среднего класса. Обставлена мебелью из Гранд-Рапидс,[14] circa[15]1934 годом».
Из кухни доносились звуки — мать готовила ужин. Бенджамин от души надеялся, что вдруг каким-то чудом матери не окажется дома. Но она была дома. Она всегда была дома.
— Привет, па, — сказал Бенджамин.
Отец поднял голову и улыбнулся ему. Стоило отцу посмотреть на своих сыновей секунду или две, и настроение у него тут же улучшалось.
В гостиную вошла миссис Федрова в безупречно белом накрахмаленном фартуке, обхватывающем ее все еще тонкую талию. Бенджамин обнял и поцеловал мать. И задержал ее в объятиях чуть дольше, чем обычно.
— Что у нас сегодня на ужин? — осведомился он, стремясь отсрочить неприятный разговор.
— Ничего особенного. Гамбургеры, — иронично улыбнувшись, ответила мать. — Ну, когда выходишь на работу?
— Завтра, — ответил Бенджамин.
— Прямо завтра? — удивилась мать. — Но ведь летом в школе обычно каникулы.
— Ты лучше сядь, мам, — сказал Бенджамин.
— Я не хочу сидеть, — ответила она. И вся так и сжалась и приготовилась к самому худшему. — Что случилось?
— Я получил работу, — сказал Бенджамин. — Но не в системе школьного образования.
— Что это значит — не в системе образования? Ты ведь сдал экзамены или нет?
— Думал, что сдал, — ответил Бенджамин.
— Что значит «думал»? — резко спросила мать. — Нечего говорить загадками.
— Не прошел медосмотр в Трентоне.
Лицо матери исказилось от волнения. Она схватила сына за руку и заглянула ему в глаза:
— Скажи мне правду! У тебя нашли какое-то опасное заболевание, да? Что?.. Туберкулез? Нелады с сердцем? Что?
— Да ничего страшного, — поспешил успокоить ее Бенджамин. — Я… я страдаю ожирением. Есть, оказывается, такой медицинский термин, «ожирение»…
— Ожирением? — Мать была просто потрясена. — Да они что в этом Трентоне, с ума посходили, что ли? Ты слышал, Израиль? В Трентоне сказали, что твой сын страдает ожирением!
— Правительство… — с отвращением пробормотал Израиль. — Чего хорошего можно ожидать от этого правительства?..
Миссис Федрова отшатнулась от сына и снова испытующе уставилась ему в глаза.
— А ты не шутишь, а, Бенни? Может, это одна из твоих дурацких шуточек?
— Да ничего я не шучу. Так они сказали, этими самыми словами.
— Но ты же у нас сложен как бог! — воскликнула миссис Федрова. — Им бы такую фигуру, как у тебя, этим сумасшедшим из Трентона!
В тот день Бенджамину вовсе не хотелось слышать, что он сложен как бог. Ни от кого, даже от матери. Однако он с трудом подавил улыбку, представив, что было бы, если б, проснувшись, та женщина- врач вдруг обнаружила, что у нее фигура Бенджамина.
— У них есть какая-то там норма, — устало объяснил он. — И, согласно этой самой норме, я вешу на двадцать два фунта больше, чем положено.
— Но ведь ты же спортсмен, футболист! Все футболисты такие. Что же ты им не объяснил?
— Объяснил, — сказал Бенджамин. — Но впечатления это не произвело.
— Футбол… — с горечью пробормотала миссис Федрова. — Понадобилось тебе играть в этот футбол!.. Никогда не слушаешь матери, от этого все твои беды. И вот вам результат, пожалуйста! — Она обернулась к Израилю, тот еще глубже погрузился в кресло. — А ты, ты его поощрял! Все эти годы! Ну что, теперь доволен?
Израиль еле заметно пожал плечами. Эта привычка появилась у него после того, как он разорился.
— Торчим в темноте, потому что у нас нет денег заплатить за электричество, — продолжала выговаривать мужу миссис Федрова, — а ты только и знаешь, что, сняв ботинки, просиживать задницу в кресле!..
В этот момент Бенджамин твердо решил никогда не жениться. По крайней мере до тех пор, пока на банковском счету у него не будет миллиона долларов. А еще лучше — двух миллионов…
Мать метнулась к нему. Неукротимая, маленькая, прекрасная в своей ярости женщина с прямой как струнка спиной. Она пыталась спасти свою семью то от одной напасти, то от другой, тянула свою лямку одной лишь силой стальной воли. Непобедимая, воплощающая безупречную твердость духа в этом темном, до блеска отполированном доме, который был ее крепостью, ее полем битвы, всем ее миром, она замерла перед Бенджамином.
— А теперь, — обратилась она к сыну, — рассказывай, где ты собираешься работать.
— Сегодня днем ездил в Нью-Йорк, — ответил он. — И получил там работу.
— Какую такую работу? — подозрительно спросила мать.
— Платят восемнадцать долларов в неделю, — сообщил Бенджамин.
— И что же это за работа такая, за восемнадцать долларов? — спросила мать.
Бенджамин глубоко вздохнул.
— Агентом по доставке, — ответил он. — В фирме, торгующей разным электрооборудованием, на Западной Двадцать третьей улице.
— О Боже! Агент по доставке! Мой сын! — И миссис Федрова заплакала.
— Что толку плакать? — сердито спросил Бенджамин. Теперь ему и самому захотелось заплакать.
— Мальчик окончил школу, потом — колледж. Вызубрил все науки от «А» до «Я», помирал с голоду, чтобы купить себе книжки! И теперь говорит, что тут такого! Подумаешь, агент по доставке!..
— Но это же не навеки, — сказал Бенджамин. — Буду ходить в вечернюю школу. Буду изучать черчение, инженерное дело…
— Я знаю, чем ты будешь заниматься, — сквозь слезы пробормотала мать. — Свяжешься с разной уличной швалью, по субботам будешь напиваться и шляться по борделям!.. Будешь развозить на тележке по улицам разный хлам, словно какой-то чернорабочий. Забудешь, что держал в руках книгу, женишься на какой-нибудь дешевке, рабочей девчонке. И станете жить, как свиньи, а ваши дети вырастут и тоже станут агентами по доставке, или, проще говоря, грузчиками. Нет, я этого не допущу!
— О Господи! — воскликнул Бенджамин. И, в свою очередь, вспылил: — Когда наконец ты расстанешься с мыслью, что все, кто работает руками, являются швалью?
— Я никогда не расстанусь с этой мыслью, — прорыдала миссис Федрова. — Потому что это правда, это так и есть! Израиль! — обратилась он к мужу. — Ну что ты молчишь? Что ты на это скажешь?
Секунду-другую отец не говорил ни слова, потом пожал плечами.
— Бен уже взрослый, Софи, — проронил он наконец. — Времена теперь трудные. Но я все равно в него верю.
— Ты не уйдешь завтра из этого дома работать грузчиком! — твердо заявила миссис Федрова сыну. — Не для этого я всю себя отдавала семье!..
— Но, мам… — устало возразил Бенджамин, — стань же наконец реалисткой. Мы торчим тут в темноте, потому что нам отключили свет за неуплату. В Америке шесть миллионов безработных!.. И твоего сынка никто нигде не ждет. Мне бы очень хотелось подойти к выключателю и нажать на кнопку, чтобы в дом пришел свет! Ради этого я готов на все, абсолютно на все!
— Нет смысла… — пробормотала сквозь слезы мать и уселась на краешек деревянного стула — спина безукоризненно прямая, руки сложены на коленях. — Во всем этом нет ни малейшего смысла…
У него так и недостало мужества сказать ей самое неприятное. Сказать, что если она вдруг захочет позвонить ему на работу по телефону, ей ответят, что никакого служащего по фамилии Федров у них нет и никогда не было. Он назвался Брэдли Фейем, потому что в том объявлении в «Нью-Йорк таймс» говорилось, что им нужны только белые мужчины приличного происхождения.
