Глава 15
Это был женский голос. Все взоры обратились в сторону, откуда он прозвучал.
Герцогиня де Модрибур, стоявшая рядом с Анжеликой, мужественно выдержала взгляды, в которых смешались удивление, может быть, даже ирония, и неодобрение. Она подняла свою грациозную головку, и в ее легкой улыбке, обращенной ко всем мужчинам, пристально смотревшим на нее, читался вызов.
На секунду воцарилось изумленное и даже, пожалуй, возмущенное молчание. Все ждали приговора.
Пейрак сделал несколько шагов по направлению к герцогине.
– Вы выиграли, сударыня, – Пейрак поклонился ей, – и знайте же, что Голдсборо почитает за честь принимать в своих стенах, если мне будет позволено так выразиться, одну из учениц великого астронома Гассенди, француза, который впервые в мире вычислил во Французской Гвиане длину земного меридиана.
– Луна, да при чем тут Луна? – воскликнул губернатор Акадии.
Похожий на оторопевшего Пьеро, он добавил:
– Во-первых, приливы бывают и днем, и ночью.
– Вы поражаете меня, мой друг, – отвечал ему Пейрак. – Подумайте: ведь наша Земля – такая же планета, как и все другие, и для нее Луна, равно как и Солнце, впрочем, остается на своем месте и днем, и ночью.
– А что это значит – притяжение? – заинтересовался квартирмейстер Ванно.
– Видели ли вы когда-нибудь, как магнит притягивает иголки? – пояснила госпожа де Модрибур. – В определенные часы Луна производит то же самое с нами.
Каждый понял этот простой образ, и вновь наступило удивленное молчание, на сей раз менее недоверчивое.
Многие смотрели вверх. Виль д'Авре как раз увидел в наступающих сумерках бледный полумесяц на перламутровом, уже слегка окрашенном золотом небе.
– А, так вот что ты с нами делаешь, плутовка, – обратился он к Луне.
– И ведь правда, Бержерак, тот ученый, что сочинял стихи и протыкал шпагой всякого, кто смеялся над его слишком длинным носом, действительно говорил нечто подобное в прошлом веке, но я считал, что этот гасконец – сумасшедший, как и все гасконцы, – продолжал он жизнерадостно, подхватывая под руки де Пейрака и Сен-Кастина. – А теперь мне хотелось бы знать, почему в некоторые часы, к тому же в разные, эта кокетка нас притягивает, а в другие – оставляет нас в покое.
Жоффрей де Пейрак поклонился Амбруазине де Модрибур.
– Предоставляю честь ответа вам, сударыня.
– Вы могли бы объяснить это не хуже меня, граф, – улыбнулась она чуть кокетливо, – или это экзамен?
Он отрицательно качнул головой. Его темный, внимательный взгляд впился в лицо Амбруазины де Модрибур.
И тут Анжелика ощутила неизъяснимую муку, показавшуюся ей почти физической, словно сердце ее внезапно сжалось, сдавленное чьим-то мощным кулаком.
Это была глубокая, скрытая, пугающая боль, и исток ее был ей неведом; Анжелика на миг словно окаменела, прежде чем смогла осмыслить, откуда исходит удар. То был взгляд Пейрака. Тогда она поняла: его взгляд, который она видела сейчас, принадлежал лишь ей, ей, Анжелике, его любимой, его супруге.
И вот он устремил его на это лицо, обретшее в перламутровом свете угасающего дня прозрачность алебастра, на лицо, где блестел в огромных темных глазах яркий пламень ума. Жоффрей по-прежнему слегка улыбался, но никто бы не смог прочесть в этой полуулыбке его настоящих мыслей.
– Экзамен? О нет, сударыня, – заверил он. – Но мне слишком часто доводится читать проповеди. Я бы с удовольствием побыл несколько мгновений вашим учеником.
Герцогиня расхохоталась почти по-детски, и в знак несогласия тряхнула головой, отчего всколыхнулись ее пышные, лежащие по плечам черные волосы.
– Глупости! Я уверена, что ВАС мне учить нечему.
«Но… они же кокетничают друг с другом!» – подумала Анжелика в ужасе. И действительно, какой-то панический страх пригвоздил ее к месту – а они продолжали обмениваться репликами, и она различала, словно издали, как в каком-то кошмаре, глухой голос мужа и колдовской голос Амбруазины, ее грудной смех. – Граф, вы расставляете мне ловушки!.. Не станете же вы меня уверять, что такой прославленный ученый, как вы, не знает причину, по которой прилив происходит не совсем в тот час, когда луна находится в зените, но с некоторым сдвигом во времени…
– Это, к несчастью, правда. Я еще не мог исчислить математическую причину этого явления.
– Вы смеетесь надо мной…
– Да нет же! Скорее уж вы будете вправе смеяться… Но это пустяковое унижение… Легко простить себе незнание, когда обладаешь привилегией быть учеником столь красивой женщины… Итак, мы слушаем магистра наук…
– Постойте!
Постойте! – закричал Виль д'Авре. – Я тоже хочу понять! Начнем с самого начала. Каким образом лунное притяжение, если допустить, что таковое имеется, вызывает приливы?.. Слушай хорошенько, Александр!
– Да я знаю все это, – проворчал юноша. Амбруазина живо повернулась к подростку с выражением лица одновременно вопрошающим и повелительным. У того хватило ума пойти на попятную.
