Но Манданна не ответил и вскинул ружье.
— Ату его! — скомандовал Чиннаппа собакам.
Те живым, хрипящим клубком бросились под ноги Манданне. Манданна успел выстрелить, но только в воздух. Собаки свалили его с ног. Он отбивался от них, стараясь прикрыть лицо. Потом на него навалились дюжие слуги Чиннаппы. Искусанного и избитого, в изорванной купье, Манданну выбросили за ворота, а вслед швырнули ружье. Ружье попало в стоявшее рядом дерево, и его старинный приклад разлетелся в щепы. Остался только ствол с искореженным затвором. О том, что было потом, лучше не вспоминать. Манданну вызывали несколько раз в полицию и там допрашивали. Братьев тоже вызывали. Но они сказали, что не имеют отношения к идиотским поступкам Манданны. Братья были уважаемыми землевладельцами, и им поверили. Манданну отпустили, но завели на него дело.
Манданна понимал, что братья его предали. Но доказать этого ни себе, ни им не смог. Слишком сложная была игра, в которую его втянули…
С тех пор прошло немало лет. Эти годы ничего не изменили ни в судьбе Манданны, ни в его характере. Братья разбогатели, обзавелись автомобилями, их дети учатся в лучших колледжах. Окка в целом считается зажиточной. И только Манданна, кормящийся маленьким клочком поля предков, остается позором своего клана. Конечно, его приглашают на семейные торжества и праздники. Традицию нарушать нельзя. Но традиция не защищает его от насмешек и неуважения. «Манданна-неудачник», — повторяют даже дети. Но Манданна — живое олицетворение ушедшего Курга, гордо несет свою поседевшую голову через толпу дельцов, плантаторов, адвокатов. Временами ему кажется, что все, за что он держится, с каждым годом становится более зыбким, ненадежным и исчезающим. Но у него нет другой опоры. Он не сумел ее найти в Курге сегодняшнего дня. И поэтому он продолжает свою игру, и время от времени боевой конь бьет копытом у порога дома предков…
7
Генерал
Он надел старую, похожую на блин, фуражку, набросил на плечи поношенную куртку и сел за руль видавшего виды «хиндустана». Я села рядом. Машина всхлипывала и не хотела заводиться.
— Ну, ну, — уговаривал он ее. — Давай, старина. Мы еще поработаем.
«Старина», наконец, поддалась уговорам, мотор включился, и мы двинулись. Мы ехали по узким мощеным улицам Меркары, и люди, завидев его, останавливались и почтительно раскланивались. Он по- военному касался пальцами козырька своей фуражки-блина.
Мы выехали из города на шоссе, которое вилось среди ярко-зеленых рисовых полей и подсвеченных голубизной лесистых гор.
Со мной рядом за баранкой сидел генерал Кариаппа, бывший главнокомандующий индийской армии.
С генералом я познакомилась через два дня после моего приезда в Кург. В тот день я сидела в кабинете редактора местной газеты мистера Ганапати. Мы с ним н очередной раз обсуждали проблему происхождения кургов. Раздался телефонный звонок. Ганапати снял трубку.
— Да, здесь, — сказал он, удивленно взглянув на меня. — Это вас, мадам.
Я удивилась не меньше, но трубку взяла.
— Хэлло! — сказали в трубке. — Говорит генерал Кариаппа. Не смогли бы вы ко мне сейчас приехать? Как это получилось, что вы уже два дня в Курге, а у меня еще не были?
Я не стала вдаваться в подробности и обещала прибыть к генералу. Он меня интересовал не только как бывший главнокомандующий, но и как личность.
Имение генерала находилось тут же, в Меркаре. Это был большой участок леса вместе с кофейной плантацией. Посреди неухоженного парка стоял дом под красной черепичной крышей. Я позвонила у дверей. Где-то в глубине дома раздались шаги и на пороге возник высокий худощавый старик. Но, говоря «старик», я в какой-то мере грешу против истины. Я знала, что Кариаппе уже много лет, не меньше семидесяти. Однако он был по-военному подтянут, щеточка седых аккуратных усов украшала его верхнюю губу, а светло-карие глаза смотрели ясно и умно. И вдруг произошло неожиданное.
— Я люблю вас, — по-русски сказал генерал.
— Что? — растерялась я. Генерал повторил.
— Но, генерал?!
— Ничего не понимаю, — растерялся Кариаппа.
— Я тоже, — подтвердила я.
— Мадам, давайте разберемся сразу. Что я вам сказал по-русски?
Я перевела его фразу на английский.
Генерал как-то по-юношески подпрыгнул, хлопнул себя по лбу и захохотал. Он смеялся до тех пор, пока слезы не выступили у него на глазах.
— Извините, — сквозь всхлипывания произнес он. Я хотел сказать «здравствуйте» по-русски, но, вероятно, перепутал…
Мы вошли в большую комнату, обставленную по-европейски. Из широкого окна комнаты открывался вид на дальние склоны лесистых гор. На стенах висели сабли, старинные мечи, копья племени нага и австралийские бумеранги. В специальной стойке стояли аккуратно начищенные и смазанные ружья. Несмотря на парижские и лондонские безделушки, здесь жил воинственный дух Курга. Мы уселись в кресла перед догорающим камином. Смешная путаница, которая произошла в первый момент нашего знакомства, сделала беседу непринужденной. Генерал жил один. Он недавно похоронил жену, а его сын и дочь только изредка навещали его. В нашей беседе преимущество было на моей стороне. Я знала о генерале многое, а он, возможно, этого и не подозревал. Я знала, что он был одной из противоречивых фигур Курга. Он нес в себе и его прошлое, и его настоящее, его падения и взлеты, его бедность и богатство, его чувство независимости и сложность его политических взглядов.
Ему повезло в военной карьере. Для этого везения у него было все. Кургская спортивная закалка, быстрый и ясный ум, способности к военным наукам и, наконец, причастность к славному и старинному клану Корандера. Сначала он учился в Меркаре, затем в Президентском колледже в Мадрасе. Но в девятнадцать лет он не захотел быть студентом. В те годы армия, как магнит, тянула его к себе. В 1920 г. его послали в английские части в Месопотамию, затем на афганскую границу. Там он дослужился до офицерского звания. Трудно сейчас сказать, почему так получилось, но армейская политика расовой дискриминации почему-то не коснулась его. Может быть, потому, что он был из Курга, находившегося на несколько особом положении в колониальной Индии. Он оказался первым индийским офицером среди слушателей английской военной академии в Квете.
Шла вторая мировая война. Английские войска стояли в Ираке, Сирии, Иране. В этих странах продолжалась военная карьера Кариаппы. В 1942 году первый индиец — Кариаппа получил высокое офицерское звание — лейтенанта-полковника. В его распоряжение поступил артиллерийский батальон Седьмого раджпутского полка англо-индийской армии. Через два года ему присвоили чин бригадира. Он был первым, но не последним. Через год после него чин бригадира получил еще один кург, его двоюродный брат Тимайя.
Окка Корандера стала известной во всей Индии. Судьбы и пути членов этого клана переплелись самым неожиданным и причудливым образом. В 1945 году в Красном форту в Дели судили офицеров Индийской национальной армии. Армия сражалась на стороне японцев против английских частей. Армия сражалась за независимость Индии. Но в этой борьбе у нее были неудачные союзники. Это превратило борьбу Индийской национальной армии в трагедию и в какой-то мере в фарс. В сентябре 1945 года Япония капитулировала, и армия сдалась в плен на индо-бирманской границе. Той же осенью над ее офицерами в Красном форту начался суд. Среди высокомерных английских чиновников и крупных военных, председательствующих на суде, был и индиец — Кариаппа. А среди обвиняемых был член кургской окки Корандера полковник индийской национальной армии племянник Тимайи. Так пересеклись их пути. На этом процессе пересеклись пути еще двух человек: Кариаппы и Джавахарлала Неру. Оба они оказались по
