среди своих – боевые товарищи, с которыми прошли петербургскую осаду… эх…
– Там Багратион. – Голос младшего лейтенанта Кулькина вывел капитана из забытья.
– Что?
– Петр Иванович убит.
– Как?
– Закрыл собой Бонапартия… суку, – Александр Юрьевич тяжело вздохнул. – Как бы самосуда не случилось.
– Какого хрена?
Акимов поспешил к дороге, где вокруг возка с Наполеоном собрались шумящие гвардейцы.
– На кол его, собаку! – раздавались крики.
– Повесить скотину! – Другие были более милосердны.
– Молчать! – быстро сориентировался Сергей Викторович. – Какого хрена?
Молчание было ответом. Молчание, и вид лежащего на снегу Петра Ивановича, укрытого простреленным в нескольких местах полушубком.
– Всем в сторону! Французов под арест! Пленных сюда!
– Ты, милок, не стесняйся, тут все свои.
Ласковый голос человека, будто в насмешку представившегося врачом, ввинчивался в мозг лежащего голым на брошенной в снег шинели пленника. И не уйти от того голоса в блаженную бессознательность – проклятый палач достанет и с того света, заставив отвечать на вопросы.
– Имя, звание?
И не хочется говорить, но воткнутые извергом серебряные иголки лишают воли и права выбора. Хриплым голосом допрашиваемый выдавил:
– Отставной прапорщик Чижов.
– Ну-с, с почином, сударь! – торжествующе произнес человек в круглых очках и обратился куда-то в сторону: – А вы, Сергей Викторович, о каких-то мамонтах изволите толковать.
– Не отвлекайтесь, Ипполит Станиславович, – откликнулся невидимый Чижову собеседник доктора. – Кто, куда, зачем?
– Так он уже представился.
– Замечательно, теперь пусть говорит.
– Это мы запросто. – Муховецкий достал из черепахового футляра еще одну длинную иглу и улыбнулся отставному прапорщику. – Сударь, даю гарантию, что в случае искренних и правдивых ответов вы умрете быстро и безболезненно.
– Это нечестно! – Чижов побагровел, дернулся, но тело не слушалось. – Я требую справедливого суда.
– Чего вы требуете? – искренне изумился доктор.
– Суда.
– И Его Императорское Величество в качестве защитника? Не валяйте дурака, любезный, и имейте мужество умереть достойно.
Такая постановка вопроса Чижову решительно не нравилась, но его личное мнение мало кого интересовало. То есть вообще никого. С каждой иголкой, воткнутой доктором по одному ему известной системе, отставной прапорщик терял волю и становился все словоохотливей.
– Что значит, никаких поляков? – удивился чуть позже капитан Акимов. – Ипполит Станиславович, голубчик, вы уж поспрашивайте точнее.
Можно было понять огорчение Сергея Викторовича – из допроса пленного совершенно не вырисовывалось никакой политики, и за покушением на Наполеона не торчали польские или английские уши, как бы их ни хотелось увидеть. Увы, все проще, банальнее и гаже.
Взрывы и засада организованы всего лишь с целью личной мести императору Павлу Петровичу, пусть даже вот таким опосредованным образом. Изгнанный с позором год назад смоленский полицмейстер господин Хомяков, чудом тогда избежавший суда, собрал в шайку исключительно родственников. Многочисленных, надо заметить. А уж раздобыть десяток пудов пороху не составляет труда для предприимчивого человека. Притащили, закопали, взорвали… А три взрыва – для пущей надежности. И не то чтобы горели желанием убить Наполеона, просто любой результат принес бы ухудшение в отношениях России и Франции.
– Войну хотел вызвать, сволочь? – сплюнул Акимов.
– Да ничего они не хотели, Сергей Викторович, – пояснил доктор. – Просто нагадить и смыться, вот и всех делов. Свинская человеческая натура требует мести.
– Мстят только свиньи?
– Ни в коем разе! Существует понятие праведной мести, вот она вполне прилична и уважаема.
– Про британцев спросите, Ипполит Станиславович, – продолжал настаивать капитан. – Без их участия ни одна гадость в России не обходится.
– Англичанка всегда гадит? – усмехнулся доктор.
– Именно. Откуда они знали о маршруте и времени?
Увы еще раз, но дальнейший вопрос окончательно разочаровал Сергея Викторовича – отставной прапорщик признавался в чем угодно, включая убийство Авеля ослиной челюстью, но упорно не хотел обнаруживать связь с англичанами или поляками. Последние, в силу их природной злокозненности, предпочтительнее.
– Кончайте его, Ипполит Станиславович, – махнул рукой Акимов.
– Совсем? – переспросил доктор.
– Нет, черт побери, по частям! – не удержался от ругательства капитан и обернулся к спешащему младшему лейтенанту Кулькину. – Что там опять случилось, Александр Юрьевич?
– Французы бунтуют, требуют назад поворачивать.
– Неймется?
Кулькин развел руками, показывая полное непонимание французской логики. А есть ли она у французов вообще, та самая логика?
Порядок пришлось наводить самым решительным образом – капитан лишь заглянул в возок с лежащим бледным Наполеоном и отдал приказ стрелять. Стоявшие наготове гвардейцы с охотой сделали залп…
– Довольно!
Мог бы и не указывать – умученные постоянными тренировками гвардейцы давно отучились промахиваться и жечь лишние патроны.
– Мсье капитан, – слабым голосом окликнул Акимова Бонапарт. – Может быть, вы в конце концов удосужитесь объяснить, что здесь происходит?
– Ваше Императорское Величество, – Сергей Викторович почтительно склонил голову. – Во французском языке есть такое понятие, как «полная задница»? Ах нет… С сегодняшнего дня будет.
Глава 19
– Паш, ты это… не ругайся на него сильно, хорошо? – Сегодня в голосе Михаила Илларионовича Кутузова отчетливо слышались нотки Мишки Варзина, который не видел ничего дурного в обращении к императору на «ты». – Медаль ему можно какую-нибудь дать.
Это он про капитана Акимова, привезшего вчера в Москву Наполеона. Лучше бы не привозил, прикопав в снегу где-нибудь по дороге.
– Медаль, говоришь? Хренушки! Поздравь от моего имени майором и отправь подальше. Пусть в Молдавии полком командует.
– Но, Ваше Величество! – Ага, это беспардонный Варзин уступает место дипломатичному фельдмаршалу. – Государь, майорский чин слишком мал для смещения с должности смоленского губернатора.
– Уж не в генералы ли его произвести?
– Полковника в самый раз будет.
– А харя не треснет?
