стояла у моих ног.
Надо же такое выдумать: поехать на чужой машине за три квартала до места только потому… потому что мне приглянулся мент Михайловский. А он предложил подвезти меня всего лишь из вежливости.
И вот теперь придется мне пилить до улицы Парижской коммуны три или четыре квартала. А сумка, набитая теплыми вещами, довольно увесиста. Да плюс пакет с мелочами, которые в дорожной сумке не поместились. Да плюс моя маленькая сумочка на длинном ремне… Не имела баба хлопот…
Без дорожной сумки я могла бы зайти в универмаг, но таскать за собой вещи — это уж слишком! Я уже взялась за ручки своего скарба, злая на саму себя, как меня окликнули. И не кто-нибудь, а мой знакомый блондин из ресторана.
— Здравствуйте, Лариса!
Вид Германа так изумил меня, что я едва не забыла захлопнуть отвисшую от удивления челюсть. Мой партнер по танцу был одет в казачью форму. На груди его позвякивали какие-то награды, явно дореволюционные, из которых я смогла опознать лишь Георгиевский крест.
Да простят меня казаки, мне стало смешно. Ничто не сможет так дискредитировать любое движение, как подобные псевдосподвижники. Наверное, пора уже казакам организовать комитет, который будет следить не только за чистотой рядов, но и за правомерностью ношения тех или иных наград и знаков отличия.
В нашем городе, например, по улицам ходит столько многозвездных казаков, словно в нем разместился всеземной казачий генералитет…
Об этом я подумала, но игнорировать мужчину, который в форме вообще казался картинным красавцем, я не стала. Тем более что его взгляд прямо-таки лучился обожанием.
— Как ваши дела с наследством?
— Отлично. Именно сегодня я все оформила и теперь законная домовладелица.
Я послала ему не менее лучезарный взгляд.
— Вы произвели неизгладимое впечатление на моих товарищей. Особенно на сотника.
— Сотник — это фамилия? — на всякий случай уточнила я.
— Что вы, сотник — звание.
— И под его началом действительно сотня?
— Идет набор, — ответил он туманно.
— А как зовут вашего сотника?
— Далматов Георгий Васильевич.
Или, как окрестили его в народе, Жора-Бык?.. Надо сказать, я вовсе не принадлежу к женщинам, которые не сомневаются в собственной красоте и неотразимости. Потому к неожиданным комплиментам отношусь с подозрением. И первое, о чем я думаю в такую минуту: «Что ему от меня нужно?»
Чего вдруг мной заинтересовался какой-то сотник? Герман говорил о нем прямо-таки с обожанием…
— Передайте, что он мне тоже понравился.
— Зачем передавать? Вы можете сделать это лично.
— Правда? И когда же?
Зачем я спросила об этом? Мне совершенно не хотелось что бы то ни было сотнику передавать. Но Герман моим словам неприкрыто обрадовался:
— Прямо сейчас.
Торопливость, с которой это было сказано, настораживала. Я бы даже сказала, что Герман суетился. Внутренний голос тоже пытался шептать мне нечто предостерегающее, но в меня будто бес вселился. Не иначе Ольга заразила меня своими пристрастиями к криминальным произведениям. Отчего-то мне показалось, что именно сегодня для меня откроется нечто. Какая-то тайна. Приоткроется завеса над чем-то загадочным. И страшным.
Что вызвало у меня подобные ассоциации? И откуда я взяла, что Далматов относится к людям, у которых может быть какая-нибудь тайна?
Пока я таким образом размышляла, казак Герман терпеливо ждал, приоткрыв дверцу «мерседеса».
В общем, я решилась сесть в автомобиль, справедливо рассудив: иначе я так и не узнаю, чего местным казакам от меня нужно? Я точно наяву услышала, как Олька завистливо ахнула. В то время как мой друг Николай неодобрительно поморщился: «У тебя, Киреева, прямо-таки непреодолимая страсть к авантюрам!»
Честно говоря, я не знаю, почему произвожу на своих близких такое впечатление. Если подумать, то никакой авантюры с моим участием и не вспомнишь, так что я постоянно терплю самые обычные инсинуации. Разве справедливо, когда скромная девушка кажется кому-то авантюристкой?
Авантюра не авантюра, а к дому меня, как я надеюсь, подвезут, и мне не придется тащить сумку пешком. Я поставила ее, родимую, на заднее сиденье, а сама села вперед, рядом с красавцем Германом.
Для того чтобы выехать из поселка, скоростной машине понадобилось минуты три, и вот мы уже мчались по шоссе, по обе стороны от которого на много километров вокруг простирался лес.
— Далеко забрался ваш сотник, — игриво заметила я, хотя внутри у меня появился некий холодок: мало того что я села в машину к незнакомому человеку, я даже не представляю, куда он меня везет.
Может, и тетка моя таким образом поплатилась за свое легкомыслие? Или любопытство? Но тут же я отмела это сравнение: Олимпиада всю жизнь — вернее, большую ее часть — прожила в Костромино, а я только что приехала и вряд ли представляю для кого-то опасность или вызываю особый интерес, способный привести к криминалу. То бишь надругательству над моей девичьей честью.
— Дом нашего сотника, может, расположен и далековато от города, зато для его постройки Георгий Васильевич выбрал лучшее место, какое только можно найти в наших краях. Чуть подальше от его дома — красивейшее в этих местах Синь-озеро. Если захотите, я могу вам его показать. Георгий Васильевич любит на него ездить…
Мне везет на выдающихся людей. Сначала Лерин папа, который все делает на отлично, теперь сотник, у которого тоже все самое лучшее. И что интересно, та и другая сторона предлагает показать мне некое Синь-озеро, каковое только в этих краях и можно увидеть. Куда мне деваться, бедняжке, чем я могу таких необыкновенных мужчин заинтересовать, ведь ничего, кроме наследного дома, у меня и нет.
«Дома и машины!» — укоризненно напомнил внутренний голос. Из-за событий, связанных с получением наследства, приемом гостей, я совсем забыла о своей бедной «семерке», и она второй день грустила под навесом, и никто не подошел даже, не потрепал ее по загривку, то бишь по капоту. Кому коврижки, а нам — синяки да шишки!
— Вам приходилось прежде бывать в наших местах? — спросил Герман, небрежно поддерживая руль. Машину он вел виртуозно, мне такому еще учиться и учиться!
— Нет, не приходилось, — честно созналась я.
— Однако, наверное, вы умеете заводить знакомства.
— Думаю, что умею, — согласилась я.
— По крайней мере одним из первых навестил вас не кто-нибудь, а сам главный разыскник района, — вроде небрежно заметил он, но я почувствовала, что его это отчего-то интересует.
— Неужели в вашем поселке ничего нельзя скрыть? — решила посмеяться я.
— Бесполезно, — криво усмехнулся Герман.
— Тогда почему же неизвестно, кто убил тетю Липу? — ляпнула я и ужаснулась собственной неосторожности.
А вдруг этот человек, которого я совсем не знаю, как раз и имеет отношение к смерти Олимпиады? Кстати, второй раз мне приходит это на ум, и почему-то второй раз я не исключаю такой возможности.
И при этом… Какая все-таки дура! Еду с ним на край света, никто об этом не знает, так что если я вдруг исчезну, никто и не догадается куда… Нет, лучше об этом не думать.
— Это вам местные понарассказывали? — пренебрежительно хмыкнул Герман. — Поживите здесь еще недельку-другую, таких ужасов наслушаетесь, от страха сбежите домой… Или вас таким не испугать.
— Ну почему, я такая же трусиха, как и все.
