должности в государственных структурах Литовской Республики. Сомнительные услуги псевдопатриотов в современной Литве хорошо оплачиваются.
Ситуацию прояснил коллега Римкявичюса и Ажялиса по 6-ому отделу Валерий Шульц. Он показал, что той ночью, примерно в 1.30 час., он и еще 5 сотрудников 6-го отдела МВД Литвы, среди которых были Римкявичус и Ажялис, находились у телебашни в микрорайоне Каролинишкес. С разрешения хозяев они расположились в одной из квартир, находящейся на восьмом этаже девятиэтажки напротив телебашни.
Шульц заявил, что они вели съемку происходящего у телебашни в течение двух часов. Во время съемки над их головами с крыши в сторону башни раздалось несколько автоматных очередей. Естественно сотрудники 6-ого отдела МВД выскочили из квартиры и побежали к люку, ведущему на крышу дома, но обнаружили, что он закрыт снаружи… Им пришлось спуститься на лифте на первый этаж. Во дворе они увидели, как из соседнего подъезда выбежали двое мужчин с большой продолговатой брезентовой сумкой в руках.
Шульц утверждал, что очертания предмета в сумке позволяли предположить, что в ней находится длинноствольное автоматическое оружие. Мужчины, увидев сотрудников МВД, нырнули в арку между домами, где их поджидал зеленый «Москвич» с водителем, и скрылись. Всю эту информацию Шульц и его коллеги доложили своему тогдашнему руководству, но никаких следственных мероприятий по ней не проводилось (т. 4, л. д. 152–157).
Отметим, что на следующем судебном заседании свидетель Кристина Брадаускене просила судью обратить внимание на разборки между бывшими коллегами 6-го отдела МВД. Дело в том, что Брадаускене после судебного заседания 13 сентября слышала, как Римкявичюс, выйдя из зала суда, кричал на Шульца, что тот своими показаниями подставил его. Однако обращение Брадаускене осталось без реакции суда.
Весьма интересными оказались показания ранее упомянутого Владаса Гульбинаса, бывшего майора КГБ Лит. ССР. Он показал, что хорошо знаком с А. Буткявичюсом, который в 2000 г., в период расследования уголовного дела против него, инспирированного Ландсбергисом, часто приезжал к Гульбинасу домой. По словам Гульбинаса, в то время Буткявичюс открыто заявлял: «Если бы меня кто-нибудь вернул на 20 лет назад, я никогда бы этого не сделал. Один глупец, как говорят, это придумал, это Ландсбергис, а другой сделал и стрелял в людей. В то время я верил Ландсбергису».
Гульбинас утверждал, что Буткявичюс тогда признался, что именно он организовал стрельбу в людей у башни. Помимо этого Гульбинас также вспомнил, что В. Петкявичюс ему как-то сказал: «Владас, эти «погранцы», которые стреляли, пришли ко мне просить помощи, когда я был председателем комитета Сейма по национальной безопасности, и я им помог. Однажды они мне сказали, что «стреляли» (т. 4, л. д. 157–158).
Не менее сенсационными явились показания свидетелей на судебном заседании, состоявшемся 24 октября 2011 г. Прежде всего, следует отметить заявление свидетеля обвинения политического обозревателя Альвидаса Медалинскаса. Тот, недолго думая, публично огласил позицию литовских властей в процессе против Палецкиса. Без тени смущения Медалинскас заявил, что признать другую трактовку январских событий было бы политически невыгодно. То есть, невзирая на факты, суд должен отстаивать официальную версию, замешанную на лжи. И как показывает последующий ход событий, литовская Фемида сочла этот вариант наиболее приемлемым.
Весьма содержательными были показания ветерана ВОВ Павла Лагодного. В январе 1991 г. он по призыву Ландсбергиса пришел защищать телебашню. По его словам, вначале он увидел несколько трассирующих очередей, выпущенных со стороны 16-этажного дома из Лаздинай в район телебашни. Видимо, таким образом было указано направление для последующей стрельбы по людям, находящимся у телебашни. С башни тоже стреляли.
Лагодный обратил внимание, что с крыш пятиэтажных домов стреляли из охотничьих ружей, так как звук выстрелов был очень громкий, сопровождаемый яркими вспышками пламени. Лагодный также видел, как стреляли и с крыши 9-этажного дома № 37 и с тарелки телебашни. Люди внизу кричали и падали.
Через два дня он, проходя мимо телебашни, увидел там детей, которые собирали гильзы от патронов. Поскольку Лагодный являлся бывшим профессиональным военным, он легко опознал собранные детьми гильзы. Это были охотничьи гильзы 16-го калибра, гильзы от трехлинейки Мосина образца 1891/1930 гг., гильзы от автоматов ППШ и ППС, пистолета ТТ и какие-то мелкие гильзы (т. 4, л. д. 322).
Бывший следователь 5-го отдела гормилиции, уже упомянутая Кристина Брадаускене, заявила, что в ночь на 13 января она с подругой привезла к телебашне горячий чай и бутерброды. Брадаускене отметила, что приехавшие к телебашне солдаты не стреляли. Зато стрельба трассирующими пулями велась с крыш прилегающих домов в направлении людей, находящихся у башни. В частности с дома № 37 по ул. Судервес (т. 4, л. д.233–235).
Когда судья спросил, а кто мог стрелять с крыш, Брадаускене ответила, что боится выразить свое мнение, так как не хочет, чтобы ее потом таскали по судам, как Палецкиса. Зал этот ответ встретил аплодисментами.
Сенсационными явились показания одного из первых активистов «Саюдиса», а впоследствии основателя Демократической партии Литвы Болеславаса Билотаса. Он заявил, что накануне январских событий правление тогдашней Демократической партии долго обсуждало, что надо сделать, чтобы сплотить народ Литвы и обеспечить вывод Советской армии. В итоге пришли к идее, что для этого нужно кровопролитие.
12 января Билотас с одним из членов политсовета «Саюдиса» в 17 часов побывали у телебашни. Там им сообщили, что «к сегодняшнему вечеру все готово… Будет хороший сюрприз» (для Советской армии). На следующий день, 13 января, в 15 часов в штаб-квартире «Саюдиса» состоялось заседание Совета «Саюдиса» (Sajudzio Tarybos), на котором присутствовало около 50 человек. На заседании прозвучала информация, что ночью у телебашни стреляли «свои». Тогда же было принято решение молчать, и члены Совета «Саюдиса» поклялись молчать о стрельбе «своих» (т. 4, л. д. 235–236).
Свидетель Бируте Дилпшиене из Шяуляйского района рассказала, что она не была у башни. Но один из «саванорисов» (добровольцев) Буткявичюса, Геннадиюс Медведяцкас, рассказывал ей и работающим на аэродроме в Мешкучяй о том, что убийства были заранее спланированы, а он по приказу Буткявичюса у телебашни стрелял в людей. По его выражению: «Тогда врезали как надо, а сейчас выброшен как собака и должен искать работу. Уеду из Литвы, не могу людям в глаза смотреть». Медведяцкас уехал в Висагинас (бывший Снечкус, город рядом с атомной электростанцией). Там следы его потерялись (т. 4, л. д. 236– 237).
Свидетель Юозас Арбачяускас рассказал, что их привезли из Друскининкай к телебашне около 9 вечера 12 января. События начались во втором часу. Он, стоя на тротуаре, видел, как стреляли с крыши дома. Вспышки от выстрелов были очень яркими (т. 4, л. д. 237).
Свидетель Маргарита Богданова рассказала, что вечером 12 января была в гостях у подруги, проживавшей в девятиэтажном доме напротив телебашни (ул. Судервес, 37). Подойдя к подъезду этого дома, она увидела молодых людей в черной форменной одежде с оружием в чехле. Об этом Маргарита сказала своей подруге Александре, ответственной за подъезд. Та проверила и подтвердила, что по лестнице вверх прошли люди с оружием. Ночью женщины услышали стрельбу. Стреляли с крыши их дома в сторону башни.
Доктор филологических наук Даля Саткауските, выступая в суде как эксперт-лингвист, сформулировала выводы относительно «преступных» фраз, произнесенных А. Палецкисом во время дискуссии в радиоэфире «А что было 13 января, скажем так, у башни? И как сейчас выясняется, тогда свои стреляли в своих». По ее мнению, эти фразы выражают только отношение высказывающегося к известным ему информационным источникам. Соответственно, ни о каком категорическом отрицания советской агрессии или желании унизить жертвы 13 января не может быть и речи. Эти выводы эксперта делают юридически ничтожным обвинение, предъявляемое А. Палецкису, так как исчезает состав преступления.
Но, как и все официальные лица, Саткауските была заложницей официальной версии. В этой связи к вышеизложенным выводам она добавила выводы в целом о высказываниях Палецкиса во время всей радиопередачи, которые позволяли прокурору и суду интерпретировать ее выводы двусмысленно.
