капиталах и средствах в беспрецедентном масштабе.
Но на Чарли моя эйфория не подействовала. — К чему беспокоиться? Мы здесь зарабатываем больше, чем можем разумно потратить. Когда я хочу, я после полудня отправляюсь домой и играю в гольф. Лучшего просто нельзя пожелать. А там всё развалилось, города ужасные и серые, окружающая среда уничтожена. Так что, пожалуйста, без меня.
В определенной мере он, разумеется, был прав. Но мне было скучно просто сидеть здесь, наблюдая за движением на Лондонской фьючерсной бирже и зарабатывать деньги парой телефонных звонков. Где вызов, где толчок? В этой ситуации меня как раз устроило предложение конкурента. Мне предложили возглавить руководство филиала банка «Леман Бразерс» во Франкфурте — на — Майне. Я недолго раздумывал и сразу согласился. В новых условиях мне казалось возможным снова поехать в Германию, а должность директора, разумеется, выглядела привлекательной.
1 февраля 1990 года я приступил к работе на новом месте. У меня был красивый офис с видом на Майн. Но внешность оказалась обманчивой. Я, точно как и в случае с Сент — Луисом, слишком мало собрал информации перед принятием решения под влиянием эмоций. Я сменил благородного рысака на старую клячу. «Леман Бразерс», внешне старый и заслуженный американский инвестиционный банк, изнутри находился в печальном положении и в финансовом отношении был уже значительно ослаблен. Только вливание капитала в размере 950 миллионов долларов со стороны материнской фирмы — «Америкен Экспресс» предотвратило самое худшее. Был введен режим жесткой экономии, и среди моих первых задач на новом месте было сокращение двадцати сотрудников.
ОСТОРОЖНЫЕ ШАГИ В ГДР
То, что у меня больше не было сомнений в решении снова поселиться в Германии, а также, что Федеральная разведывательная служба не выражала возражений, было связано с развитием ситуации в ГДР. После провального выступления министра Эриха Мильке 13 ноября перед Народной палатой («Я же люблю вам всех!») Министерство государственной безопасности подверглось всеобщему осмеянию. В новом правительстве Ганса Модрова (СЕПГ) министерства вовсе не оказалось, вместо него должно было возникнуть значительно уменьшенное Управление национальной безопасности (AfNS). Но и против этого запротестовали граждане на улицах, выступавшие за полную ликвидацию тайной полиции. Начиная с 4 декабря, районные управления AfNS во многих городах были заняты активными группами людей, после того, как просочился слух, что в них быстро и массово уничтожают документы. Гражданские комитеты с полицией приняли на себя контроль объектов. Правительству пришлось с 7 декабря пойти на то, чтобы согласиться на контроль со стороны недавно основанных оппозиционных групп за Круглым столом. В этом раунде тогда также было решено 14 декабря полностью распустить Управление национальной безопасности. Когда это должно было произойти, правозащитники 15 январь 1990 года заняли также и здание центрального аппарата AfNS в Берлине, то есть, мое старое место работы в берлинском районе Лихтенберг.
Когда я 1 февраля 1990 года приступил к работе на моей новой должности во Франкфурте — на — Майне, мне было ясно, что Штази в ее старой форме больше не существовало, и у коллег были там совсем другие заботы, нежели охота за мной. Каждому предстояло пережить конец существования его организации и думать о своем собственном будущем. Кроме того, за последнее время офицеры Главного управления разведки стройными рядами сообщали о себе в БНД и предлагали ей свои знания.
Теперь и я осмелился тоже снова осторожно прощупать ситуацию дальше на Востоке и попробовать найти контакты с семьей и со старыми друзьями. Сначала с опасениями и по телефону, так как остатки старых структур все еще существовали, и СЕПГ, теперь переименованная в ПДС, по — прежнему была в правительстве. Насколько я был в этом прав, я почувствовал позже, читая досье Штази, заведенные на меня. Из трех моих самых близких друзей, которых я знал еще со школы, один за прошедшее время был завербован как НС. И он не нашел ничего лучшего, кроме как тут же донести после моего первого звонку ему 22 декабря, хотя уже было решено распустить Управление национальной безопасности — преемника Штази. Еще 4 января 1990 года центральный аппарат в Восточном Берлине занимался моим делом. (Смотрите отчет в конце главы.)
Я решился на первую поездку в ГДР только на выходные после выборов в Народную палату, то есть, в конце марта, когда с победой Альянса за Германию смена политической власти стала решенной. До 1 июля еще существовали формальные проверки документов, но мой паспорт Петера Фишера не вызывал никаких вопросов. Я смог беспрепятственно поехать к моей сестре в Дёльниц в Саксонии — Анхальт. Весть о моем новом появлении быстро распространилась. Воскресным вечером я поехал назад во Франкфурт — на — Майне, а в понедельник там появилась моя бывшая жена. Она снова вышла замуж, так же, как и я, в 1983 году, и к тому же снова за офицера МГБ. Так что, если бы я иногда сообщал ей о себе, это, вероятно, сразу стало бы известно и моим преследователям. Моя дочь Эдина, которой к тому времени уже исполнилось восемнадцать лет, была гражданской служащей в Национальной народной армии ГДР, посетила меня на Западе в мае 1990 года. Сначала она была действительно очень сдержанна, и это продолжалось долго, до тех пор, пока мы снова не сблизились. Мой уход нанес ей очень тяжелый удар, что она позже также описала в книге. Но со временем у нас вновь установились хорошие отношения, а старые конфликты были преодолены. У моего сына, который знал меня только из рассказов, с самого начала не возникло трудностей принять меня таким, какой я есть.
Переломная ситуация на Востоке, естественно, возбуждала меня. Я обдумывал, стоит ли мне входить на Восток экономически, покупать предприятия или дома, основывать новые фирмы. Ведомство по опеке над государственным имуществом в ГДР предлагало на продажу многое довольно дешево. Однако, в конечном счете, я отказался от этой затеи, так как не знал, не захотят ли, вероятно, несколько разочарованных старых приятелей излить свое неудовольствие на меня. С предприятием на месте я стал бы уязвим в любое время.
Перемены во всех государствах бывшего Восточного блока очаровывали меня. Я много путешествовал в Прагу и Будапешт и даже летал после путча в Москву в 1993 году. Особым переживанием для меня была прогулка мимо центрального бюро КГБ на Лубянке, куда я даже заглянул через замочную скважину. Здание как раз практически пустовало в то время.
Когда в 1994 году на Кубе Кастро кое?что, кажется, начало меняться, я неоднократно в тот год посещал остров. Я завязал дружбу с несколькими художниками, снабдившими меня несколькими прекрасными картинами, которые я тайком взял с собой. Без щекотания нервов жить было неинтересно, банковских будней не хватало, чтобы заполнить мою жизнь.
Когда я в начале 1990 года переехал из Лондона во Франкфурт, моя американская жена, которая не говорила по — немецки, осталась в нашей прекрасной квартире на Темзе. Наш брак, который до тех пор был исключительно счастливым, несколько позже дал трещину, так как я не сказал моей жене всю правду. Она знала, что я был уже в браке, но не знала, что я оставил в ГДР двух детей. Я убедил ее в том, что мы хорошо могли бы прожить и без детей. И теперь мне пришлось признаться ей, что у меня уже было двое детей от моей прежней жены. Результат был катастрофическим. Мой брак распадался прямо у меня на глазах на протяжении нескольких недель. Мы формально оставались в браке еще до 1995 года, но, наконец, я подал на развод. Семья моей жены принимала оживленное участие и, в конечном счете, добилась того, что я потерял почти все мое имущество, а также вынужден был продать дом на Лазурном берегу. После всего этого я пустился в спортивные приключения, спускался на лодке по бурным горным рекам и учился летать на параплане.
На работе дела тоже не шли хорошо. Мой новый работодатель «Леман Бразерс», как я довольно быстро понял, оказался совсем не таким солидным, как представлялось со стороны. Здесь и следа не было сравнительно высоких стандартов дома «Голдман Сакс». Клиент тут был лишь дойной коровой, и если необходимо, корову можно было забить на мясо. Здесь имел значение только быстрый успех, который стимулировали бонусами. Что будет после этого, никого не интересовало. Средняя продолжительность пребывания менеджеров на фирме, по моему впечатлению, составляла примерно один год. Я вспоминаю об одном крестьянине из Восточной Фризии, который по совету убедительного молодого брокера разместил
