Хобо

обыкновению я последовал за ним, отстав на два шага.

«Не знал, что Пижон Гиле такой развратник, надо же, аж две малолетки», прокомментировал я, пока мы ехали в сторону центра.

«Ха», подала голос ухмылка, «его разврата хватает, только пока он дрочит в ванне».

«Так на что ему эта соплячка?», Пеня пронзил меня насмешливо-ледяным взглядом, недоумевая, откуда я свалился — просто с дуба или с Марса.

«Он был там не один», сказал он сухо, ставя точку в этом бессмысленном разговоре.

«А-а», я сыграл тормознутого, «видимо, договаривается о какой-то сделке и хочет создать хорошую атмосферу».

«В гробу я видал его хорошую атмосферу», процедил он недовольно. «Важно, что он отвалил хорошие бабки».

Да, логика была безжалостная, типа, хочешь бриться, плати на всякий случай и за запасное лезвие. Но таких, как Пижон Гиле, никогда не получается ободрать начисто. Потому что говно это не банан. Оно не на деревьях растет. Оно лезет из жопы. Так я пиздел про себя. Никак не мог забыть похожую на бурдюк слизистую физиономию Пижона Гиле. Мне и в машине чудился его отвратный запах. Или это воняло от нас? Я морщился, чувствуя, как волоски моих бровей вставали дыбом.

«Ты смотри, все никак светофор не поставят», проворчал Пеня, вынужденный резко затормозить. А потом накинулся на меня: «Эй, диджей, только не надо корчить такую рожу, как будто тебе ее жалко. Девчонка — доброволец, она знает, что делает и что за это получает. Они ею займутся, выкупают, накрасят, оденут в красивые тряпки. Она, брат, почувствует себя настоящей женщиной. А ты знаешь, что это для нее значит? И, в конце концов, разве развлечения это не твоя профессия? А, диджей? Ты крутишь пластинки, чтобы иметь возможность крутить с бабами». Он подождал, чтобы я отмолчал сколько нужно, а потом сказал: «Если хочешь, можешь потом ее удочерить».

«А, может, Пижон Гиле отвалил бы гораздо больше бабок, если бы ты ему вставил», в конце концов, я сообразил, что сказать. «Наверное, это стало бы самым грандиозным событием всей его жизни. И, может быть, у него открылся бы свежий взгляд на мир». Я закурил сигарету и стал ждать, пуская кольца дыма. Зеленый свет на светофоре загорелся, но Пеня не трогался. «Приятно узнать, что ты наконец-то начал думать по-деловому», его усмешка, когда он нажимал на гудок, была более веселой, чем обычно. «Оказывается, у тебя есть чувство юмора», он с воем колес сорвал машину с места. «Давай-ка, поедем к «Боцко», на ягнятину без костей». Капо ди тутти капо пришел в покровительственное настроение. Может, он перепутал меня с той девочкой? Ладно, плевать. Снятая с костей ягнятина была тем единственным, что имело смысл во всем этом.

* * *

«Аякс» чаще играл без вратаря», многозначительно сказал Пеня, когда мы ждали, пока Барон закончит свой обычный сеанс покера в забаррикадированных подземных помещениях казино «Кента». Тем, кто не играл «с большими игроками и на большие деньги», доступ на «нижний этаж» был запрещен. А таких было огромное большинство. Мелкие игроки, которые лихорадочно играли «на последнее», веря, что из говна можно спечь пирог. Пирог из говна, гарантированный моментальный выигрыш. В соответствии с правилами этого места, мы с Пеней поглощали крепкие напитки в помещении для «обычных гостей», это был типа центральный салон. Он напоминал улучшенную версию снэк-бара на автовокзале, освещенного мутным светом с перрона. Атмосфера была такая, как бывает перед закрытием. Но мы находились в этой дыре не ради развлечения. Мы были здесь на задании. Нашей обязанностью было сопровождать, а иногда и утешать, потому что Барон, как и «Аякс», играл наступательно. Он умел рисковать, а еще лучше умел проигрывать. Это были ночи, когда наш хозяин выпускал пары — всеми возможными и невозможными способами. Думаю, покер был для него единственной настоящей зависимостью.

«Мало здесь наливают, такое впечатление, что в рюмку просто плюнули», Пеня брюзжал в окружении кассиров и бухгалтеров, замаскированных под вышибал, барменов и зайчиков с подносами. Они пялились на нас, мы пялились в пространство.

«Ну, хотя бы стаканы массивные», сказал я. «Можно использовать для самообороны». Пеня оглянулся в поисках кого-нибудь, от кого пришлось бы защищаться. Не найдя такового, он продолжил рассказ о величайших мастерах тотального футбола, который, судя по всему, был величайшей любовью его детства. Хотя на меня он не производил впечатления человека, у которого хоть когда-нибудь было детство. Скорее всего, в те дни, когда он еще только готовился стать Пеней, его лучшим другом был телевизор.

«Итак», он выпил сразу до дна, глотая влажный воздух, «вот тебе команда всех времен: Сюрбир и Крол, беки. Нескенс, Хюльсхофф, Блакенбург, хавбеки. И в нападении — Реп, Ари Хан, Мюрен, Кройф и Кейзер».

«Потрясно», я был под впечатлением. «Я не помню их всех, но у Кройфа были нереальные мозги, он мог играть в любой ситуации и сколько угодно, и вообще не уставал».

«Да, Кройф…», мечтательно произнес Пеня магическое имя. «Легендарная личность! У него мать работала уборщицей на стадионе «Аякса», он там болтался с самого детства, а взрослые футболисты, смеха ради, давали ему футболку с номером четырнадцать. И когда он вырос и стал профессиональным футболистом, он всегда носил на спине именно этот номер».

Мы махнули бармену, чтобы нам принесли очередную порцию выпивки. Теперь пришел мой черед похвалиться, как мой старик, еще подростком, видел «Манчестер Юнайтед» в Белграде в пятьдесят восьмом, когда знаменитые англичане едва устояли против «Црвеной звезды» с 3:3, но потом их самолет ебнулся на мюнхенском аэродроме. Я гордо продекламировал имена погибших Малышей Басби[25]: Роджер Берн, Томми Тейлор, Марк Джонс, Эдди Колман. Билли Уилан, Дэвид Пегг, Джефф Бент, Дункан Эдвардс.

Пеня слушал меня с уважением: «Это ты, значит, у старика своего узнал». «Это единственное, что я у него узнал», сказал я с такой же точно гордостью.

Он поднял пустой стакан и вздохнул, оглядывая его со всех сторон: «Вечно с этими отцами одна и та же история». Глаза крутого парня стали странно водянистыми, они, типа, рассматривали что-то, что было у него внутри. «Эх, мать твою», резюмировал я бодрым тоном, «значит, бывают серийные убийцы, а бывают и серийные отцы». Это сработало. Пеня ухмыльнулся. «Я же сказал, чувство юмора у тебя есть».

«Только вот выпивки нет». Чувство легко утрачивалось.

Словно едва дождавшись перемены темы, Пеня грохнул стаканом по столу. Он был услышан. Тут же перед нами нарисовалась надменная деваха. Смотрела она на нас как на использованные телефонные карты. Берущая за душу стильная музыка стала тише. Предупреждение для тех обобранных клиентов, которые не умеют проигрывать. Мы к их числу не относились.

«Мне что, хуем помахать надо, чтобы получить выпивку?». Бритая голова буквально подпрыгивала на плечах.

«У нас это не принято», деваха нагло уперлась руками в бока.

«А что у вас принято?» спросил Пеня, все сильнее ощущавший жажду.

«Здесь люди отдыхают. Разумеется, такие, которые это умеют». У нее был деланно глубокий голос. Должно быть, работодатели сказали ей, что так она производит впечатление более ебучей.

«Сестренка, у тебя глубокая глотка», прощебетал я, стараясь произвести максимально пидерское впечатление.

«Да», согласился Пеня, демонстративно облизываясь и присматриваясь к ее бедрам с видом клиента, «подавать выпивку ты не умеешь, но можешь подать кое-что другое».

Пока деваха переступала с ноги на ногу, мы оба наклонились, уставившись на то место, где обычно находится пизда, правда, кто знает, прихватила ли она ее с собой в ту ночь. Проверить мы не успели. У нас за спиной послышался угрожающий голос одной из дежурных горилл: «Парни, в чем дело? Вам выпить, или что-то другое?». Мы не отреагировали, продолжая пытаться разгадать мистерию пизды его сослуживицы. «А что ты предлагаешь?», спросил Пеня у наэлектризованного воздуха, через который тут же пронесся молниеносный ответ: «Если хотите подрочить, то туалет рядом, за углом». Пеня не понял намека на то, что нас хотят вышвырнуть. «Лучше ты нам подрочи», сказал он в припадке великодушия, продолжая рыскать взглядом в районе девахиной матки.