принесла. Трудно найти цветок столь прелестный, как этот. О лотосоглазый, при взгляде на него мое сердце переполняется радостью. Если бы ты был так добр, у меня был бы не один такой цветок». Бхима вскакивает на ноги. Его брови и глаза выражают решимость. В голосе певца появляются нотки твердости: «О моя любимая, я принесу тебе эти цветы. Любой ценой я добуду их, даже если они растут на высоких вершинах гор или на небесах». В выразительных жестах и мимике Драупади сквозит радость. Ее желание будет выполнено. Но радость постепенно сменяется растерянностью и грустью. Табла звучит глухо, и ритм становится реже. Драупади овладевает тоска перед разлукой с мужем и беспокойство за опасный путь, который ему предстоит совершить. Голос певца становится мягче, плавно льются слова: «Скажи, мой господин, как ты пойдешь один? Кто будет сопровождать тебя в твоем путешествии? Кто будет утолять твой голод и жажду в пути? Кто тебе поможет?» Бхима ритмично движется по сцене. Каждый его шаг — резкий удар табла. Широко открытые глаза сверкают. Брови грозно сошлись у переносицы. Всем своим видом Бхима показывает, что он силен и ничего не боится. Он покидает жену и идет туда, откуда доносится запах прекрасного цветка.
Дорога Бхимы идет через лес. На сцене нет декораций. Но удивительное искусство актера заставляет зрителей ясно видеть воображаемый лес. Звуки табла становятся менее отчетливыми, и кажется, что это шумит ветер в густых кронах деревьев. Движения Бхимы создают представление о человеке, пробирающемся по узкой лесной тропе. Он внимательно наблюдает жизнь леса.
Вот из зарослей выскакивает пугливая лань. Несколько жестов и мимических движений — и актер в своей неуклюжей юбке становится удивительно похожим на молодое, грациозное животное. Грозный и сильный Бхима исчез, на сцене, поводя раздувшимися от бега боками, стоит прекрасная лань. Она тревожно вздрагивает при каждом шорохе и втягивает воздух ноздрями — нет ли поблизости опасности? Вдруг она настораживается и, сделав стремительный скачок, скрывается за деревьями. Вслед за ланью появляется дикий кабан. Голова его опущена, острое рыло вытянуто и раскачивается в такт шагам. Клыки роют землю. Перед кабаном появляется враг — питон. Я ясно вижу, как в траве извиваются кольца тела огромной змеи. Вот поднимается плоская голова питона со злыми холодными глазками. Кажется, что изо рта актера сейчас покажется раздвоенный змеиный язык. Питон неотрывно смотрит на свою жертву, приготовив сильное тело к броску. В поведении кабана — растерянность и обреченность, он не в силах сдвинуться с места. Бросок змеи — и кабан бьется в предсмертных судорогах. Но что это? Звуки табла нарастают, в них слышно грозное рычание. Это появляется лев. Сильное тело, царственная походка. Он на мгновение замирает перед полузадушенным кабаном, а затем резким прыжком бросается на животное и начинает рвать его. Питон, злобно шипя, уползает в чащу. Лев алчно урчит и продолжает расправляться со своей жертвой. На лице актера сквозь грим проступают капельки пота, он тяжело дышит, каждый его мускул крайне напряжен.
Музыканты каждый час сменяют друг друга. Жаркий воздух волнами окутывает сцену. От чадящего светильника першит в горле. Бхима шел через лес два настоящих, не условных часа. Небольшой перерыв, и начинается следующее действие драмы. Падает занавес, который держат в руках два человека. Перед зрителями в глубокой задумчивости сидит Хануман, вождь обезьяньего племени и старший брат Бхимы.
Как будто издалека доносится голос певца. Хануман думает о своем господине и друге, великом Раме. На лице актера — красно-коричневая маска-грим. На голове — шляпа с круглыми полями и высокой двухъярусной тульей, руки покрыты обезьяньей шкурой. Весь облик актера, даже его манера сидеть, напоминают обезьяну. Но есть что-то глубоко человеческое и даже трогательное в этой мудрой легендарной обезьяне. Табла звучат все громче и громче. Их звуки сливаются в один непрерывный грохот. Этот грохот символизирует сильный шум, доносящийся до Ханумана. Хануман вздрагивает. Он недоволен. Его брови быстро двигаются над маленькими глазами. В голосе певца раздражение и досада. «Откуда и почему этот громоподобный звук? Или это Индра — бог грома и молнии? Нет, не может быть. Индра уже сложил свои крылья». Хануман опять внимательно прислушивается. «А! Кто-то идет сюда. Но кто же? Он очень горд и силен. Царственные слоны в смятении ушли с его дороги. Львы трепещут от страха. Он быстро приближается». Хануман прижимает руки к груди. Слова песни наполняются радостью. «О! Мое сердце полнится странными чувствами родства. Я вижу, это мой брат Бхима!» Хануман останавливается и быстро решает: «Сначала я испытаю его силу, а потом откроюсь ему».
И вот царственный Хануман вдруг съеживается, руки беспомощно повисают, на лице появляется выражение страдания. Это уже не могучий вождь, а старая больная обезьяна. Он ложится на пути Бхимы. Каждый шаг появившегося Бхимы сопровождается громким ударом табла. Вот он, гордый и сильный. Сейчас он наступит на лежащую обезьяну. В голосе певца появляются нотки драматизма. Но гордый Бхима останавливается, голос певца надменно звучит: «Прочь с моего пути, ты, старая обезьяна! А то я отшвырну тебя и пойду дальше». Но обезьяна не в состоянии пошевелиться, ее глаза полузакрыты. Слабо и тихо льются слова певца: «Не сердись на меня. Слабый и старый, я живу здесь очень долго, а теперь не могу двигаться. Люди обычно здесь не ходят. Ты возбудишь недовольство богов. Иди с миром назад». Фигура и лицо Бхимы выражают возмущение, презрение и высокомерие. Глаза вращаются, брови угрожающе двигаются. «Даже если все люди и боги выступят против меня, я не испугаюсь. Знай, что я сын бога ветра. Кончай свою болтовню и уходи с дороги». На лице Ханумана появляются хитрые морщинки. Сейчас он — воплощение лукавства. «Если ты хочешь идти по этой дороге, — поет музыкант, — перепрыгни через меня». Бхима жестами и мимикой показывает свое несогласие. «Я не хочу этого делать. Ты принадлежишь к племени Ханумана, вождя обезьян и сына бога ветра. А он мой брат».
Хануман поднимает голову и внимательно смотрит на Бхиму. В его глазах просьба: «Ты говоришь о великом вожде обезьян. Я очень хочу послушать о нем». Гордые слова песни звучат в ответ: «Есть ли кто в этом мире, кто не знает Ханумана, сына бога ветра? Ханумана, поджегшего Ланку и спалившего дворец злого демона Равана? Я думаю, для тебя этого достаточно. Теперь вставай и дай мне пройти». Но Хануман не уступает дороги, и Бхима пытается сдвинуть его с места. Вдруг на лице Бхимы появляется удивление. Брови высоко подняты, жесты выражают растерянность. Он не в силах сдвинуть старую обезьяну с места. Удивление сменяется смущением. В словах певца — робость и стыд. «Послушай, кто ты? Варуна ты или Индра? Я уверен, ты не обычная обезьяна».
«Хануман — я!» — песня звучит торжественно и насмешливо. Грохочет табла. От былой надменности и гордости Бхимы не остается и следа. Он покорно складывает руки и молит брата о прощении. Хануман рассержен. Мелкими шажками он бегает вокруг младшего брата и отчитывает его. В каждом его выразительном движении сквозит беспокойство за Бхиму. Но вот Хануман наконец прощает Бхиму и затем удовлетворяет его просьбу: принять облик, в котором он перепрыгнул с материка на Цейлон, чтобы повидать жену Рамы Ситу, похищенную демоном Раваном. Хануман надувается и начинает увеличиваться в размерах. Движения актера настолько выразительны, что кажется, будто он действительно растет. Пораженный Бхима падает к ногам Ханумана. Последний приводит Бхиму в чувство и, дав ему несколько советов на дорогу, прощается с ним.
Сквозь одежду актеров проступают темные пятна пота. Музыканты усталыми пальцами отбивают последние такты на табла. Пламя светильника тускнеет. Натягивается занавес. Актеры спешат за кулисы. Представление, которое я видела, шло пять часов. Но это совсем немного. Есть драмы-пантомимы, которые тянутся по десять-двенадцать часов, а то и по нескольку дней. «Встречу братьев» давала знаменитая труппа — Керала Каламандалам. Это лучшая труппа катакхали в Индии.
Обычно драмы катакхали играют на открытом воздухе, на площадках перед древними храмами. Особенно красочными бывают представления в ночи религиозных индусских праздников. Современный стиль катакхали зародился в Керале. Своим предшественником он имеет древнюю культовую танцевальную драму, называвшуюся раманаттам, кришнанаттам и котху. Когда-то один из правителей Каликута писал и ставил драмы из жизни Кришны. Раджа Коттараккара, одного из княжеств Южной Кералы, попросил правителя прислать его труппу. Однако через несколько дней от правителя Каликута пришел высокомерный ответ. Он считал бесполезным присылать труппу ко дворцу раджи. По его мнению, жители Южной Кералы не могли оценить и понять высокие формы танцевального искусства. Оскорбленный раджа решил, что он не хуже каликутского правителя. Он написал пьесу из жизни Рамы и поставил ее. Не будучи хорошим знатоком древних традиций классического танца, раджа широко ввел в свою драму-пантомиму элементы народного танца. Представление прошло с большим успехом, и новый вид искусства привлек к себе внимание драматургов, меценатов и актеров Кералы. Было написано еще несколько пантомим на