помню. И вашу манеру общения тоже помню. Надо сказать, что она заметно изменилась к лучшему. Это радует.
При упоминании манеры общения Маслова едва заметно покраснела. Манеры у нее были самые что ни на есть простые — «мать-перемать» через каждое слово, милые словечки типа «кретин», «идиот», «дебил» и так далее, советы заткнуться и начать думать головой, а не задницей, и все это на сильно повышенных тонах, иногда со срывом на визг.
С Даниловым она старалась по возможности не выходить за рамки приличий — попробовала раз- другой и была тут же поставлена на место (отправлена по общеизвестному адресу), но некоторых врачей просто размазывала по стенкам, одновременно опуская ниже плинтуса. Кроме бригад «скорой помощи» доставалось от Масловой и заведующим подстанциями, правда, не наяву, а по телефону.
— Да кто вы такой, чтобы обсуждать мою манеру поведения?! — вспылила Маслова. — Что вы себе позволяете?
— Ничего лишнего, — ответил Данилов. — Если вам можно предаться воспоминаниям, то почему это не могу сделать я?
— Прекратите посторонние разговоры! — потребовал бритоголовый.
Заместитель главного врача закатила глаза и вздохнула — ах, снова этот Данилов!
— Если бы не мое хорошее отношение к Марианне Филипповне… — Маслова сверкнула глазами.
— Если бы не моя природная сдержанность… — ответил Данилов.
— Здесь мы закончили! — Бритоголовый резко поднялся.
Следом за ним встали все остальные, включая и Данилова. Невежливо же провожать дорогих гостей сидя. Ирина Ильинична, выходившая последней, обернулась с порога и выразительно постучала себя кулаком по лбу, намекая на то, что надо соображать, где, когда и с кем вступать в пререкания. Данилов пожал плечами и одновременно развел руки в стороны — я-то тут при чем, она первая начала. Ирина Ильинична махнула рукой и скрылась за дверью.
«Будет руководящий втык или нет? — подумал Данилов. — Наверное, будет, разве администрация упустит возможность раздуть слона из такой перспективной „мухи“, как пререкания с главным специалистом департамента здравоохранения? Да ни в жизнь! Как бы еще показательную порку на собрании не устроили. А-а, ладно, переживем…»
В подвале, куда комиссия спустилась для осмотра стерилизационного кабинета, Ирину Ильиничну, еще не отошедшую от неприятного происшествия в физиотерапии, ждал новый конфуз. По длинному, хорошо освещенному и недавно отремонтированному подвалу было так приятно бегать взад-вперед. Именно этим и занимался доктор Кобахидзе вместе с двумя медсестрами, совмещая перекур со спортивной игрой, посвященной празднику — Дню святого Валентина. Игра заключалась в том, что заливающиеся смехом медсестры убегали, не забывая периодически затягиваться сигаретами, а Кобахидзе, изображавший Купидона, пытался их поймать. Время от времени он останавливался и изображал, будто стреляет в проказниц из невидимого лука. Медсестры картинно хватались за свои немалые груди, изображая пронзенных жертв, но близко к себе Купидона не подпускали — увертывались и бежали прочь.
— Что здесь происходит?! — Только трехкратное преимущество в весе спасло Ирину Ильиничну от падения, когда в нее на бегу врезался Кобахидзе. — Георгий Асланович, вы что, с ума сошли или анаши накурились?
Проверяющие подозрительно зашмыгали носами, но в подвале пахло только табаком.
— А ты, Анна, что ржешь как недоеная корова? — От волнения (не каждый же день, в конце концов, так пылко наскакивают молодые энергичные мужчины!) Ирина Ильинична запуталась в звуках, издаваемых животными. — Ты где сейчас должна быть?
— На приеме! — пискнула «недоеная корова».
— И вы тоже, Георгий Асланович, между прочим! — Ирина Ильинична оправила на себе халат, восстанавливая поруганное достоинство. — В коридорах народу полным-полно, а они тут в догонялки играют! А у тебя, Шура, если ты забыла, строгий выговор еще не снят! Хочешь еще два сразу — и на все четыре стороны?
— За что два-то, Ирина Ильинична? — притворно испугалась Шура.
— Один — за необоснованное отсутствие на рабочем месте, а другой — за курение в неположенном месте! И не смотри на меня так! Курить вон где можно, а вы здесь. Да загасите вы, наконец, свои сигареты — дышать нечем!
Виновные дружно поплевали на дымящиеся сигареты (ну не о стены же, отделанные пластиковыми панелями, их гасить) и потупили взоры.
— Идите работать! — велела Ирина Ильинична. — Но к этому разговору мы еще вернемся! Тоже мне, нашлись возмутители спокойствия!
Утратив последние остатки веселья, возмутители спокойствия покинули подвал.
— Вот с такими кадрами приходится работать! — вздохнула Ирина Ильинична, обращаясь к сотрудникам департамента.
Она рассчитывала на сочувствие и понимание, но вместо этого услышала от бритоголового ехидное:
— Плохо контролируете, вот они у вас и распустились. Я когда-то руководил шестьдесят пятой больницей, две тысячи коек, более полутора тысяч сотрудников — и у меня такого бардака не было! Представить было невозможно!
— Усилим контроль, Виктор Григорьевич, — пообещала Ирина Ильинична. — Я передам Марианне Филипповне.
«Напишет об этом или нет? — думала она, верноподданно поедая глазами бритоголового. — Ну, Кобахидзе, удружил, яйца бы ему оторвать, паразиту…»
— Может, мы осмотрим то, за чем спустились? — с прежней ехидцей в голосе поинтересовался Виктор Григорьевич. — Или так и будем стоять?
— Да, да, конечно… — встрепенулась Ирина Ильинична. — Пойдемте.
«Господи, — взмолилась она, — сделай так, чтобы в стерилизационной пронесло!»
Комиссия хоть и была настроена довольно лояльно (Марианна Филипповна никогда не жалела денег на подарки и подачки нужным людям всех уровней, как по случаю, так и без), но все же оставалась комиссией департамента здравоохранения. Все видящей, все слышащей, все запоминающей. Встанет как- нибудь в окружном управлении вопрос о назначении заместителя главного врача Комаровой главным врачом, а из департамента скажут: «Позвольте-позвольте! Это какая Комарова? Ирина Ильинична из одиннадцатого КВД? Нечего ей в главных врачах делать! Распустит она весь коллектив, начнутся там оргии и всякий прочий бардак!» Так и придется в заместителях до самой пенсии сидеть. А что такое заместитель главного врача по медицинской части, если разобраться? Это же каторга, самая настоящая каторга! Зарплата совсем не та, что у главного врача, про «приварки» и «левые» деньги и говорить нечего, а отвечаешь за все, что происходит в диспансере. Сотрудники считают тебя сукой и подхалимкой, а главный врач может в глаза назвать дурой. И это ее вечное: «Если не справляешься, дорогуша, то можешь вернуться к тому, с чего начинала — сесть на прием». Не жизнь, а сплошная мука.
Один только свет в конце тоннеля, одна надежда — самой стать главным врачом. Отдохнуть, прийти в себя, поднакопить денег на старость… Когда-то, по молодости, Ирина Ильинична и на большее замахивалась, чуть ли не всем московским здравоохранением рулить мечтала, но жизнь ее быстро обломала. Спасибо и на том, что хоть чего-то достичь удалось — все-таки заместитель главного врача, да еще и надежды на перспективу есть. Не то что некоторые, вроде доктора Выгонковой, полвека проработавшей в одной и той же «низовой» врачебной должности, хоть и в разных местах. И что она выслужила? Двухкомнатную хрущобу в Кузьминках еще при социализме да почетную грамоту от департамента здравоохранения?
Бегло осмотрев стерилизационную, комиссия поднялась на первый этаж к лифту.
— Куда сейчас? — спросила Ирина Ильинична. — Может, чайку?
«Чаек» в кабинете главного врача ожидался отменный, на высочайшем уровне. Выдержанный французский коньяк, лимонный «Абсолют», мартини, буженина, хамон, сырокопченые колбасы из самых дорогих, сырное ассорти, нежная семга, красная икра, всякие там оливки-маслины с пикулями… Ну и чай, конечно, чтобы было чем запивать десерт — пирожные из близлежащего ресторана, славящегося своей
