– Да, вы правы. Но сестра Мадлен сама уточнила потом, что видение поднялось из воды против света и потому она не смогла хорошо рассмотреть его лица.
– Что ж, удобная уловка, – сказала Анжелика. – Но как же тогда она может утверждать, что женщина была красивой, если она не видела ее лица?
– Она говорила, главным образом, о красоте ее тела. Впоследствии она особенно настаивала на этом. Да, именно тело женщины показалось ей так необыкновенно красивым, что сама святая дева была сражена этим, приведена в смятение…
– Ну, предположим даже, все это так, но мне думается, что и этого недостаточно для столь тяжкого обвинения. И потом, никто не может утверждать, что видел, как я обнаженная выходила из воды…
И тут она запнулась, и смертельная бледность вдруг разлилась по ее щекам. Она вспомнила маленькое голубое озеро, где она купалась, когда они шли в Катарунк, вернее, то неприятное чувство, что вдруг охватило ее, когда ей почудилось, будто изза деревьев кто-то наблюдает за ней.
Выходит, это правда! Кто-то видел ее! Она в исступлении смотрела то на графа де Ломени, то на барона д'Арребу и по выражению их лиц поняла, что они думают о том же, о чем и она!.. Они знают… кто-то видел ее и рассказал…
Она вцепилась в руку Ломени-Шамбора и стиснула, словно желая сломать ее.
– Кто видел меня? Кто видел меня, когда я купалась в озере?
Ее глаза сверкали. Несчастный мальтийский рыцарь потупил взор.
– Я не могу сказать вам, сударыня! Но действительно, вас видели, и это еще более усилило страх, который начинал охватывать людей, слышавших о видении.
Анжелика почувствовала, что ею овладевает паника. Ведь не пригрезилось же ей тогда, на берегу озера, когда она ощутила вдруг какую-то неловкость и тревогу, хотя вокруг было так пустынно.
– Так кто меня видел? – процедила она сквозь зубы. Ломени покачал головой, не ответив. Она отпустила его руку. Какое это имеет значение?.. Тогда она подумала, что это просто игра воображения, или скорее со страху решила, что это ее подстерегли ирокезы, может быть, сам Уттаке, а вот теперь выясняется: то был кто-то из канадских французов, один из тех, что бродят здесь по лесам – солдат или офицер, или траппер! Итак, легенда обросла реальными деталями. Все связывается в единую цепь… Ее видели «обнаженной, выходящей из воды…» Проклятие!
Гнев охватил ее, и она стукнула кулаком по столу, – Пусть дьявол возьмет вас всех! – в ярости вскричала она. – Вас, вашего короля, ваших монахинь и ваших священников! Неужели нигде на свете нет страны, где можно было бы укрыться от подобных глупостей? Вы нарочно сеете раздор, и все это под предлогом, будто спасаете души или служите королю. Вы появляетесь всюду, чтобы мешать честным людям жить в мире!.. Спокойно жить!.. Даже умыться спокойно нельзя… Пятьдесят тысяч озер!.. В этой стране пятьдесят тысяч озер, и ни в одном из них я не могу освежиться в знойный день без того, чтобы кто-нибудь из ваших не очутился бы там и не превратил бы это купание в воплощение пророчества Апокалипсиса… И все это лишь потому, что какой-то невежда возомнил себе, что ему тоже снизошло небесное видение, а вы слепо пошли за ним… Вы радуетесь, что он не оказался застигнутым врасплох, что он предупрежден об опасностях, которые якобы угрожают Новой Франции в связи с появлением какой-то женщины, и вот он увидел, как она купается в озере… Но кто же тогда, скажите, руководил мною, когда мне пришла в голову мысль идти искать вас в снегу, где вы умирали?.. Если это дьявол, мой господин, то надо полагать, вы с ним в большой дружбе, ибо он побудил меня к спасению ваших жизней. А потом мы заботились о вас, мы делили с вами последний кусок хлеба, нам пришлось прирезать нашу единственную лошадь… Вам мало того, что мы не оставили вас с вашими гуронами в беде, что преданно ухаживали за вами; вы не оценили нашего гостеприимства, не поняли, чем мы пожертвовали, разделив с вами последние крохи еды, вам мало того, что вы заручились нашим согласием поддержать экспедицию мессира де Ла Саля, и вы еще смеете задаваться вопросом, не являемся ли мы приспешниками сатаны, не я ли та самая женщина-демон, о которой судачат по всей Канаде…
И, охваченная презрением и почти жалостью к ним, она в гневе бросила:
– До каких же пор вы будете пребывать в состоянии детского скудоумия? Ваши хозяева помыкают вами, из-за них вы проявили себя сегодня трусливыми, глупыми и неблагодарными… Я не хочу больше видеть вас. Уходите!
Она повторила уже более спокойно, но все тем же ледяным тоном:
– Уходите! Уходите из моего дома!
Оба знатных канадца поднялись, понурив головы, и направились к двери.
Глава 13
Тусклые фиолетовые сумерки и мороз, который обжигал, словно раскаленное железо, встретили их во дворе. Они пошли наугад, скользя по утоптанному снегу, обратив взоры к темному горизонту, на котором лишь кое-где виднелись излучавшие слабый свет синеватые полосы, и остановились на берегу озера.
Они и сами не ожидали – это было столь несвойственно мужчинам их возраста, их склада характера, – что, оказавшись в такой поздний час на морозе, под неутомимым северным ветром, который дул поземкой, они почувствуют себя обездоленными сиротами.
Только теперь они начинали понимать, что, если они потеряют дружбу госпожи де Пейрак, жизнь станет для них поистине невыносимой.
– Это жестоко, мы не заслужили такой немилости, – мрачно сказал граф де Ломени.
– Вообще-то, конечно нет… Но с ее точки зрения, заслужили… Я никогда не прощу себе, что позволил сделать себя вестовщиком сплетен, глубоко ранивших эту очаровательную женщину, от которой мы видели только добро. Она права, Шамбор! Мы проявили себя самыми последними мерзавцами! И виноваты во всем иезуиты. Они заморочили нам головы своими глупостями! Какие же мы мужчины после этого!
– Честное слово, я считал вас более преданным господам из общины иезуитов, – с изумлением сказал Ломени. – Почти одним из них!.. Ведь вы и ваша жена являете собой пример, который…
– Иезуиты лишили меня жены, – сказал барон. – Я не оценил того, что она принадлежала мне, и они воспользовались этим, чтобы совсем отнять ее у меня. Иными словами, я уже больше не мужчина. Они сделали из меня евнуха, но евнуха при церкви… Для них это высшая степень совершенства, ибо брак в их глазах, даже христианский брак, – грех. И только теперь госпожа де Пейрак, или, как ее прозвали, Дама с
