– Смотрите, купила в магазине на Монтина, 5 рублей метр, взяла на кофточку!
На наших девушек это известие не произвело такого впечатления, как на меня.
– Много там еще этого нейлона? – спросил я Милу.
– Полно! Несколько рулонов и разных расцветок. И никакой очереди.
Все! Я понял, что надо действовать. Тут же побежал в кассу взаимопомощи, куда я раньше никогда не обращался и взял крупную сумму, пообещав скоро вернуть.
(Кстати, на бланке, заполняемом в кассе взаимопомощи, был вопрос: «На что берутся деньги?» Я не задумываясь написал:
«На удовлетворение своих порочных наклонностей». Так эта бумажка, которую никто не читал, осталась в архивах ВНИИТБ).
Понесся в поселок им. Петра Монтина (одного из 26-ти бакинских коммисаров) в тот самый магазин и скупил все имеющиеся там рулоны с нейлоном. Перед тем, как платить в кассу, позвонил Алику и сказал, что моряк привез из Ирана очень много нейлона. Алик сказал: «Забирай и привози мне. Твой рубль с каждого метра, так что, я думаю, привезешь, сколько сможешь!» Когда Алик увидел, сколько я привез на такси рулонов к нему в магазин, я понял, что такого количества он явно не ожидал.
– Поехали к отцу, я столько бабок из кассы не могу взять.
Мы приехали к его отцу, старому горскому еврею, доке в коммерческих делах. Он надел очки и стал внимательно изучать каждый рулон. Такого поворота я не ожидал, раньше я имел дело только с Аликом. «Наверняка усечет сейчас, что нейлон не из Ирана», – нервничал я.
– Больше нет такого? – наконец, спросил меня отец Алика.
– Привез все, что было, – честно сказал я.
– Хороший нейлон, лучше иранского, – сказал отец Алика и ушел в закрома за деньгами.
– Столько метров, сейчас ты получишь клевые бабки, – сказал Алик. – Может отстегнешь и мне за комиссию?
– Сколько процентов? – спросил я.
– Четвертак, – скромно сказал Алик.
– Ладно, твои, – согласился я, чувствуя себя Крезом.
Действительно. Я заработал кучу денег – по пять рублей с метра и еще по 75 копеек с каждого метра с вычетом Аликиных комиссионных. Таких денег я сроду не видел. Вернул в кассу взаимопомощи долг и после этого впервые я ощутил, что такое деньги – полмесяца я позволял себе то, о чем раньше не мог даже подумать.
Получал ведь я в своем НИИ 88 рублей в месяц.
Должен сказать, что в те времена многие мои друзья и знакомые, чтобы сносно жить, занимались обыкновенной спекуляцией. В командировке в Москве стояли в очередях, бегали по комиссионкам, закупали дефицитные шмотки и перепродавали их в Баку. Но не каждый, мне кажется, был способен на это. Например, мой школьный друг, Марик Баксанский, про которого его мать всегда говорила: «Марик, все евреи как евреи, а ты – дурак!», как–то тоже решил заняться «бизнесом», купил случайно по-дешевке 50 иранских многоцветных авторучек (модных тогда), положил их во внутренние карманы пиджака и пошел предлагать оптом своему знакомому спекулянту. На улице имени Басина (тоже одного из 26-ти бакинских коммисаров) у него развязался шнурок на ботинке, он нагнулся, чтобы завязать его, и все авторучки выскользнули из карманов и рассыпались вокруг него. А улица эта была очень многолюдной, торговой и, когда он с помощью прохожих собрал авторучки, их оказалось меньше половины. Я привожу это как пример того, что не каждый мог успешно заниматься такими делами. К тому же, я, например, не мог представить, что принесу, как коробейник, кому-нибудь в дом чемодан вещей, буду назначать сумасшедшие цены и все будут знать, что я спекулянт. А в истории с нейлоном моральная сторона операции мне кажется была соблюдена – это был бизнес. С риском, с расчетом, с некоторой долей авантюризма. Оставался, правда, щекотливый вопрос: вправе ли я был так поступить с отцом своего приятеля, товарища. На это я себе четко ответил: вправе! И вот почему.
Как-то незадолго до этого Алик стал со мной вести разговоры: давай поедем на 1-ое мая в Одессу. Я отказывался, ссылаясь, что мне и в Баку хорошо, а на такую поездку требуются деньги, которых у меня нет. «Я плачу, не твое дело!» – настаивал Алик, но я отказывался, потому что не хотел ездить за чужой счет. И однажды, придя домой, узнаю от мамы, что приезжал Алик и забрал мой паспорт для покупки авиабилета в Одессу, сказал, что он со мной договорился. Мне же он объяснил, что ему очень хочется в Одессу, а без меня он не поедет и все.
– Что мы там будем делать три дня? – пытался узнать я у него.
– Я знаю?! – разводил руками Алик. – Это же Одесса!
Короче, полетели мы в Одессу, остановились в гостинице «Лондонской» и с первого же дня стали с ним ездить по подозрительным местам, где он скупал платки с люрексом, какие-то кофточки, платья, японские часы.
– Для чего тебе это все в таком количестве? – на всякий случай спросил я, хотя обо всем догадывался.
– Я знаю?! – опять разводил руками Алик.
Кстати, однажды к нему пришел фарцовщик с японскими часами, и Алик с ним жестко торговался. Фарцовщик, наконец, не выдержал:
– Ты что, с Урала?! – спросил он с издевкой в голосе.
На Алика эта фраза произвела такое действие, что он тут же заплатил за часы столько, сколько просил фарцовщик. Через много лет я использовал эту фразу в «Самой обаятельной и привлекательной», за что мы с режиссером получили взбучку от руководства «Мосфильма». К ним пришло письмо от работников какого-то завода из Свердловска, в котором авторы писали, что Урал славен своими трудовыми подвигами, в годы войны они снарядами, танками помогали ковать победу, Урал дал много выдающихся людей, в том числе и Б.Н. Ельцина, который только-только был переведен в Москву, а в фильме об Урале говорится в уничижительном тоне. Нам предложили покаяться в совершенной ошибке, что мы незамедлительно сделали («Трамваю уступают дорогу не из вежливости», – советовал И. Ильф), и коллективу завода об этом сообщили. Но мы с режиссером Г. Бежановым в своем покаянии пошли даже дальше – в картине «Где находится Нофелет?»
Панкратов-Черный пристает на улице к девушке, которую играет О. Кабо, и спрашивает:
– Вы откуда, девушка?
Она:
– Я с Урала.
Панкратов:
– О, это край замечательных людей, полезных ископаемых и малахитовых шкатулок! Прощайте, прелестная хозяйка Медной горы!
Вот что-то в таком роде.
И вот по линии Бюро пропаганды Советского киноискусства оказался я в Нижнем Тагиле с фильмом «Где находится Нофелет?», уверенный, что ничем не рискую, так как об Урале в фильме сказано только хорошее...
А после просмотра в кабинет директора кинотеатра попросился какой-то парень поговорить со мной. Его впустили.
– Что вы все цепляетесь к Уралу! – склочно спросил он меня. – Что, уралчане – не люди!
Я стал объяснять ему, что в «Самой обаятельной» эту фразу говорит отрицательный герой – фарцовщик, а в «Нофелете» мы вообще только восхваляем Урал. Все равно он остался недоволен и, если бы этот разговор у нас состоялся на улице, не избежать бы мне хорошей драки.
Но вернемся к Алику. Он собрал два огромных чемодана левого товара, и я понял, что ему был нужен еще один человек для того, чтобы сдать в аэропорту багаж, не привлекая внимания милиции. Я проклинал тот день и час, когда с ним вылетел в Одессу!
Какое там первое мая! Никакого праздника! Личности, с которыми он встречался, производили на меня жуткое впечатление, чем больше набиралось у него товара, тем больше я понимал отвественность, которая ложилась и на меня, пусть и невольного, но соучастника.
И когда мы прилетели в Баку и ждали получения багажа, вдруг кто-то крепко обхватил меня
