ей сверхъестественную красоту. Да, Анжелика и впрямь не встречала более красивой женщины!
– Почему же нет? Разве мужчины так много значат для вас? Отчего мое желание приводит вас в столь сильное смущение? Вы не такая уж неискушенная, насколько я знаю, и достаточно чувственная женщина. Вы жили при дворе и, как мне говорили, ублажали самого короля. Мадам де Монтеспан рассказывала мне о вас несколько пикантных историй. Разве вы их забыли, мадам… мадам дю Плесси-Белльер?.. При том, что мне известно о вас, я не могу поверить, что вы упустите миг наслаждения, когда представляется случай…
Воспользовавшись оцепенением Анжелики, причиной которого было упоминание о ее жизни при дворе и о мадам де Монтеспан, герцогиня де Модрибур высвободила свои запястья из сдерживавших ее рук Анжелики.
Осторожно растирая чуть затекшие пальцы, она не спускала с Анжелики своих горящих глаз и вдруг с горечью спросила:
– Почему вы так холодны со мной? Я уверена, что если бы ласкал мужчина, вас бы уже давно охватил трепет. Вам никогда раньше не доводилось испытывать наслаждение от прикосновений женских рук? Жаль! Они по-своему прекрасны…
И вновь раздался ее раздражающий и в то же время околдовывающий гортанный смех.
– …С какой стати позволять только мужчинам делать нас счастливыми! Они так мало на что способны, эти бедные увальни!..
Она снова засмеялась, но на сей раз резко, скрипуче.
– …Они делают это так быстро! А я… Она приблизилась к Анжелике и вновь обвила ее своими мягкими, излучавшими тепло руками.
– Мое умение бесконечно, – прошептала она. Руки ее были мягки, как бархат, но их нежное прикосновение повергло Анжелику в ужас.
Точно так же, как и несколько минут назад, у двери, Анжелика ощутила, как гибкая, неотразимо сильная змея с жадной чувственностью обвивала и мягко сжимала ее тело.
Кто сказал, что змеи холодные и липкие? Анжелика знала, что эта змея, одушевленная, волнующе нежная, вкрадчиво привлекательная, смотревшая на нее немигающими прекрасными человеческими глазами, была Змием-искусителем, который в первые дни сотворения мира вышел из зачарованных туманов Эдема, райского сада, где расцветали все красоты божьего творения и плоть была невинной…
Это ощущение было настолько сильно, что она не удивилась, когда увидела, как меж приоткрытых красных губ Амбруазины скользнул раздвоенный змеиный язык.
– Ты познаешь все, – говорила шепотом Амбруазина, – не отказывай мне в единственном наслаждении, которое я могу познать на этой земле.
– Оставьте меня, вы – сумасшедшая, – сказала Анжелика.
Сжимавшие ее руки разомкнулись. Страшное и в то же время райское видение исчезло в ночной мгле, изредка озаряемой вспышками молний.
К Анжелике вернулась способность воспринимать все происходящее вокруг – теперь она слышала пронзительный стрекот цикад, мягкий рокот волн на берегу.
Она едва улавливала звуки удаляющихся шагов, а тем временем силуэт убегающей женщины, подобно белому привидению, растворялся в темноте.
Глава 4
Анжелика пришла в себя, сидя на койке в своем маленьком домике. Она была буквально ошеломлена. Однако только что происшедший инцидент, о котором она еще не могла с уверенностью сказать, что она пережила его не во сне, как будто развеял внутреннее напряжение, не дававшее ей покоя в течение всего дня. У нее было такое ощущение, что она твердо встала на ноги и испытывала от этого некоторое облегчение. Множество раз она задавала себе один и тот же мучительный вопрос: «Кто сумасшедший?.. Колен, Жоффрей, я сама, англичане, гугеноты, отец де Верной?» Неожиданно ответ пришел сам собой. Это она, герцогиня де Модрибур.
Теперь многое стало ей понятным: слова Колена, случайно услышанный разговор двух пиратов, высказывания Жоффрея и Абигель, которую протестанты попросили осведомиться, не останутся ли королевские невесты в Голдсборо.
Кстати, такое проявление недоверия к ней больно задело Анжелику. В памяти неожиданно всплыло высокомерное выражение лица иезуита, который насупил брови, когда она сказала ему: «Вы воспротивились тому, чтобы девушки остались в Голдсборо…»
– Кто – я? Я не вмешивался в это дело… – ответил он.
И все же именно Амбруазина говорила ей: «Отец де Вер-нон решительно возражает против этого… Он опасается за души моих девочек».
Опять ложь!.. Стремление извратить истину и искусно ввести в заблуждение.
Совершенно неожиданно одновременно с проявлением порочных наклонностей герцогини, о которых Анжелика раньше и не подозревала, стало очевидно, что именно она и распространяла всю эту ложь. Происходившие тревожные, печальные события выстраивались в логическую цепочку. Перевоплощение Амбруазины не было в действительности перевоплощением. Она хотела казаться Анжелике набожной, может быть, слишком восторженной в своей вере молодой женщиной, мало-помалу раскрывавшей потаенные муки своей омертвевшей души. Но это был обман. Настоящая Амбруазина была та, которая только что произносила столь странные слова…
«Но какие такие странные слова?» – спрашивала себя Анжелика, вновь озадаченная тем, что она не совсем хорошо понимает происходящее. Амбруазина перед этим изрядно выпила и позволила себе необычные любовные признания, за которые завтра ей будет стыдно.
Однако разгадку тайны надо искать в другом… Безумная, неуравновешенная – да, но разве не было бы другой крайностью считать ее ответственной за все столь явно кем-то направляемые кровавые козни против нее и Жоффрея?..
