Оно все тянулось и тянулось, это нескончаемое плавание, и, когда холодным, седым утром пассажиры выходили на палубу, их взору всегда открывалось одно и то же: бескрайняя морская гладь. Только теперь море сменило наряд и выглядело, словно тихое озеро, чью поверхность нарушает лишь едва заметная рябь. Хотя все паруса были подняты, судно почти не двигалось, так что пассажирам на нижней палубе один раз даже показалось, что оно стало на якорь. Тотчас зазвучали голоса, полные надежды: «Мы уже приплыли?»
– Молите Бога, чтобы это было не так! – вскричал Маниго. – Мы еще слишком далеко от южных широт, так что это не может быть Санто-Доминго! Если мы и впрямь достигли земли, то это может означать только одно: перед нами пустынные берега Новой Шотландии, и никто не знает, что нас здесь ждет!
Когда они вышли на палубу и увидели вокруг все тот же угрюмый простор, то испытали сразу и облегчение, и разочарование. Все паруса обвисли, и картину оживляли только усердные матросы, пытающиеся развернуть самые верхние полотнища, чтобы поймать почти неуловимое дыхание ветра.
Многим тут же пришла в голову мысль о мертвом штиле, которого так боятся моряки. Погода стояла сравнительно теплая, дню, казалось, не будет конца. И когда вечером, во время очередной прогулки, пассажиры вновь увидели плачевное состояние парусов, висящих без жизненными складками, несмотря на все старания экипажа, послышалось немало тяжких вздохов. Женни, старшая дочь Маниго, ожидавшая ребенка, заплакала навзрыд.
– Если этот корабль не сдвинется с места, я сойду с ума! Пусть он причалит к берегу, пусть причалит где угодно, только бы это плавание наконец закончилось!
Она бросилась к Анжелике и молящим голосом пролепетала:
– Скажите мне.., скажите, что мы скоро приплывем. Анжелика проводила Женни до ее убогого ложа и постаралась успокоить. Все молодые женщины, девушки и дети питали к госпоже Анжелике полное доверие, и это ее немного тяготило, ибо она чувствовала, что оправдать его может далеко не всегда. Ведь не в ее власти повелевать ветрами и морем или определять судьбу «Голдсборо». Никогда еще будущее не казалось ей таким туманным. К тому же раньше она хотя бы могла разобраться, что нужно делать, теперь же это ей не удавалось. А между тем от нее все время ждут, чтобы она направляла события то туда, то сюда.
– Когда же мы сойдем на берег? – жалобно повторяла Женни, все никак не успокаиваясь.
– Я не могу вам этого сказать, дорогая.
– Ах, почему, почему мы не остались в Ла-Рошели? Посмотрите на нашу нищету… Там у нас были такие чудесные простыни, их специально привезли из Голландии для моего приданого.
– Сейчас на ваших голландских простынях спят лошади королевских драгун. Я уже видела такое в жилищах гугенотов в Пуату. Драгуны моют им копыта вином из ваших погребов, а бока обтирают вашими драгоценными брабантскими кружевами. Ваш ребенок был обречен родиться в тюрьме, к тому же его бы тотчас у вас отобрали. Зато теперь он родится свободным. Но за все надо бороться и за все надо платить!..
– Да, я знаю, – вздохнула Женни, с трудом сдерживая слезы, – но мне бы так хотелось опять ступить на твердую землю… От этой непрестанной качки я делаюсь совсем больной. И потом, на этом корабле творится что-то неладное. Я чувствую – в конце концов здесь прольется кровь. А вдруг среди убитых будет и мой муж? Ох, горе, горе!
– Вы бредите, Женни. Откуда такие опасения?
Лицо Женни вдруг исказил страх, и она встревоженно огляделась вокруг, не переставая цепляться за Анжелику.
– Госпожа Анжелика, – прошептала она, – вы знакомы с Рескатором, и.., вы ведь позаботитесь о нас, правда? Вы сделаете так, чтобы здесь не стряслось ничего ужасного!..
– Но чего вы боитесь? – растерянно спросила Анжелика.
В это мгновение на ее плечо легла чья-то рука; она обернулась и увидела тетушку Анну. Та знаками поманила ее за собой.
– Пойдемте со мной, дорогая, – сказала старая дева. – Я, кажется, поняла, что тревожит Женни.
Анжелика последовала за ней в дальний конец орудийной палубы. Тетушка Габриэля Берна толкнула трухлявую дверь, из-за которой в начале их путешествия слышалось блеяние коз и хрюканье свиней. И коз, и свиней давным-давно съели, но в клетушке все еще сохранялся запах стойла, напоминая о том времени, когда в судовом меню были молоко и свежее мясо.
Откинув наваленное в углу тряпье и несколько вязанок соломы, тетушка Анна показала Анжелике дюжину аккуратно сложенных мушкетов, мешочки с пулями и бочонок с порохом.
– Что вы об этом думаете?
– Это мушкеты…
Анжелика смотрела на оружие с нарастающей тревогой.
– Чьи они?
– Не знаю. Но думаю, это не место для хранения оружия на таком судне, как наше, где дисциплина, как мне кажется, соблюдается весьма строго.
Анжелика боялась понять, к чему она клонит.
– Меня беспокоит мой племянник, – продолжала между тем тетушка Анна, перейдя, по всей видимости, на другую тему. – Для вас, госпожа Анжелика, не секрет, что в последнее время его характер очень изменился. Но нельзя допустить, чтобы разочарование побудило его к безрассудству.
– Вы хотите сказать, что оружие здесь спрятал мэтр Берн? Но с какой целью? И как он смог его раздобыть?
– Этого я не знаю, – сказала старая дева, качая головой, – но на днях я слышала, как господин Маниго сказал: «Ограбить грабителя – не грех».
– Возможно ли? – прошептала Анжелика. – Неужели наши друзья замышляют что-то дурное против
