— Хотите, я побуду с собачкой на улице? — участливо предложила женщина. — Постою, покурю.
Женщина подобрала коробку со своей вещицей и шагнула к Нюме. Она оказалась невысокого роста, в мешковатой дубленке. Повязанный у горла крупный узел пушистого шарфа подпирал бледное лицо, забранное в ушки меховой шапки.
— Точка с посторонним не пойдет, — пробурчал Нюма, — будет нервничать.
«Ты что, дед?! — запротестовала Точка и помахала хвостом, одобрительно глядя на незнакомку. — С удовольствием подожду на улице, понюхаю».
— Точка?! — улыбнулась женщина. — Какое милое имя… Пошли, Точка, подышим воздухом.
Нюма, словно под гипнозом, боязливо протянул ей поводок. Казалось, сознание Нюмы внезапно оплавили смутные воспоминания. Подобно каплям стеарина, что стремительно натекли к основанию свечи…
Несколько секунд он таращился в дверь, хлопнувшую за женщиной и собачкой.
— Слушаю вас! — голос продавца вернул Нюму к его заботам.
Торопливо стянув рюкзак, Нюма вытащил майолику — три подростка со счастливыми лицами играли в кости. По загустевшему взгляду антиквара было ясно, что предложенное его заинтересовало.
Нюма выпрямился и огляделся…
С настенных стеллажей, из стеклянных шкафов и с подвесных полок смотрели в магазинное пространство старинные предметы. Бронза, фарфор. Иконы. Картины в дубовых багетах. Часы в замысловатых футлярах. Брелоки, кулоны. Наборы старинной посуды: сервизы, позолоченные и серебряные обеденные приборы. Красочные напольные вазы тянули свои узкие шеи…
Антиквар, крючконосый тип, с запавшими небритыми щеками и обширной лысиной, убрал в стол толстенный каталог. Удовлетворенно крякнул и посмотрел на Нюму сквозь очки.
— Так я и думал… Итальянская майолика. Девятнадцатый век, — воодушевленно проговорил антиквар, — редко нам приносят майолику. И в приличном состоянии.
— Вот… принес, — пробормотал Нюма.
— Да еще в рюкзаке. Вещь хрупкая, керамика. Могли и расколоть, — укорил антиквар. — Могу принять. За тысячу рублей… Паспорт с вами?
Значит, не обманула та гражданка, подумал Нюма и проговорил:
— При чем тут паспорт?
— Как же! А может вещь ворованная? Нужен паспорт.
— С собой не взял, — ответил Нюма, не понимая, к чему этот разговор, он уже оценил вещь у специалиста — надо уходить.
— Без паспорта не приму. Здесь не скупка, — антиквар аккуратно приподнял майолику и поставил перед Нюмой. — Работаю без обеда до восьми вечера.
Входная дверь приоткрылась, и в проеме показалось женское лицо, забранное ушками меховой шапки.
— Вы скоро? — спросила женщина. — Мы с Точкой уже замерзли.
— Иду, иду, — ответил Нюма и, глядя в захлопнувшуюся дверь, добавил раздумчиво: — Ну, а если…
— Без документа никаких разговоров! — оборвал антиквар.
— А если поменять? — продолжил Нюма.
— Поменять? Что? Не понял.
— Майолику на что-нибудь равноценное. Но более… компактное.
— Вот еще… Новости! — растерялся антиквар. — Компактное… А что? Это интересно.
Антиквар поднялся со стула и проворно юркнул в подсобку. Через минуту он появился с миниатюрной скульптуркой…
— Вот! — сдунув пыль, воскликнул антиквар. — «Римский лучник». Бронзовое литье. Чеканка. Скульптор Лансере. Франция. Девятнадцатый век, — он перевернул вещицу и прочел. — Фабрика Шопена!
— Фабрика Шопена? — подозрительно произнес Нюма.
— Да! Вот выбито. Можете убедиться, — он протянул «лучника» Нюме.
Холодный металл приятно тяжелил ладонь. Нюма прилежно уперся взглядом в едва заметные закорючки…
— Фабрика Шопена, — важно заключил Нюма, возвращая «лучника».
Он подумал: «Действительно, вещь компактная. К тому же бронза, не расколется при тряске, как майолика, — обожженная глина, покрытая глазурью…»
— Но все равно нужен паспорт, — уныло осадил антиквар, — а по бартеру, так на так, даже неплохо.
Нюма кивнул, уложил майолику в рюкзак, сказал, что все обдумает, и вышел из магазина.
Едва он показался на улице, как Точка живым снежком ударила Нюму в живот всем своим белым тельцем. И захлебнулась счастливым лаем…
«Что же ты, Нюмка, как чужой, ей-богу?! — лаяла собачка. — Оставил меня на холоде с незнакомой теткой, а сам трендел в теплом магазине! Узнал что надо — уходи! Нет, начал морочить голову с бартером. И без Самвелки! Смотри, советуйся, раз вы компаньоны».
Строгим голосом Нюма пытался успокоить взволнованную Точку. Женщина терпеливо ждала, когда Нюма справится с собачкой и возьмет в руки поводок.
— Извините, пожалуйста, — бормотал Нюма. — Немного задержался…
— Все в порядке? — женщина кивнула на дверь магазина.
Нюма окинул ее скользящим взглядом. И вновь память пробудили смутные воспоминания, неясные и робкие. Он напрягся, силясь сложить их в более четкий рисунок, но тут Точка метнулась в сторону с радостным лаем.
— Узнала, узнала, сучка! Я это, я, — услышал Нюма голос дворника.
Галина подошла ближе, повязав любопытным взглядом Нюму и женщину в рыжей дубленке…
— Наум Маркович?! — со значением воскликнула Галина. — Никак к Яшке-антиквару намылились, как и ваш сосед-армян?
— Что вы, Галина, — растерянно пробухтел Нюма, невольно обращаясь к дворнику на «вы».
— Да мы что? — злорадно подметила Галина. — Можем слово замолвить перед Яшкой за вас. А то он, гад, прижимистый, из ваших, даст не ту цену.
Галина поднялась по ступенькам, задержалась у дверей магазина, по-бабьи подбоченилась, оглядела Нюму и незнакомку в дубленке. Чему-то хмыкнула и вошла в магазин…
— Дворник она, — Нюма взял поводок из рук женщины, — подрабатывает тут, убирает.
— Наум? — вопросила женщина. — Наум Бершадский.
Сквозь хрипотцу прокуренного голоса прорвалась какая-то знакомая, приятная, давно забытая интонация…
— Женя?! — мгновенно, подобно цветным лепесткам калейдоскопа, в памяти Нюмы сложился четкий, давно забытый образ. — Женя… Роговцева…
— Роговицына, — поправила женщина. — Да, Наум. Это я.
— Боже ж, мой! — воскликнул Нюма. — Сколько лет прошло?!
— Много, Наум, лет сорок, не меньше, — в блеклых глазах женщины вспыхнули голубые искорки, возвращая им давно утерянный небесный свет.
«Ну, Нюмка, бабник! — ревниво тявкнула Точка. — Постыдись, дед! Нам еще на Сытный рынок мотать. Или забыл?»
— Сейчас, сейчас Точка, — пробормотал Нюма. — Такая встреча…
Давно это было… Женя Роговицына считалась институтской подругой покойной Розы. Ну, не разлей вода! Внешне они выглядели антиподами — крепкая, с ярко выраженными формами, брюнетка Роза и худощавая, статная блондинка Женя. В институте их удачно окрестили «Пограничный столб» — как единение черного цвета и белого. Дружба продолжалась и после института. Хотя тут случилась неувязка. По распределению Женя попала в «закрытое КБ», а Розу в Конструкторское бюро не направили из-за «пятого пункта». Женя все возмущалась. «Идиотизм! — говорила она. — Наш научный руководитель,
