зазора, когда мысли понимались без слов, а выражать чувства не возникало надобности, потому что души улавливали их на более тонком уровне. Очень многие, кто не был вхож в нашу семью, считали, что нас связывают исключительно рабочие отношения, основывающиеся на взаимоуважении и заботе о благе Королевства. Я не стремилась всем и каждому доказывать обратное - мне это было не нужно, потому что настоящую правду мало кто смог бы вместить или понять.
Конечно, семья у нас была не совсем обычная, что естественно накладывало отпечаток на взаимоотношения всех ее членов… Мне выпало родиться королевой, и не просто королевой, а той, на которой сходились тысячелетние пути истории. Я шла по углям пророчеств, и жребий этот был одинок и не терпел ничьего вмешательства. Марк любил меня, а потому тихо отступал там, где наши дороги расходились. Не только любовь, сокрушающая всякий личный эгоизм, требовалась, чтобы сохранить семью. Мужу не легко было каждый раз отходить в сторону и закрыть уста, когда я шла прямиком к смерти… А от него судьба требовала именно этого, причем требовала постоянно. Он не имел права вставать между мной и моим путем, ведь его долг понуждал думать, прежде всего, о благе народа, а потом уже о своих желаниях. Взяв меня в жены, Марк добровольно согласился разделить ту боль, которую с самого моего рождения нес один лишь Карл. И вполне с нею справлялся. Не все понимали, но те, кто был близок к нам и кому мы могли доверять, безмерно уважали моего мужа… Якир был в их числе.
Лорд Варута обладал редким благородством, поэтому несмотря на то, что нас с ним связывали чувства куда более прочные, чем того требовали родственные отношения, он никогда не позволял себе всерьез переступать дозволенной грани: любя меня преданно, но издали. Могло ли мое сердце оставаться глухо к силе подобных чувств? Конечно, нет. Но то была другая любовь, совсем не такая, что я испытывала к мужу или братьям: любовь в ответ на любовь, точнее определить ее было не возможно, да и не хотелось. Якир являлся частью моей жизни, и это была данность, к которой все давно привыкли. Все… Кроме него самого, наверное, но в том была не моя вина.
Остановившись, словно перед невидимой линией, Ястреб тревожно заржал и попятился назад. Оборвав мысли, я перехватила поводья в левую руку и осторожно обнажила меч. Если что-то напугало коня, мне тоже следовало бояться.
Но секунды шли, а ничего не происходило. Пространство впереди просматривалось метров на пятьдесят, и, кроме деревьев, ничего подозрительного я не замечала. Осадив Ястреба, который упрямо мотая головой, попытался встать на дыбы, слегка ударила каблуками по его бокам... Конь с неохотой подчинился. Что ж, в конце концов, всегда оставался выход повернуть обратно к тракту.
Легко спрыгнув на землю и привязав животное к ближайшему дереву, я медленно пошла вперед: любопытство иногда брало верх над разумом, но, как показал опыт, приносило более ощутимые плоды. По мягкой траве не трудно было передвигаться бесшумно, поэтому первое, что сразу насторожило - это полнейшее безмолвие. Казалось, все живое постаралось убраться подальше отсюда - обстоятельство более тревожное, чем необъяснимое упрямство Ястреба.
-Эн сатим лет корвет! - на всякий случай громко произнесла я, но ни ответа, ни движения в ответ на форулу не последовало.
В душу стал заползать предательский холодок. То, что находилось впереди, источало до боли знакомое чувство осязаемого ужаса. Стараясь дышать ровно и глубоко, я достала нательный крест и перекрестилась. Никогда еще, с того времени, как Миэль держал меня в плену, не доводилось оставаться один на один с тьмой. Не скажу, что я была спокойна и уверена… И все же, упрямо сжав губы, пошла вперед.
Где-то метров через двести, деревья, доселе прямые, словно колонны, изогнулись в причудливые спирали и начали расти плотнее. Вскоре, путь мне преградила живая стена высотой примерно с пятиэтажный дом. Я растерянно остановилась - насколько хватало зрения, ни искусственной двери, ни природной бреши видно не было. Однако и в ограде Замка не все двери открывались ключами. Отойдя на расстояние трех шагов, я подняла руку и громко произнесла на Древнем:
-Та параммо эванор! - что буквально означало: «двери, отворитесь!»
В лицо дыхнул прохладный ветер, но более ничего не произошло. Нахмурившись, я мысленно пролистнула архив памяти… Если интуиция и внешние признаки верно подсказывали природу сил, скрывающихся за древесной стеной, был еще один способ…
Обхватив Молнию у конца лезвия, я с силой сжала ладонь. Кровь горячими струйками потекла по запястью, впитываясь в рукав камзола - красным на черное. Вытерев клинок, подошла к деревьям и провела окровавленной кистью по серо-коричневой коре.
-Летэ антор корвэт Тар Валлор ти Армтей - эванор!
Со скрежетом, напоминающим скольжение мела по грифельной доске, в стене на которой застыла алым росчерком моя кровь появилась расселина… Не дав себе испугаться еще больше, я быстро наклонилась и шагнула внутрь.
Вопреки опасениям, дверь за спиной не исчезла, продолжая неровным прямоугольником пропускать солнечный свет в царство полумрака. Передо мной лежала огромная круглая арена, посреди которой находилась жертвенная плита. Совладав с собой, я подошла ближе. По краю жертвенника, как и в Шаоме, шла витиеватая надпись на Древнем, причем некоторые слова оказались совершенно не знакомы.
Отбросив прочь брезгливость, я достала из кармана кусочек бумаги и карандаш, которые всегда носила с собой, и прищурилась, поскольку света едва хватало, чтобы разглядеть полустертую вязь. Судя по общему смыслу, речь шла о Таре и неком Тарине - это имя, конечно, оно было именем, я уже однажды слышала из уст Миэля. В любом случае, история могла потом сказать спасибо.
Увлекшись копированием, требующим не малого искусства, ибо надпись была объемна, а запас бумаги - ничтожен, я совсем забыла о времени. И только когда глаза перестали различать каменные прорези, пришлось поднять голову и взглянуть на кусочек неба в вышине.
Смеркалось… Свернув листочки, я убрала их в боковой карман брюк. До конца текста оставалось еще несколько предложений, но я не была кошкой и не могла видеть в темноте. Протянув руку, попыталась на ощупь прочесть недостающие слова. К счастью, они оказались понятны и абсолютно бессодержательны: «Да будет так до конца времен, пока дуют ветра, и дана мне власть над этой землей» - обычное, разве что слегка измененное окончание большинства сказок Ордена.
С трудом поднявшись, я обернулась к выходу и в ужасе застыла… Подойдя к стене, коснулась ее рукой и ощупала шершавую поверхность. Я и не заметила, когда закрылся проход… Мягкий свет, исходящий от серебряного крестика на моей груди, не давал ужасу проникнуть в душу. Внезапно, сзади сзади послышался скрежет.
Быстро убрав крестик под камзол, я плотнее запахнув плащ и надвинула на голову черный капюшон. Укрыться на абсолютно ровном пространстве было негде, оставалось надеяться только на темноту. Закусив губу, нерешительно взглянула на жертвенник: в отличие от переносных алтарей, он лежал не на земле, а был поставлен на четыре низких толстых столба – точно так же как на горе Дракона. Мелькнувшая мысль казалась безумной, но у меня было лишь несколько мгновений и всего одна жизнь.
Подбежав к плите, я упала на землю и заползла в узкий зазор. Пахнуло сыростью и какой-то тухлятиной… Подавив тошноту, глубоко вздохнула, чтобы выровнять дыхание. Спустя минут пять, земля в метре от меня озарилась красноватым светом. Судя по количеству ног, вошедших было шестеро.
-Встаньте полукругом! - приказал глубокий голос, остановив поднявшийся было шепот. - И преклоните колена. Быстрее, у нас мало времени.
Двенадцать пар ног, словно по команде подогнулись, и упавшие на землю плащи, скрыли от меня свет. Сердце билось так быстро и громко, что я боялась быть услышанной.
-Готова ли ты, избранная Десятью родами, принести жертву, дабы соединиться со своим господином и повелителем?
Ответа не последовало, очевидно, вопрошаемая просто кивнула.
-Готова ли ты, избранная Десятью родами, отдать ему свою душу и тело?
Последовала короткая пауза.
-Готова ли ты доказать добровольный выбор и пролить на алтарь кровь невинного, в чьих жилах течет кровь Проклятого рода и твоя?
-Да, - глухо прозвучал низкий женский голос, и по моей коже пробежала волна липкого холода… Согласие было дано решительно и без колебаний. Даже я не всегда могла похвастаться подобной
