знал, но в то краткое мгновение, что он был богом, мальчик понял, как использовать Силу, данную Дивом.
Ему вспомнился «Цветик-семицветик»: «лети-лети, лепесток, через запад на восток…», и словно душа сжалась в теле. А вдруг моя Сила не вечна, подумал Егор, вдруг я утрачу её уже завтра? Они не обговаривали с Дивом долгосрочность владения Силой. Что если истрачено шесть лепестков и волшебство закончится… толком не начавшись?
Див сказал, что Сила должна использоваться только в личных целях. Но какой от неё толк в личных целях? Егор не пестовал эгоизм и, пресытившись волшебством для себя, стал чувствовать дискомфорт в душе.
Пребывая вне времени и пространства, он непонятно почему переместился из дома на три квартала верх по улице и обнаружил себя, обуреваемого мыслями о добре, возле забора незнакомой школы среди ночи в домашнем трико, тапках и майке с пятном подсолнечного масла на животе. Егор быстро сориентировался на местности и повернул в сторону дома. Было прохладно, и он создал вокруг себя тепловое поле. Путь лежал вдоль длинного пикового школьного забора, выкрашенного в противный болотный цвет. Перестав изучать асфальт, он глянул вперёд. И увидел нечто, висящее на заборе, подумал — зимняя шапка, но, подойдя ближе, отшатнулся. Словно смерть щёлкнула по носу. Не шапка — кот! Егор инстинктивно зажал нос и захотел поскорее уйти.
Остановило его воспоминание о мёртвом хорте. Тогда он был уверен, что сможет воскресить зверя, но Див не дал. Теперь Дива нет и… почему бы ни попробовать?
Егор заглушил обоняние и снова посмотрел на бедного кота, издохшего в мучительной агонии не так давно. Егора переполнила жалость к коту и ненависть к ублюдкам, сотворившим такое, а ещё больше он злился на жителей соседних домов, оставшихся безучастными к беде животного. От ненависти он почувствовал воодушевление, жалость же вселяла смущение. Со смешанными чувствами Егор снял трупик с заборной пики, при этом противный чмокающий звук едва не лишил мальчика остатков ужина. Он положил мёртвое окровавленное тельце на тротуар. В свете бледного фонаря оскал кота был особенно устрашающим. Егор вспомнил фильм «Кладбище домашних животных», но отмахнулся от возникших ассоциированных последствий — у него не тот случай, у него есть Сила иного порядка, чем у микмаков, веривших в какого-то Вендиго. Егор не представлял, как будет происходить воскрешение. Воскрешение… подходит ли такое слово для животных? Для начала он снял майку и накрыл трупик, потом присел рядом в позу лотоса, закрыл глаза, сосредоточился на визуализации оживления кота и, положив руки на тельце, прошептал:
— Абра-кадабра, сим-салябим, ахалай-махалай, БУМ!
«БУМ» он выкрикнул.
Прошло какое-то мгновение (за которое Егор успел подумать, что ничего не вышло и расстроиться) и тельце под майкой шевельнулось. Егор отдернул руки и открыл глаза.
— У кошек семь жизней. У тебя, кошар, вторая, да? — сказал Егор.
— Мяу, — ответил кот.
Егор улыбнулся. А кот высунул мордочку из-под майки и снова мяукнул. Егор был рад увидеть живую кошачью любознательность вместо мёртвого оскала агонии. Он совершил чудо! И он хотел поделиться этим с кем-нибудь. Егор вспомнил о Лёше.
С великим нетерпением он дождался утра, чтобы позвонить ему и вместе пойти в школу. Трубку взяла его мама. И её глубокая подавленность ненадолго сменилась удивлением, что лучший друг совершенно не в курсе событий.
— А я думаю, почему ты не звонишь, не приходишь… — сказала она.
— Я… болел, — нашёл оправдание Егор.
Но Лёшиной маме было всё равно. Она дала адрес стационара и положила трубку не попрощавшись.
Егор стремглав помчался в больницу. Он был уверен в Силе, он спешил помочь. Ему понравилось совершать чудо, несказанное счастье переполняло его…
Но с Лёшей ничего не получилось. Он не очнулся. Егор расплакался. Теперь он чувствовал себя самым несчастным на планете. Он бездарно растратил свои шесть лепестков, а седьмой использовал на бездомного кота, а не на лучшего друга. О, горе!
Егора попросили покинуть палату.
На сей раз из писательского транса Виктора Ильича вырвал выстрел. И выстрелом был не выхлоп газа какой-нибудь старой колымаги. Выстрел — самый настоящий из настоящего автоматического оружия. Это Виктор Ильич определил сразу, но вот установить источник хлопка мозг никак не мог. Подсобил рёв сирены за окном. Смотритель рванулся к нему — диафрагму сдавило от предчувствия беды.
Ворота открыты, выломаны. Площадка перед центральным входом заполнена молодежью, взявшей в полукруг одну из машин детективов. С этой парочкой Виктор Ильич знаком ещё не был и отметил для галочки, что один — блондин, другой — в темных очках а-ля Джон Леннон. Блондин упёр дуло своего пистолета в лоб какого-то бритоголового недоноска и что-то говорил, а а-ля Леннон переводил мушку оружия по толпе с одного на другого. Второй автомобиль стоял поодаль, и кучерявый со своим напарником тоже держали оружие наготове. Первый выстрел, по-видимому, предупреждающий, и теперь каждый из детективного квартета готов разрядить магазины в почти неуправляемую толпу при малейшем подозрении на новое буйство. Блондин говорил громко и, похоже, для толпы. Виктор Ильич слышал голос, хотя не мог разобрать слов, но о смысле догадаться несложно. Бритоголовый бросил велосипедную цепь. Виктор Ильич не сомневался, что на недоноска подействовали слова детектива, а не сирены патрульных машин. Бритоголовый и иже с ним медленно развернулись к выходу. За ними неохотно ретировалась и остальная масса чокнутых фанатов.
Повыскакивавшие из машин менты без разбору скрутили несколько человек. И тут, словно у толпы пропала заторможенность после выстрела, сборище вмиг рассыпалось по улице, как бисер.
Инцидент, можно сказать, исчерпан. Только вот надолго ли?
Виктор Ильич поспешил вниз, к чёрному входу. Ему были интересны подробности.
И подробности вселили ещё большее беспокойство.
Оказалось, что клика бритых — это так называемые скинхеды, гнавшие на велосипедах к музею Клинова восемь суток аж из самого Екатеринбурга. Да уж, тут любого охватило бы бешенство! Откуда им было знать, что музей внезапно закроют по каким-то техническим причинам (тем более что причин вроде как и не было), когда они покроют уже больше половины своего пути? А даже если бы у кого-нибудь из них и было радио, то вряд ли, затеяв подобную экспедицию, они повернули бы восвояси, не выказав своего яростного возмущения музейным крысам. Виктор Ильич читал о движении скинхедов, провозглашающих неонацизм и национализм и под личиной гипертрофированной любви к родине творящих насилие, а зачастую — несущих смерть. До какой же дикости нужно довести народ?.. Но в данный момент странно другое: новоявленные пришельцы — скинхеды входят в ряды… а вернее, в толпу безбашенных фанатов Кошмарного Принца! Ладно, готы там или мистики какие, но бритые… хм… Виктор Ильич сказал детективам о своём подозрении, что эти отморозки так просто не отстанут. Детективы согласились и посоветовали смотрителю не высовываться без надобности.
— Нам хорошо платят, Виктор Ильич, — сказал блондин. — Чтобы считать любой наш риск оправданным… в отличие от вас. Поэтому лучше поскорее решайте свои… э-э-э… технические проблемы, а мы позаботимся обо всём остальном.
— Я постараюсь, ребята. Я стараюсь! — сказал Виктор Ильич.
