятие тоталитаризма для критики буржуазной демократии справа, для обоснования неограниченной власти Гитлера, его «права» не считаться с правами граждан, «тотального» вовлечения всего населения в гитлеровскую военную машину. Англо — американская пропаганда военного времени ухватилась за термин «тоталитаризм», поскольку он создавал для нее возможность уклоняться от анализа классовой сущности фашизма как одной из разновидностей диктатуры монополистического капитала. А также потому — и это становилось главным, — что этот термин создавал удобный предлог для объединения критиков буржуазной
