же сказали, что потеряли последний флакон во время кораблекрушения.
Амбруазина слегка поморщилась и улыбнулась:
– Знаете, получается, что вы были правы, говоря, что меня окружают любящие люди. Представляете, мой секретарь Арман Дако, зная, как дороги мне эти духи, взял с собой запасной флакон на случай, если я буду испытывать в них недостаток в Новой Франции. Как человек предусмотрительный и старательный, он завернул его в непромокаемую ткань и зашил в пояс своего камзола. Когда ой узнал, что я лишилась несессера, то отдал мне эти божественные духи.
– Я слышала, что именно он помог вам спуститься в лодку с ребенком Жанны Мишо… Видите, какую преданность вы сумели внушить даже такой канцелярской крысе, как этот Дако. На вид он совсем не годится на роль героя…
Амбруазина улыбнулась в ответ, но вокруг ее рта обозначились горькие складки.
– Да, такой толстый увалень… Она подняла глаза на Анжелику и с горячностью сказала:
– А вас любят все мужчины. Самые достойные. Ваш супруг, например… Необыкновенный человек… Одаренный, обаятельный, само совершенство. Любая женщина была бы счастлива покорить такого мужчину, а он очарован только вами, не сводит с вас глаз, улыбается только вашим шуткам… И тот блондин, молчаливый гигант… С первого взгляда заметно, какие чувства он к вам питает… Даже между тем статным иезуитом и вами чувствуется особая «аура» близости, родства, которое вы умеете создавать в отношениях с любым, самым обыкновенным мужчиной, будь то глупый солдат или гнусный пират… Взять даже того жуткого индейца… Он тоже вас любит, это очевидно. И убьет всякого, кто осмелится посягнуть хотя бы на ваш мизинец, я это поняла… Стоит вам только появиться, и происходит нечто необъяснимое… будто люди начинают чувствовать себя более счастливыми… Даже медведь, даже медведь, и тот вас обожает! – вскричала Амбруазина, ломая руки.
Анжелика рассмеялась:
– Какая страстная обвинительная речь! Но вы преувеличиваете, моя дорогая!
– Нет, – упрямо возразила Амбруазина. – Вы наделены даром внушать любовь, может быть, оттого, что умеете воспринимать чужое чувство, умеете любить? Я бы все отдала, лишь бы научиться этому!
– Разве сложно, например, научиться любить жизнь? – серьезно спросила Анжелика.
Теперь она понимала, что в душе этой красивой, одаренной женщины живет глубокое отчаяние.
– Разве в этом заключается дар любви? – задумчиво переспросила Амбруазина. – Нет, все не так просто…
Она погладила загоревшее на морском солнце плечо Анжелики.
– У вас прекрасное тело, вот в чем секрет. Вы воспринимаете окружающее не только сердцем, но и всей плотью: счастье и беду, солнце, птиц в небе, блеск морской воды, все, что может с вами произойти завтра… С радостью вы встречаете и отдаете любовь…
– Что вам мешает делать то же самое?
– Что мне мешает?
Амбруазина почти прокричала эти слова. Широко раскрытыми глазами она словно заглядывала себе в душу, и не находила там ничего, кроме отчаянья. Горькие складки вокруг ее рта обернулись на миг глубокими морщинами, обезобразив лицо и превратив ее в уродливую старуху.
– Оставьте меня, – воскликнула она, отталкивая руку Анжелики. – Оставьте меня, пора, наконец, свести счеты с этой жизнью! Надо было сделать это сегодня ночью…
– Сегодня ночью?
– Нет, нет, – в каком-то лихорадочном безумии проговорила Амбруазина, – довольно об этом. Я покончу с собой, и все…
– Господь осуждает такие поступки. Вы столь благочестивы…
– Благочестива! Да, я знаю. Мне ведь нужно чем-то жить, если почти все во мне мертво. Вот я и нашла отдушину: молитвы, набожность, деятельность на благо церкви. Вы смеетесь надо мной, над моей религиозностью, не так ли? Конечно, вам подвластно все, вам не понять…
– Что, Амбруазина?
– Нет! Нет! Я вам никогда не скажу! Вы не поймете!
– Почему вы так думаете?
Анжелика обняла Амбруазину де Модрибур, которая конвульсивно вздрагивала. Казалось, она вот-вот бросится на пол в приступе отчаяния. Вырываясь из рук Анжелики, она забыла о том, что на ней почти нет никакой одежды. У Амбруазины было удивительно молодое, совершенное тело, будто у юной девственницы.
– Вы думаете, я ничего не понимаю в жизни? – спросила Анжелика. – Я видела много горя, поверьте, прошла через многие испытания.
– Нет, нет! Вы сильная… А я… Вы не можете понять, что такое быть…
– Кем, Амбруазина?
– …пятнадцатилетней девочкой, отданной похотливому старику! – крикнула Амбруазина, словно ее вырвало ядом, раздиравшим ее внутренности. Она вся сжалась, едва переводя дыхание.
– Я кричала, – прошептала она, – я кричала… Никто не пришел ко мне на помощь… Я отбивалась всю ночь… В конце концов он приказал своим слугам держать меня! И все это с благословения церкви…
Бледная, она откинулась на подушку. Пот струился по ее вискам. Вокруг прикрытых век обозначились фиолетовые круги. Она казалась полумертвой.
Анжелика вытерла пот с ее лица.
