– О, Жоффрей, мне так хочется спать!
Он не настаивал, я она взглянула на него из-под опущенных ресниц, проверяя, не рассердился ли он. Опершись на локоть, он смотрел на нее и тихо улыбался.
– Спи, любовь моя, – прошептал он.
Когда «на проснулась, ом по-прежнему смотрел на нее и, казалось, так и не шелохнулся с тех пор. Она улыбнулась ему.
В комнате было свежо. Ночь еще не кончилась, но небо приняло зеленоватый оттенок – знак того, что близится рассвет. Городок ненадолго погрузился в оцепенение.
Анжелика, еще совсем сонная, потянулась к мужу, и их руки сплелись в тесном объятии.
Он научил ее продлевать наслаждение, научил искусству поединка с его притворными отступлениями, атаками, поединка, в котором два любящих существа, слившись воедино, терпеливо ведут друг друга к вершине блаженства. Когда они наконец разжали объятия, усталые, утоленные, солнце стояло уже высоко в небе.
– Кто бы подумал, что нас ждет утомительный день! – засмеялась Анжелика.
В дверь постучалась Марго.
– Сударыня, сударыня, пора. Кареты уже направились к собору, и вы не проберетесь, чтобы посмотреть на кортеж.
Свадебный кортеж был небольшой. По дороге, покрытой коврами, шло всего несколько человек.
Впереди шествовал кардинал де Гонди, блестящий и неистовый, бывший герой Фронды, присутствие которого здесь в такой знаменательный день подтверждало готовность обеих сторон предать забвению все эти грустные события.
За ним в пурпурных волнах мантии плыл кардинал Мазарини.
Чуть в отдалении следовал король в костюме из золотой парчи, отделанном пышными черными кружевами. По обеим сторонам его шли маркиз д'Юмьер и Пегилен де Лозен, капитаны королевских телохранителей, оба несли по голубому жезлу – символу их должности.
Сразу же за ними шла инфанта, новая королева, которую с правой стороны поддерживал брат короля, а с левой – ее придворный кавалер мессир де Бернонвиль. На ней было платье из серебряной парчи, а поверх него платье из фиолетового бархата, усеянного золотыми лилиями, по бокам очень короткое, но с длинным, в десять локтей, шлейфом, который несли юные кузины короля – мадемуазель де Валуа и мадемуазель д'Алансон – и принцесса де Кариньян. Две придворные дамы держали над головой королевы корону. Блестящий кортеж с трудом продвигался по узкой улочке, вдоль которой по обеим сторонам выстроились отряды швейцарцев, королевские гвардейцы и мушкетеры.
Королева-мать под черной, расшитой серебром вуалью шла за молодой четой, окруженная фрейлинами и телохранителями.
Замыкала шествие герцогиня де Монпансье, «самая легкомысленная из королевской семьи», причинявшая всем немало хлопот, тоже в черном платье, но зато с жемчужном ожерельем в двадцать ниток.
Путь от королевской резиденции до собора был недалек, но и тут не обошлось без происшествий. Все заметили, как маркиз д'Юмьер ссорился с Пегиленом.
В соборе Пегилен и маркиз д'Юмьер заняли места по обе стороны от короля и вместе с графом де Шаро, командиром отрядов королевских телохранителей, и маркизом де Вардом, капитаном швейцарской гвардии, сопровождали короля во время церемонии приношения даров.
В данном случае эта церемония состояла в том, что Людовик XIV взял из рук брата свечу в двадцать луидоров, которую тому передал главный церемониймейстер двора, и вручил ее Жану д'Ольсу, епископу Байоннскому.
Марии-Терезии свечу передала герцогиня де Монпансье – она выполняла при юной королеве те же функции, что брат короля при Людовике XIV.
– Не правда ли, я великолепно исполнила свою роль? – спросила потом герцогиня у Анжелики.
– О, бесспорно! Ваша светлость держались так величественно!
Герцогиня была горда собой.
– О, я создана для торжественных церемоний и умею держаться столь же величественно, сколь величественно звучит мое имя.
Благодаря покровительству герцогини Анжелика смогла присутствовать на всех торжествах, которые последовали за церемонией бракосочетания: на трапезах, на балу. Вечером она прошла в длинной веренице придворных и знати, прошла, как и все, склонившись в глубоком реверансе перед широкой кроватью, где возлежали рядом король и его молодая супруга.
Анжелика видела, как лежат эти два юных существа, словно куклы, застывшие под взглядом толпы в своих кружевных простынях.
В том, что должно было сейчас свершиться, этикет убивал все – жизнь, теплоту. Как эти супруги, еще вчера не знавшие друг друга, преисполненные сознанием собственного величия, чопорные и высокомерные, смогут повернуться друг к другу и крепко обняться, когда, следуя обычаю, мать короля опустит полог на пышную постель? Анжелике стало жаль инфанту: наверно, под ее бесстрастной маской скрываются девичья стыдливость и смятение. А может быть, она и не испытывала никакого волнения, ведь она с детства приучена к роли статистки на всех представлениях. И собственная свадьба была для нее лишь очередным ритуалом. А за Людовика XIV можно было не беспокоиться, недаром в его жилах текла кровь Бурбонов.
Дамы и сеньоры, спускаясь по лестнице, обменивались не совсем невинными шутками. Анжелика думала о Жоффрее, о том, как мягок и терпелив был он с нею. Но где же Жоффрей? Она целый день не видела его.
Внизу к ней подошел запыхавшийся Пегилен де Лозен.
