По дороге из Махачкалы в Карамахи, приближаясь к местам боев, остановились у минометного расчета, расположившегося под небольшой горкой.
— Мимо ехал Хаттаб на машине, я хотел открыть огонь — мне запретили, — рассказал молодой старлей.
— Кто запретил? Звание, должность, фамилия?! — потребовали мы.
— Ну не могу я этого говорить! У меня есть командиры! — понуро ответил парень…
Я говорил со многими участниками этих боев — и все в один голос рассказывали: «Ушли спокойно, как на параде. Хаттаб на „лендровере“, Басаев — на джипе… С ними боевики — на КамАЗах…»
Повторяю, слышал это от многих. И уже не могу не поверить истории, которую мне рассказали совсем недавно: в день отхода из Дагестана самолеты в Ростове, как специально, остались без «горючки», а над колонной Хаттаба и Басаева спокойно барражировали российские вертолеты.
Могу и в это поверить. Точно так же, как очень скептически отношусь к теориям о неких «козьих тропах», по которым Хаттаб и Басаев ушли в Чечню (так объясняют мне различные московские начальники в больших погонах).
Да, они покинули Дагестан целыми и невредимыми. Контртеррористическая операция была завершена — и запущен механизм новой, большой войны.
Кто повернул этот ключ? Почему не прислушались не только к Григорию Явлинскому, который неоднократно заявлял, что надо дойти до Терека, до предгорий (где живет лояльное к России население) и там остановиться, но и ко многим боевым генералам, которые тоже доказывали, что лозунг «Вперед, на Грозный!» обернется слишком большими жертвами и слишком затяжной войной?
Узнать, как принималось это решение в тайных коридорах Кремля, очень трудно: все, кто мог давать такие советы, пока еще при должностях и постах.
Но после первой чеченской войны я собрал у себя, на даче в Переделкине, некоторых людей, кто тогда, в конце 94-го, присутствовал при том решении Ельцина: «Вперед, на Грозный!»
Тогда я был автором и ведущим одной телепередачи на первом канале (потом она была запрещена, как мне сказали, лично Березовским) и у меня осталась стенограмма этой встречи. Кое-что могу процитировать:
«Свидетельствует Рамазан Абдулатипов:
— Четырнадцатого декабря я написал записку президенту о том, что мы идем неправильным путем и фактически восстанавливаем против себя весь чеченский народ, что надо отказаться от тех людей, которые уже дискредитировали себя нелепыми политическими решениями и что переговоры надо вести с каждым лидером, с каждым, кто считает себя лидером, и таким образом растворить Дудаева среди других лидеров.
— И эта записка попала к Ельцину?
— Да… Тем более что накануне у меня побывали лидеры религиозных движений, старейшины… Они просили на три дня объявить перемирие, для того чтобы войти в контакт с Дудаевым. Они даже так мне сказали: „Если Дудаев не пойдет на переговоры, то мы выйдем на прямой диалог с народом, минуя его“. И об этом я тоже написал в записке к Ельцину. И Ельцин объявил перемирие на два дня, начиная с пятнадцатого декабря.
— Был ли неожиданным для вас приказ о предновогодней атаке?
— Дело в том, что в конце декабря я вышел на связь с председателем парламента Чеченской Республики Идиговым (хотя меня до сегодняшнего дня ругают за то, что я его так называю, но для меня главным было не как его называть, а насколько он способен на переговоры). Через сутки Идигов мне позвонил: да, мы готовы идти на переговоры. Я получил фактическое разрешение на переговоры от Шумейко и через него — определенную поддержку и президента. Мы подготовили программы переговоров, согласовали их с Ковалевым, Пономаревым, Зюгановым, Лысенко и многими другими депутатами Госдумы. И должны были вылететь двадцать седьмого декабря в Махачкалу, чтобы начать переговорный процесс. Но неожиданно нам сказали: с вылетом надо повременить.
— Кто сказал?
— Официально с нами встретился Егоров (в то время — председатель Совбеза или глава президентской администрации, уже подзабыл. —
Свидетельствует член Президентского совета (в 94-м) писатель Юрий Карякин:
— Двадцать седьмого декабря девяносто четвертого года шло заседание Аналитического совета при президенте, куда я входил. Там было много серьезных людей: Яковлев, Сатаров, Ясин, Лившиц… Делал доклад Олег Лобов, только что вернувшийся с Совета безопасности; он уверял нас всех, что уже найдено политическое, а не военное решение чеченского вопроса. Я выступил и сказал, поскольку я сам человек старый, то по тону уже могу определить, когда мне врут. Так вот, Олег Иванович, сказал я ему, вы нас, мягко говоря, обманываете…
Еще более резко выступили Левада, Сатаров, Лившиц. Но Лобов нас заверил, что чеченская проблема будет решена мирным путем, то есть он нам сознательно врал.
Свидетельствует Сергей Юшенков, председатель (в 94-м) Комитета по обороне Государственной Думы:
— Вы помните знаменитое обращение Бориса Ельцина с требованием к чеченцам сложить оружие в течение сорока восьми часов и с обещанием ввести чрезвычайное положение? Я прекрасно понимал, что такое угрожать чрезвычайным положением целому народу, и пытался выяснить: а есть ли в обращении такие слова? Меня уверили, что есть. Но Иван Петрович Рыбкин сказал мне, что в окончательном варианте обращения таких слов нет. Звоню Лобову. Тот уверяет, что есть такие слова. „Да посмотрите само обращение, подписанное президентом“, — прошу я его. Он смотрит: „Да, действительно, нет. Но это не имеет никакого значения. Вы что, не понимаете, что нам нужна маленькая победоносная война для повышения рейтинга президента?“
— Он что, так и сказал?
— Именно так, и я готов где угодно это подтвердить… Этот цинизм меня просто потряс…»
Да, скорее всего, именно так в декабре 94-го и принималось то политическое решение, за которое Россия заплатила так дорого, за которое все мы платим и платим и сколько еще будем платить.
Понимаю, разное время, разные президенты, разные закулисные разговоры и, наверное, тайны тоже разные.
А цена-то одна: жизни людей.
После этого — сентябрьские взрывы в Москве, взрыв в Волгодонске, знаменитое «Мочить в сортире» и всенародное ликование.
В то время у нас шла избирательная кампания. Думаю, что постоянные предостережения Григория Явлинского об опасности новой, большой чеченской войны понизили тогда рейтинг «Яблока».
Да черт с ним, с рейтингом!
Сколько ребят полегло тогда при наступлении на Грозный! Сколько там гибнет каждый день!
В конце декабря 99-го я написал в «Новой газете»:
«Я забыл, что эта карта висит у меня на стене.
Рядом с фотографиями моих друзей — живых, умерших и погибших.
В 1995 году эта карта была секретной: там чеченцы — там русские. Граница между двумя жизнями. Граница — между жизнью и смертью.
Я попросил нашего друга (нашего — это означает одно: люди — выше денег), бывшего полковника внутренних войск, воевавшего тогда и знающего ситуацию сегодня, пройтись по этой карте.
Он — прошелся. Он, знающий каждое селение и каждую гору.
