способен был вызвать группу ментального подавления, если какому-нибудь сумасшедшему придет в голову посягнуть на имущество членов Совета. Труп слюнявого идиота, в которого превращался безумец, несложно убрать.
Все в Тайме было на своем месте. Как в теле красивого человека. Ни ноты провинциальной запущенности и бытовой заскорузлости, как в каком-нибудь Петре. Ни сентиментальности, как в маленьком Маэре. Но некоторым казалось, что в столице чего-то не хватает. Чего-то неуловимого, что есть в остальных городах. Почему отсюда бегут? Дух Опустошения знает.
Неудачники говорят, что душу свою искать. Мол, в столице души нет. Ну и пусть себе думают так. Дуракам здесь не место. Пусть бегут. На их место приедут другие, желающих хватает.
Небо светилось оранжевым пламенем, словно огромный костер. Редкие перистые облака неистово пылали. Они походили на реки металла. Лишь западный край неба горел ровным багрянцем. Не зря Мастера Слова во все времена слагали строки о небе над Таймой.
Господин Сахой Ланро цокнул языком, восхищенно задрав голову. Трость с металлическим наконечником звякнула о булыжники мостовой. Впрочем, созерцание лишь помогало унять беспокойство, одолевавшее Ланро все последнее время. Бывший разведчик нутром чуял, что его новая должность — ловушка. Невысокого полета он птица. Вот и угодил в золоченую клетку.
Яркий свет закатного неба резал глаза. Ланро сощурился, опустил голову и медленно пошел по мощенной булыжниками улочке Старой Таймы, постукивая тяжелой резной тростью в такт шагам. Это несколько успокаивало. Тайма — большой город. Слишком большой для Сахоя Ланро, маленького человека.
Управляющий и Контролирующий подумал об интригах Большого Совета, и горло мучительно сжалось. Ланро привычно сглотнул ком. Еще в Маэре ему стало ясно, зачем его вызвали в столицу, сделав членом Большого Совета. «Черному старцу», Лаэну Маро, потребовалась новая марионетка. Выбора у бывшего разведчика не оставалось. Или ехать в Тайму, или снимут с должности. Подавив липкий страх, Ланро прибыл в столицу и предстал перед «черным старцем». Тот, согласно традиции, ожидал его на перроне, у выхода из вагона. Доверительная улыбка. Резная тяжелая трость, инкрустированная драгоценностями. Богатый наряд. Все это отвлекало внимание от глаз властного старика. А они не обманывали. В каждом человеке Лаэн Маро видел вещь, которую нужно использовать по назначению. Потом начался фарс под названием «вхождение в должность». Маро, доверительно улыбаясь, показывал новоявленному члену Большого Совета, как нужно дергать марионеток за нити. И как он собирается дергать за нити Сахоя Ланро. И как нужно подчиняться, чтоб всем было удобнее.
В эти черные дни бывший разведчик осознал, что такое ненависть. Умозрительное понятие, чувство, казавшееся бессмыслицей Мастеру Совершенного Спокойствия, стало реальным кошмаром. Ненависть и к Маро, и к себе самому. Представления о Совершенном Спокойствии, вбитые со времен обучения в Академии, развеялись, как дым, оказались иллюзией. Ланро ненавидел. Он желал смерти Маро. А тот только посмеивался и продолжал обучать.
«Птичка все понимает, да только из клетки не вырвется, — считал «черный старец». — Не с его средним умом. Не с его полной бездарностью».
Маро умел ставить блоки от чтения мыслей, но все это можно было прочесть по глазам. Именно тогда Ланро возненавидел себя за ограниченность. Может, именно из-за ненависти, иррационального чувства, неуместного в стенах Академии, случилось то, чего не предполагал даже Маро.
В тот день новоявленный член Большого Совета сидел на неудобном стуле в аляповато—пышном кабинете «черного старца». Напротив него в высоком удобном кресле устроился сам Маро. Вокруг них, словно жерди, торчали четыре секретаря с абсолютно бесстрастными лицами. Воздух был сперт и гудел от нервного напряжения. Продолжалось «вхождение в должность». А по сути, старик ломал волю преемника. И все это понимали. Зрачки Ланро, напоминавшие два пустых коридора, смотрели в стену мимо начальника. Он устал притворяться. Но «черный старец» требовал отчет о работе.
— Среди студентов Большой Академии выявлено несколько лиц, неспособных к Контролю, — бесцветным голосом произнес Ланро.
— Это как? — спросил Маро, не перестав доверительно улыбаться.
— Они не способны давить.
«Черный старец» иронично приподнял одну бровь.
— Кто докладывал? — поинтересовался он.
— «Группа влияния» из числа преподавателей Академии.
— Подробности?
Ланро ни с того ни с сего глупо хмыкнул, глядя в стену мертвыми глазами. Слова не лезли из горла. Он ощутил, что его ненависть живет своей собственной жизнью. Он больше не может ее контролировать. Что— то черное, вязкое, страшное заполняло собой тело и душу. Тошнота подкатывала к горлу. Очень хотелось освободиться от этого. А больше всего — от Маро.
Бывший разведчик хрипло выдохнул. И ненависть вдруг ушла. А «черный старец» в тот же момент побледнел и схватился за сердце. В глазах застыли недоумение и ужас.
«Не сломал... это ничтожество. Я умираю...»
Маро внезапно осел в кресле, завалившись на бок, и прикрыл глаза, хватая ртом воздух. Ланро недоуменно уставился на скорчившуюся фигуру, хотел что-то спросить, но мир в его глазах тоже померк.
Неизвестно, сколько прошло времени. Бывшему разведчику так и не сообщили об этом. Он пришел в себя на богатой постели, в чужом доме. Первое, что увидел, — мужская рука. Рука держала наполненный чем-то стакан.
— Воды, господин? — осведомился голос откуда-то сверху.
Ланро не ответил. Внутри было пусто. Он испытывал безразличие даже к собственной жажде. Но слуга не ушел, пока бывший разведчик не сделал несколько глотков. В воду что-то подмешали, потому что Ланро почувствовал себя лучше и сел на постели.
Дверь отворилась. В нее проскользнул невысокий, гармонично сложенный юноша с детским лицом. Бывший разведчик глянул на юношу и похолодел. Все знали, кто это такой. Сын Лаэна Маро давным-давно мог бы иметь взрослых детей, если бы предпочитал отношения с женщинами. Но о его предпочтениях не говорилось. При упоминании его имени люди бледнели. А сам Даэр Маро, сложив губки бантиком, деловито сновал в высших кругах Академии. Посещал он и членов Большого Совета, спрашивая, не нужна ли им помощь. А те не отказывались. Подавить чью-то волю — одно, а обагрить руки кровью — другое. Лучшая из марионеток собственного отца, Даэр Маро был незаменим, потому что являлся убийцей. А сейчас он танцующим шагом шел к постели Сахоя Ланро. Взяв разукрашенный стул, он сел рядом с больным и взглянул на него. Предвкушающе, словно дитя на вкусную конфету.
— Я вас искренне уважаю, Ланро, — небрежно проговорил он. — Вы «сделали» папу.
— Не понимаю.
— Но это, собственно, ничего не меняет, — продолжил садист, не обратив внимания на реплику. — Меня зовут Даэр. Прошу просто по имени. Мне будет очень приятно.
Ланро безразлично кивнул.
— Могу вас обрадовать, — продолжил Даэр игриво. — Вам досталось имущество папы. Этот дом, слуги, еще один дом. В том числе и моя... гм... приемная мама. Кайра Тойдо. Поверьте, Ланро, она очень красива.
Больной снова кивнул.
— Должность папы осталась при вас. Вы — глава Спецслужбы внутренних связей и член Большого Совета, — в голосе Даэра прозвучала издевка. — Собственно, папа еще не помер, но это случится на днях. Инфаркт... — последнее слово он протянул с удовольствием.
Бывший разведчик продолжал, молча слушать.
— Все уже решено. И не дергайтесь, — продолжил садист. — Иначе вступите в отношения со мной. Очень тесные, но, к сожалению, недолгие. Если хотите избежать такого... гм... исхода, прислушивайтесь к решениям других членов Совета. И исполняйте буквально. Особенно... — Даэр склонился к Ланро так, что того передернуло, — ловите каждое слово главы Спецслужбы идеологии. Я стал его правой рукой после папиной смерти.
