спрашивать? Он и так понял, что творилось в душе у девушки…
— Вот так и уехала Окчу. Беда, да и только, — тяжело вздохнул Ди Рёнсок.
Дин Юсон молчал, только курил одну сигарету за другой.
Из письма, оставленного Сор Окчу профессору Хо Гериму, было трудно догадаться, что руководило девушкой, когда она писала свое письмо. Теперь он все понял. Так вот в чем причина! Что же делать дальше? Как ему поступить?
— Можно только представить, какое насилие совершила над собой Окчу, если она, глубоко почитая вашу мать, навсегда решила расстаться с вами. Ее поступок может показаться жестоким, но ему можно найти оправдание. Поэтому не судите ее слишком строго.
— Что вы, товарищ Рёнсок!.. Да разве…
А Ди Рёнсок, словно не слыша его, продолжал:
— Что ж теперь поделаешь? Но вы не беспокойтесь об Окчу, она не пропадет, а вы живите счастливо со своей матушкой.
Дин Юсон сидел неподвижно, устремив взгляд в одну точку. Да, его поведению нет оправдания. Ведь знал же он, в каком состоянии находится Сор Окчу, а не стремился разыскать ее. Колебался даже, прежде чем писать ей. И в Хаджин медлил с приездом: мол, закончу опыты, тогда и приеду. Почему он такой нерешительный?
— Если говорить откровенно, — наконец заговорил Дин Юсон, — я ей обязан больше, чем она мне. Думаю, что всегда она будет нужнее мне, чем я ей. Поэтому я не уеду отсюда с матерью. Я не оставлю Окчу одну. Уверен, что и мама так считает.
— Что ж поделаешь, коль она так решила. Я ее понимаю; нет, это не безрассудство, — сказал Ди Рёнсок и встал.
Мать и сын оставляли его ужинать, но бригадир поблагодарил их и от ужина отказался.
Проводив гостя, Дин Юсон вернулся к себе и долго стоял неподвижно посреди комнаты, как бы раздумывая, что ему делать. Мысли путались. Его взгляд упал на книжную полку, там стояли учебники для студентов четвертого курса заочного факультета медицинского института. Он с нежностью подумал о Сор Окчу: вот ведь хватает сил еще учиться. На маленьком столике лежали раскрытые книги и тетрадки. Казалось, что их хозяйка только что занималась здесь и лишь ненадолго вышла куда-то. На столе рядом с настольной лампой Дин Юсон увидел две маленькие фарфоровые фигурки мальчика и девочки. Они улыбались друг другу с таким забавным выражением лица, что, глядя на них, нельзя было сдержать улыбку.
Эти маленькие человечки своим забавным видом, наверное, подбадривали Сор Окчу, скрашивали ее одиночество. Милая Окчу, ты стала мне еще дороже. Чувство любви к девушке вспыхнуло в Дин Юсоне с новой силой, и теперь только от него самого зависело, чтобы это чувство не угасло. Нет, оно никогда не угаснет, и он добьется своего — вылечит свою любимую.
Вошла мать и поставила перед сыном столик с ужином.
Как когда-то, они сели за столик друг против друга.
— Ну, давай ужинать, сынок, — сказала мать, протягивая сыну палочки для еды.
— Сколько лет, мама, мы не сидели вот так за одним столом?
— Ох, давно, сынок.
— Мама, а когда вы приехали в Хаджин?
— Скоро неделя будет. Я ведь как думала? Вот приедешь ты, мы возьмем Сор Окчу и все вместе поедем к тебе. Но видишь, как вышло? Ох… — Старушка пододвинула к сыну мисочку с кимчхи из молодой редьки.
— Это вы специально для меня приготовили? — спросил Дин Юсон, нежно глядя на мать.
Страдальческое выражение исказило лицо старушки.
— Что с вами, мама?
— Это еще Окчу приготовила перед отъездом. Она говорила, что ты очень любишь кимчхи из молодой редьки…
Это было дня два назад. Сор Окчу принесла несколько пучков молодой редьки. Через несколько минут она была уже на кухне и приготовила кимчхи, положив его в глиняный кувшин. Разве трудно было догадаться, для кого девушка перед отъездом готовила кимчхи?
Дин Юсон вспомнил, как в военно-полевом госпитале, когда в столовой подавали кимчхи, Сор Окчу, видя, с каким аппетитом Дин Юсон его уплетает, всякий раз незаметно пододвигала ему и свою порцию.
Милая, она не забыла о нем, она всегда о нем думала, хотя и решила навсегда с ним расстаться. И даже уезжая, приготовила его любимое блюдо.
Внимание Дин Юсона привлекли фотографии, стоявшие в стеклянной рамке на письменном столе. Рядом с его детской фотографией в рамку был вставлен снимок, сделанный в доме профессора Хо Герима в день освобождения Сеула, где он был снят вместе со своими боевыми друзьями. Поев, Дин Юсон подошел к письменному столу. Мать вышла на кухню мыть посуду. Когда она вернулась, он спросил:
— Мама, а как эти фотографии оказались здесь?
— Вон ту маленькую я привезла с собой, а эта, где ты с друзьями, была у Окчу.
— Ах, вот как… — задумчиво протянул Дин Юсон, продолжая рассматривать фотографии.
Оба долго молчали.
— Видишь, как получилось, сынок, — нарушила молчание старушка. — Окчу ушла, но ведь мы могли бы жить все вместе?
— Не отчаивайтесь, мама. Вот увидите, Окчу обязательно вернется, — твердо сказал Дин Юсон, хотя он сам еще не был в этом уверен. Просто он страстно этого хотел.
— Дай-то бог! Тебе, конечно, виднее. Но почему не могут вылечить Окчу? У вас такая прекрасная больница, взял бы ты ее к себе!
— Со временем вылечат. А вы видели нашу клинику?
— Видела, доктор Мун Донъир показывал. Раньше я даже не думала, что на свете бывают такие больницы. Куда ни войдешь — везде стоят какие-то аппараты, кругом чистота, у больных белые простыни. И как врачи стараются, ухаживают за больными. Как же могут тут не вылечить болезни! И подумать только: никто ничего не платит за лечение. Поневоле вспомнила мужа. Какой у него был крохотный кабинет! А все ж лечил односельчан — и многих вылечивал. А вот сам занемог, и пришлось отдать богу душу — никто не помог. И подумать страшно, сколько еще страдает бедных людей в Южной Корее! Но почему у нас в такой чудесной больнице наши врачи не могут вылечить Окчу?
Слова матери причиняли Дин Юсону чуть ли не физическую боль. Он не знал, что ответить. Наконец тихо произнес:
— Потому, мама, что врачи, в том числе и я, еще многого не умеют. Но в настоящее время делается все, чтобы излечить таких больных.
— Скорее бы наступил такой день!
— Этот день обязательно придет.
Дин Юсон вышел на улицу и направился к морю. Через некоторое время он оказался на стрелке, залитой ярким лунным светом. Отсюда начинался пляж. Дин Юсон медленно пошел по песчаному берегу, прислушиваясь к тихому плеску мерно набегавших волн.
У высокой, одиноко стоявшей на берегу сосны он остановился. Струящийся сквозь хвою серебристый свет луны будоражил душу.
Мысли Дин Юсона снова вернулись к тому, что рассказывала о Сор Окчу мать. И чем больше он думал о девушке, тем больше утверждался в мысли о ее благородстве. Как же ему сейчас не хватает ее! Как хотелось излить ей свою душу. Теперь ему было ясно: нужно как можно скорее увидеть Сор Окчу и объясниться — их жизнь совершенно немыслима друг без друга. Он должен принести ей радость и вселить в нее надежду.
Дин Юсон был так поглощен своими мыслями, что не заметил, как к нему подошли мать и Ди Рёнсок. Старушка, видимо, беспокоилась, куда это отправился сын, и захватила с собой бригадира.
— Юсон, сынок!
Дин Юсон от неожиданности вздрогнул и обернулся.
