и тут же ушла. «Узнаю потом, — решил Моршанцев, доедая последний, третий бутерброд. — Тайное всегда становится явным». Он и представить не мог, как скоро и сколь бурно обрушится на него это знание.
Пришедший с операции Капанадзе долго возмущался поведением родственников пациента. У того было три дочери. По каким-то причинам сестры враждовали друг с другом, но все трое переживали за исход операции. На пути от операционной до ординаторской Капанадзе пришлось трижды останавливаться и повторять одно и то же каждой из них.
— Замучили меня! Хоть бы догадались вместе подойти! Какое мне дело до их отношений?!
— Самое обидное, Отар, то, что с вопросами подходят по три раза, а с благодарностью только один, — поддел Микешин.
— Если бы каждая с конвертом подошла бы, я разве бы возмущался? Я бы песни пел от счастья! Но что было один раз, то было один раз, хорошо хоть, что один раз было…
На столе Довжик зазвонил местный телефон. У обоих телефонных аппаратов, местного и городского, не было постоянного места в ординаторской — длинные шнуры позволяли им свободно кочевать со стола на стол. Иногда шнуры запутывались так, что распутать их, не оборвав, мог только терпеливый Микешин.
— Орди… — успел сказать в трубку Моршанцев.
— Зайдите ко мне, Дмитрий Константинович, — «ледяные» нотки в голосе заведующей отделением не предвещали ничего хорошего. — Срочно.
В кабинете Ирины Николаевны сидела пунцовая от гнева Маргарита Семеновна. На Моршанцева она даже не взглянула.
— Садитесь и объясните, почему вы настраиваете персонал против ваших коллег и консультируете чужих пациентов без ведома лечащего врача.
Услышав такое, впору было не садиться на стул, а падать на него.
— Когда? Против кого, Ирина Николаевна? — Моршанцев посмотрел на Довжик. — Против Маргариты Семеновны? Это не я, а кто-то другой!
— Давайте пригласим свидетелей! — потребовала Довжик, по-прежнему не глядя на Моршанцева.
— Давайте не будем! — возразила Ирина Николаевна. — У нас не прокуратура, чтобы устраивать общие ставки. К тому же вы знаете, что я не люблю и не приветствую, когда врачи устраивают склоки между собой на глазах у сестер. Довольно и того, что знаем мы!
— Что же вы знаете? — Моршанцев не чувствовал за собой никакой вины и потому был спокоен.
— Прочтите вот это! — Ирина Николаевна протянула Моршанцеву исписанный вручную лист бумаги.
«Вот это» оказалось докладной запиской медсестры Ольги Гусь на имя заведующей отделением. Почерк у Ольги был четким, разборчивым.
«…ко мне обратился больной Воркутин из второй палаты и попросил дать ему что-то от изжоги. По мнению Воркутина, изжога с тошнотой были связаны с назначенным ему вчера анапроганом. Я отправила Воркутина в палату и доложила об изжоге врачу Довжик М. С., которая ответила, что она разберется. Примерно через час Воркутин снова обратился ко мне с просьбой дать ему хотя бы соды. Я подошла к врачу Довжик М. С., которая в это время находилась в комнате сестры-хозяйки, и напомнила ей. Врач Довжик обругала меня нецензурно и сказала, что не мое соплячье дело командовать врачами…»
Теперь ясно, почему плакала Ольга, — Маргарита Семеновна в очередной раз проявила свой «золотой» характер. Моршанцев дочитал докладную до конца, но своего имени в ней не нашел и потому удивленно спросил:
— А я-то тут при чем?
— При том, что вы в присутствии Поповой и Воркутина сказали, что анапроган действительно вызывает изжогу, и тем самым…
— Одну минуточку, Ирина Николаевна!
— Не перебивайте меня, Дмитрий Константинович!
— Может, тогда я лучше напишу? — предложил Моршанцев. — Как все было…
— Ладно, давайте вашу версию, — разрешила заведующая отделением.
— Когда я отнес истории на пост, медсестра Попова действительно спросила меня, вызывает ли анапроган изжогу. Я ответил, что да, есть у этого препарата такое побочное действие, и на этом разговор закончился. Воркутин при этом не присутствовал, чужие назначения я не критиковал, никого не консультировал и никого против Маргариты Семеновны не настраивал…
— А вот мне рассказали другое! — взвилась Довжик. — Что вы, Дмитрий Константинович, настраивали против меня…
— Против вас, Маргарита Семеновна, никого настраивать не надо, потому что вы прекрасно справляетесь с этой задачей сами! — огрызнулся Моршанцев.
— Успокойтесь и помолчите! — велела заведующая отделением, снимая трубку местного телефона. — Ольга? Мария там далеко? Пусть зайдет!
Встретившись взглядом с Моршанцевым, медсестра Попова покраснела, сравнявшись цветом лица с Довжик, и призналась, что, будучи обуреваема эмоциями, в частности состраданием к плачущей напарнице, она действительно немного преувеличила, то есть не так выразилась, то есть ее не так поняли… И Воркутин не то чтобы присутствовал при ее разговоре с Дмитрием Константиновичем, а сидел в коридоре метрах в двадцати и разговора слышать не мог, но она ему потом сама сказала, потому что… и так далее…
— Красота! — сказала Ирина Николаевна, выслушав до конца Попову. — Пиши заявление.
— Какое? — не поняла Попова.
— По собственному. Мне не нужны сестры, которые на пустом месте устраивают скандалы. Сегодня отдежуришь, не старшую же за тебя оставлять, а завтра катись на все четыре стороны!
— Ирина Николаевна!
— Еще одно слово, еще один вяк — и ты уйдешь не по-хорошему, а по-плохому!
— Я лучше по-хорошему, Ирина Николаевна! — поспешила ответить Попова.
— Тогда иди к старшей и напиши заявление, да не забудь сказать, что это я тебя отправила!
Дождавшись, пока Попова выйдет, заведующая отделением посмотрела на часы и сказала:
— Через пятнадцать минут будет небольшое совещание для врачей. Передайте Капанадзе и Микешину.
— В ординаторской или у вас? — уточнила Довжик.
— У меня.
В коридоре Довжик окинула Моршанцева презрительным взглядом и сказала:
— А вы, Дмитрий Константинович, не забывайтесь. И не таких обламывали…
— Не дождетесь, — приветливо улыбнулся Моршанцев, открывая дверь ординаторской и галантно пропуская даму вперед.
Довжик гневно фыркнула и слегка толкнула его плечом, не задавайся, мол, Дмитрий Константинович.
Совещание получилось не коротким, а очень коротким.
— Сегодня был очередной конфликт. Думаю, что все уже в курсе, так?
Микешин и Капанадзе кивнули. Пятнадцати минут до начала собрания как раз хватило Довжик для озвучивания своей версии произошедшего и собственного мнения об этом. Моршанцев не перебивал ее монолога, только украдкой раз-другой иронично подмигнул коллегам, давая понять, что рассказ Маргариты Семеновны изрядно приукрашен. Коллеги также украдкой, чтобы не раздражать и без того раздраженную даму, подмигнули в ответ.
— Сестры, конечно, все дуры — чего от них можно ожидать? — продолжила Ирина Николаевна.
Моршанцев не смог скрыть удивления, поэтому ему снисходительно пояснили, новичок же.
— Все умные медсестры становятся врачами или старшими сестрами, Дмитрий Константинович.
— А все умные врачи — заведующими? — продолжил логическую цепочку Моршанцев.
— Заметьте, что это сказали вы, а не я! — Ирина Николаевна улыбалась левой половиной рта. — Но
