и будучи женат на русской, стал Илюшей. Однако, в отличие от пожилого Сеида, приехавшего в Северную столицу из Армении, тридцатилетний Илюша был коренным азербайджанцем, из Кировабада… В ведении Илюши значились еще две чайные — несколько слабоногих дачных столиков под клеенками и две-три алюминиевые табуретки рядом. Чайные размещались и на других рынках, но эта, на Сытном, считалась главной. Особых проблем с начальством у Илюши не возникало — платил ежемесячно директору рынка, районному начальнику милиции, да раз в месяц еще кое-кому из крепких ребят за «крышевание». И жил без волнений. Единственная проблема — это сахар. Его отпускали учреждениям по разнарядкам, а физическим лицам ограниченно и только по визиткам от ЖЭКа, после предъявления паспорта. Илюша выкручивался. К чайному стакану «армуди», что напоминал формой грушу, теперь придавался кусочек рафинада, завернутого в голубую бумажку с изображением поезда. А еще полгода назад к одному стакану чая добавлялось два кусочка рафинада. Так что времена становились все труднее…
Именно об этом Илюша рассказывал сейчас Сеиду. Они сидели за столиком и пили чай. Илюша не позволял себе сидеть с клиентами, но Сеид был не какой-то «кянчи», деревенский житель из крикливых торгашей рынка, а человек, наверняка уважаемый в прошлой жизни, Илюша это чувствовал. Хотя Сеид не отличался откровенностью.
— Тогда как было, — говорил Илюша по-азербайджански, — я приходил к завмагу, давал деньги, брал двадцать-тридцать кило сахару и уходил. А теперь? Я даже ездил в Баку за сахаром. Там тоже не просто, и все же… Я даже кусковой сахар доставал…
— Да. С кусковым сахаром у чая даже вкус другой, — соглашался Сеид. — Я часто приезжал в Баку, в командировку. Приходил на морской бульвар пить чай. С кусковым сахаром, щипчиками расколотым на мелкие кусочки…
— Да, на бульваре была замечательная чайная. У парашютной вышки… Люди пили по десять- пятнадцать армуди. Были такие, кто и больше, — ностальгически подхватил Илюша. — А что, в Ереване не было чайных?
— Как не было?! Еще какие были чайные! И между прочим, во многих из них работали азербайджанцы.
— Да. Что-что, в чае мы понимаем…
— Армяне тоже в чае понимают, — справедливости ради обронил Сеид.
Они умолкли, грея пальцы на теплом стекле армуди… Их знакомство состоялось в середине прошлого, девяностого года. Хотя Сеид приехал в Ленинград в восемьдесят восьмом… Как-то заглянув в чайную на Сытном рынке, он взял армуди и сел, нахохлившись, за крайний столик, положив мятую шляпу на соседний стул. Это Илюше не понравилось. В такое время каждое место на счету. Тем более что две женщины- эстонки, из молочного ряда, стояли со стаканами в руках. Илюша подошел к клиенту. Тот жевал серый бублик, запивал чаем, устремив куда-то бездумный взгляд. Илюша приблизился к клиенту и вежливо попросил убрать со стула шляпу. Клиент извинился, как-то боком, исподволь, взглянул на хозяина затуманенными глазами, подобрал шляпу, встал и пошел прочь. Илюша, чувствуя неловкость, поспешил за ним, как был, в замусоленном переднике. Со стороны могло показаться, что он кого-то преследует за неоплаченную услугу…
Нагнав незнакомца, Илюша принялся извиняться, мол, он только попросил убрать шляпу, а тот обиделся… Со стороны подобные антимонии могли бы выглядеть смешными, но надо знать традиции. Почтение перед пожилым единоверцем — «гоча киши» — вошло в плоть молодого человека из провинциального Кировобада… «Гоча киши» это хорошо знал и принял извинение «чайханщика» с пониманием. Сказал, что рад молодому человеку, который даже в городе, где люди избегают смотреть друг другу в глаза, не забывает закон. Пообещал, что еще придет в чайную. И пришел. Они подружились… Только Сеид, в отличие от говоруна Илюши, неохотно рассказывал о себе. Так, самую малость… Он и жена попали сюда из Еревана после известных событий в Закавказье. В Баку не поехал, потому как в Ленинграде обещали работу. Из-за этой перестройки планы сорвались. Да и жена у него армянка, ей в Баку путь заказан. Пока живут у знакомых и ищут работу. Он инженер, а жена, пианист-концертмейстер. Вот и все. Тогда Илюша и предложил Сеиду работу…
На киоск «Союзпечати», рядом с чайной, как говорится, положили глаз крепкие ребята. То ли «казанские», то ли «тамбовские». Словом, бандюганы. Илюша не вникал. Главарей Илюша не знал, он имел дело с «шестерками». Те приходили раз в месяц брать оброк за «крышу»… Однажды они выбросили на помойку весь скудный ассортимент киоска, обили его жестью, провели телефон и посадили женщину менять валюту. Илюше эта затея пришлась по душе. Люди потянулись к киоску и, заодно, заглядывали в чайную. Так продолжалось с полгода. Пока женщину не увезли в Первый «мед» с инфарктом. Тогда Илюша и предложил Сеиду замолвить словечко относительно этой работы. Да где он найдет лучше? Сиди, меняй. В самый раз для инженера, не собьется со счета. А крепкие ребята в обиду не дадут. И зарплата не стыдная, проценты с оборота… Сеид согласился. Ребята было закочевряжились, мол, азербайджанец, чего доброго прихватит капитал и даст деру в свой край. Потом пораскинули, что, наоборот, хорошо — можно перед их, рыночной мафией, козырь выставить, мол, вашего человека привечаем. Да и залог есть, если что — того же Илюшу-чайханщика привлекут. С него и спросят…
Так инженер Сеид Касумов стал менялой.
И сейчас, сидя за стаканом армуди, он вел неторопливый разговор на родном языке с чайханщиком. У Илюши возникла мысль, предложить жене Сеида, пианистке, позаниматься музыкой с его пятилетним сыном Даудом.
— Маленький еще, — выразил сомнение Сеид.
— Ничего! — твердо сказал Илюша. — Пусть сидит, стукает по пианино, вместо того, чтобы баловаться.
— Надо спросить у жены.
— Еще найдем желающих. Анвяр-зеленщик. У него трое детей. Расул с винзавода, у него девочка… Целый класс наберем.
— А инструмент?
— Какой инструмент? Молоток, отвертка?
— Пианино.
— Куплю. Поставлю у себя дома. Сейчас, что хочешь можно купить. И недорого. Люди последние штаны продают… А?! Что скажете, мюаллим Сеид?
Назвав Сеида «учителем», Илюша выразил крайнее уважение не только к своему собеседнику, а и к его близким.
И Сеид поблагодарил сдержанным кивком.
— Есть, Ильяс, еще очень непростой вопрос. Моя жена, как ты знаешь, армянка.
— Я думал об этом мюаллим Сеид, — вздохнул Илюша. — Люди, которых я назвал… это другие люди… И потом, зачем им знать?! А дети? Что дети? Конечно, они дома слышали обо всем… Им тоже не надо знать… Учительница музыки и все! Пусть думают, что она… еврейка. Евреи похожи на армян. Такой же нос…
— Как раз у моей жены нормальный нос, — подправил Сеид не без обиды.
— Извините, мюаллим Сеид, — смиренно проговорил Илья. — Не хотел обидеть. У моего дяди Гашима был такой нос. Его даже звали Гашим-армяни. В Кировобаде армян было не меньше, чем в Ереване.
— Зато сейчас их там столько, сколько азербайджанцев в Ереване, — криво усмехнулся Сеид и послал крепкий, безадресный маток.
Впрочем, по интонации, адрес угадывался: глупость человеческая…
Некоторое время они бездумно огладывали полупустые торговые ряды неотапливаемого рынка, похожего на огромный сарай, закутанных в тряпки продавцов — не легко торчать на одном месте весь студеный день. Оглядывали покупателей, что слонялись между рядами, точно вороны у мусорного бака… И появление между ними пожилого мужчины с рюкзаком за спиной не вызвало особого интереса, если бы не собачка на поводке.
— Когда вижу человека с маленькой собачкой, клянусь, сердце радуется, — проговорил Сеид.
— У меня тоже есть собака, — простодушно отозвался Илюша, — кабан, а не собака. Жрет, как не знаю кто… На нее работаю, честное слово.
Сеид улыбнулся, не сводя глаз с пожилого мужчины. Интуиция подсказывала, что это его клиент…
