Хобо

дедукции. «Знаю, что сейчас вертится в твоих плюшевых мозгах. «Эта работа не для меня. Я заслуживаю большего и лучшего». А? Может быть, тебе хочется дежурить перед сортиром, набив рот пакетиками с герой. Показывать язык каждому засранцу и каждой писюхе в «Ямбо Даке»? Ты думаешь, это меньшее извращение, чем заниматься сводничеством с беспомощными несовершеннолетними? Неужели ты думаешь, что они более беспомощны, чем ты?». Когда он произносил этот последний вопрос, его губы расплылись в той самой змеиной, вероятно, врожденной, ухмылке.

«Все в порядке, Пеня», я отправил в зеркало заднего вида кислую улыбку. «Просто я не знал, что школа для умственно отсталых это питомник, в котором содержат партнерш по ебле, на которых есть спрос».

«Они не отсталые. По крайней мере, не настолько. Они скорее беспризорные. Понимаешь? Поэтому они безопасный товар. Из-за них никто не станет поднимать шум. Те, кто их сделал, теперь от них же и отвернулись. Получается, что заботимся о них только мы».

«Ага», я кивнул головой, просветленный и облагороженный. Выбросил в окно шарик из содержимого своего носа. Пеня презрительно хмыкнул и вылез из машины. Я звонка не слышал. И теперь наблюдал, как он спокойно заходит в школьный двор. Уверенными шагами защитника. Я включил радио, прошелся по станциям, спрашивая себя, что дальше. Добрался до конца диапазона. Слова, шум, музыка — из того, что я слышал, ничто не останавливало на себе внимание. Я вернулся к зеркалу заднего вида, улица выглядит не такой поганой, когда смотришь на ее отражение в кусочке зеркала. Спокойный отрезок асфальтированной дороги не стал менее пустынным, когда появился Пеня, впереди шла его подопечная. Я поднял глаза, не смог удержаться. В этом было какое-то нездоровое, безвкусное любопытство. Увидел я не бог весть что такое. Длинноногая, тощая зверюшка, ссутулившаяся, выросшая как куст дикой акации, неизвестно зачем, в простом, коротком ситцевом платье, которое было как будто взято на время у матери. Чьей угодно матери. Как мятый, но неисписанный лист бумаги, стянутый пластиковым пояском с крупной пряжкой, похожей на проткнутое иглой солнце. Под всем этим угадывались признаки тела, гибкие руки и ноги и еще несформировавшиеся кости. Голова на тонкой шее, длинные волосы соломенного цвета небрежно причесаны, подстрижены портновскими ножницами.

Пеня торопливо затолкал ее на заднее сидение и захлопнул дверь с такой силой, что я подумал — вот-вот заорет сигнализация. Вместо сигнализации заорал Пеня: «Так ты что, правда, не знаешь, где твоя подружка?». Взбеленившийся кусок мяса сжимал руль и сопел. «Не знаю», сказала девочка. Ее голос был лживо умоляющим. Голос, который ни от кого ничего не ждет. Этот голос заставил меня оглянуться и посмотреть на нее еще раз. Равнодушное лицо, равнодушные никуда не смотрящие глаза, равнодушные синяки на коже. Следы губной помады на обкусанных, сжатых губах. Зубы белые, неправильные, может быть, от того, что ей часто приходилось скрежетать ими. Ноздри судорожно раздуваются, словно ей постоянно не хватает воздуха. Тонкие, прозрачные уши с подрагивающими мочками. Это было единственное, что у нее дрожало. Пальцы она стиснула в кулаки и придерживала ими тесно сжатые колени, в царапинах, по-мальчишечьи костлявые. Должно быть, она много бегала и еще больше падала. Натыкалась на окружающие вещи, оледеневшая, но живая, стыдливо маскируя чужую мерзость. Не было сомнений в том, что она нормальная, достаточно нормальная, чтобы быть ребенком, не страдающим бесстыдством. Я развалился на своем сидении. Я был зол из-за охватившей меня тоски, чувствовал, как у меня горят щеки и мне хотелось надавать самому себе по физиономии.

«А она была в школе?», Пеня проявлял упорство педантичного педагога. «Была». «И где она сейчас?». «Ушла». «Куда ушла?». «В город». «А куда именно в город?». «На главную улицу. Она любит туда ходить». «А, может быть, она дома?». «Она не сказала мне, что идет домой». «А что она тебе сказала?». «Ничего».

Наконец, он тронулся. Исчерпал все вопросы. «Ладно, сойдет и эта», пробормотал он и прибавил газа. Я отдался движению, прикидывая, какого хрена он потащил меня с собой, если это была отработанная, безопасная схема. Видимо, он и хотел, чтобы я спросил себя «зачем» и чтобы сделал вывод, что в нашем деле ничего случайного не бывает.

Мы остановились на Горна Трошарине, перед одним из новых кирпичных зданий с полукруглыми лоджиями. Офицерские квартиры, которые владельцы сдавали богатым беженцам и греческим студентам. Мы отвели девочку в одну из таких квартир. Она парила между нами, ничем не показывая, что то, что должно произойти, имеет к ней какое-то отношение. Сломанный, но еще не завядший цветок, девчонка на невысоких, скривившихся каблучках.

Я прислонился к стене и ждал, когда откроется дверь. Щелкнули, один за другим, два замка. Кто-то находящийся внутри был уверен, что бесценен, и еще более бесценна его интимная жизнь. Из-за наполовину открывшейся двери донесся запыхавшийся голос: «Опаздываешь».

«Не пизди», Пеня оскалился и засунул большие пальцы рук за брючный ремень с накладными пластинками из фальшивого серебра. Он дал клиенту время собраться и привести себя в порядок.

«Ну, не надо так, Пеня», теперь голос звучал примирительно. Знал, с кем имеет дело.

«Если хочешь, я могу и по-другому». Вены на шее Пени вздулись. Серьезный знак. Настолько серьезный, что это вынудило типа перешагнуть через порог и снисходительно похлопать Пеню по плечу. Я узнал эту скользкую любезность, которой конца-края нет. Узнал и самозваного хозяина нишвилской эстрады, того, который повсюду хвастается, насколько умные и развитые у него дети. Да, это он, Пижон Гиле, в красном шелковом халате с вышитыми драконами и похожими на солнце цветами.

«Я не давал тебе разрешения дотрагиваться до меня». Капо ди тутти капо провел в воздухе линию, за которую не должна была попасть даже пылинка. Настроение у меня улучшилось, и спектакль начал доставлять мне удовольствие. Пижон Гиле подобрался и быстро перевел взгляд. «А где остальные?», прогундел он, пуская слюни и похотливо поглядывая на девочку.

«Где надо», отбрил Пеня. «Ты не единственный педофил в этом городе». Люблю, когда вещи называют своими именами и когда из-за этого кому-то приходится проглотить кусок говна.

«Пеня, я заплатил за двух». В качестве владельца радио и фирмы звукозаписи Пижон Гиле решил, что главная фишка это дипломатично поторговаться.

Пеню фишки не волновали, его волновал только главный. «Эта и одна твоих денег стоит», резко ответил он, «хорошо, если ты сумеешь с ней управиться».

Девочка опустила голову еще ниже, держась за края своего заскорузлого ситцевого платья, которое давно не выпускали проветриться. От ее окаменевшего тела запахло потом, и я подумал, что она выглядит такой недокормленной, что не должна бы потеть.

«Но договор это договор». Пижон Гиле отказался от дипломатии, но не отказывался от попыток поторговаться.

«А пизда это пизда». Пеня продолжал давить на Пижона Гиле, и мне казалось, что от этого напряжения могли бы полопаться все флуоресцентные кондомы, которыми были набиты карманы его экзотического халата.

«Может, я заменю ту, вторую?», отклеился я от стены.

«Зокс», изумился он, увидев меня. «А ты что здесь делаешь?»

«Я же сказал тебе, выступаю в роли несовершеннолетней». Отекшее лицо побледнело, как будто его целиком заплевали. Да, он явно нуждался в терапии, а не в оргии.

«Я слышал про твоего брата», пробормотал он. «Как жалко».

«Мне тоже», сказал я.

Я заметил, что девочка вздрогнула и растерянно посмотрела на меня. Естественно, я был ей знаком меньше, чем Пеня. Он, словно защищая, приобнял ее и рявкнул: «Мы сюда приехали не за твоими соболезнованиями». Он не мог допустить, чтобы мелочные душонки испортили девочке праздник. В ее возрасте такое пренебрежение может вызвать длительную душевную травму. Пижон Гиле торчал в коридоре как старая рассохшаяся вешалка. Продюсеру развлечений, как он сам себя называл, больше было не до того, чтобы торговаться и уж, тем более, не до того, чтобы по-приятельски болтать с нами. Он представлял себе эту эротическую прелюдию по-другому. Схватив девочку за руку, он молча втащил ее в свое «укромное гнездышко». И аккуратно закрыл за собой дверь. Приятная тишина продлилась несколько секунд. «Не забудь запереться на ключ», бросил Пеня, направляясь к лифту. По