Курбатов пожал плечами, но равнодушия изобразить ему не удалось.
— Тункин к нему пришел! После такого визита Шевров должен был тут же сняться с места! А там у них скандал! Тункин требовал денег и грозился оружием. Шевров выбил у него из рук пистолет. Драка! Я и вошел в эту минуту к ним.
Артемьев умолк. Теперь должен последовать вопрос Курбатова, очень важный вопрос.
Секунду — другую длилась пауза. И Курбатов задал тот самый вопрос, который был необходим Артемьеву:
— Вы, надеюсь, представились, когда вошли к ним? Назвались, предъявили мандат?
— Назвался и предъявил мандат…
— И полномочия на арест?
Артемьев понимал, что, если иметь виды на Курбатова, сочинительством заниматься нельзя.
— У меня и не было полномочий на арест. И арест был бы преждевременным. Я прикинулся их сторонником. Дело Шеврова: верить или не верить, что к нему за подмогой прибежал чекист. Он сделал вид, что поверил…
— А может быть, и правда поверил? Вы могли убедительно сыграть свою роль!
Артемьев засмеялся и покачал головой:
— Нет! Он не поверил… Он просто решил, что может от меня откупиться, сообщив ваш адрес. Он и адрес мне дал на Козихинский, и пароль… Продал, короче, вас, Курбатов!
Артемьев написал на листке бумаги «Курбатов» и обвел кружочком. Подвинул лист бумаги Курбатову.
— Как вы полагаете, Курбатов, можем мы на этих трех точках оборвать расследование?
Курбатов подвинул к себе лист бумаги, поднял глаза на Артемьева.
— Это уже вопрос следствия… Я сказал вам, что не буду отвечать на такие вопросы.
— Я вам еще таких вопросов не ставил, Курбатов! Вам и бессмысленно ставить! Вы ничего не знаете, вы были исполнителем воли Шеврова. Мы Шеврову будем задавать такие вопросы…
Дзержинский вернулся к столу. Слегка прищурившись, взглянул на Курбатова.
— Теперь вам ясно, какое вы имеете отношение к Тункину?
Курбатов промолчал.
— Как это увязывается с именем, которое вы носите?
— Никак! — выдавил из себя Курбатов.
— Что же нам теперь делать?
— Я просил вас о милости!
Дзержинский отмахнулся:
— Это самое простое! А как же быть с Россией, за которую вы решили бороться?
— Как же я теперь могу за нее бороться?
— Я убежден, что вы хотите своей Отчизне добра… Вы просто не нашли себя в этой борьбе. Какое мы должны вместе с вами принять решение? Хотите, я при вас спрошу у Ленина, как я должен поступить с правнуком декабриста?
— У Ленина? — удивленно переспросил Курбатов.
— Да! Я ему должен доложить о вас.
Дзержинский снял трубку, попросил его соединить с Лениным.
— Здравствуйте, Владимир Ильич, — начал он. — Я готов выполнить вашу просьбу. Террористическая группа, о которой я вам вчера докладывал, обезврежена. Один из участников группы — правнук декабриста… — Дзержинский умолк. Видимо, его перебил Ленин. — Да, это установлено, Владимир Ильич. Да, да! Он сын генерала…
Ленин опять о чем-то спросил Дзержинского. Дзержинский ответил:
— По неразумению, Владимир Ильич! Он сам не знал, куда его вовлекали.
После паузы Дзержинский закончил разговор:
— Спасибо за совет, Владимир Ильич!
Дзержинский положил трубку.
— Все разрешилось, Владислав Павлович! Вы свободны!
Курбатов встал.
— То есть как — я свободен?
— Вы свободны! Это значит, что вы можете располагать собой, как вам угодно!
— Не означает ли это, что я сейчас могу уйти?
— Можете. Я же сказал, что вы свободны…
Курбатов пожал плечами, направился к вешалке. Артемьев принялся складывать бумаги в папку.
У вешалки Курбатов остановился. Секунду помедлил и вдруг вернулся к столу.
— Я не могу так уйти!
— Почему же? — спросил Дзержинский.
— С кем сегодня был бы мой отец?
Дзержинский задумался.
— Это очень трудный вопрос, Владислав Павлович! Он был патриотом России, он был талантливым военачальником. Это все, что я о нем знаю… Тот, кому воистину дорога Россия, не станет ее по клочкам распродавать европейским авантюристам. Какую Россию вы думаете защищать?
Россию, о которой мечтал мой прадед! Именно об этой России и я думал… но я не знал, кто с ней и кто против нее.
Курбатов указал на листок бумаги с карандашными кружочками Артемьева.
— У вас здесь неполная схема… Я готов ее дополнить. Правда, я мало что знаю…
Несколько часов спустя Артемьев докладывал Дзержинскому и Дубровину о том, что ему рассказал Курбатов.
— Вижу, — заметил Дзержинский, — ваш подопечный меняет свои взгляды. Так оно и должно было быть. Мы в наследство получили человеческий материал, не всегда готовый к решению наших задач. Наше дело обработать этот материал, донести до каждого цели пролетарской революции… Я хотел бы посоветоваться с вами об одном варианте, связанном с Курбатовым. Невольно мы получаем возможность…
Дзержинский сделал паузу, словно бы еще раз продумывая свое предложение.
— Нет! — сказал он. — Не будем торопиться… Курбатов — правнук декабриста, отец его — боевой генерал, погиб в Порт-Артуре. Генерал боевой… Семья не из богатых, но мать Курбатова… Вот здесь начинается удивительная история. По нашим справкам, она полька из рода Радзивиллов… Старинный аристократический род, княжеская семья…
— Он? Князь? — спросил Артемьев.
Дзержинский усмехнулся:
— Его мать была княжной… Он в родстве с влиятельным родом в Польше…
— У нас могут возникнуть польские интересы! — заметил Дубровин.
— Могут возникнуть. Но я не возлагал бы особых надежд на такое родство. Для Радзивиллов — это обременительное родство… Пока он нам может помочь установить, кто направляет действия Шеврова и ему подобных…
— Можем упустить Шеврова, — сказал Артемьев.
— Можем и упустить, — согласился Дзержинский. — Но подумайте и о другом. Если возьмем Шеврова, мы будем его судить. Тогда с Курбатовым перекрываются все комбинации. А я думаю о центре белогвардейских заговоров! Ему там верят, он может проникнуть туда через тех, кто его посылал с оружием в руках в Москву.
— Молод! — не сдавайся Артемьев. — Тороплив!
— Если далеко смотреть, то хорошо, что молод. Шевров сюда больше не вернется! И сам побоится, и не пустят его… Второй раз по одной и той же тропке в таких делах не ходят… Курбатов там, в белогвардейском центре, важнее для нас, чем расстрелянный Шевров. Вы с этим можете согласиться,
