Кэролайн сделалось дурно, у нее вдруг закружилась голова.
— Постарайся не думать об этом, Кэролайн, — успокоил Брент. — Эта страница моей жизни уже перевернута. — Он оглянулся на дочь. — Никто на свете не нуждается во мне так, как Розалин, и только после битвы при Ватерлоо и трех дней ада я окончательно это понял. — Он понизил голос до едва слышного шепота. — А еще я понял, как сам нуждаюсь в ней.
Повинуясь инстинкту, Кэролайн крепко сжала руку Брента. Потрясение в ней начало уступать место любопытству.
— Расскажи, что случилось.
Брент чувствовал, как внутри снова появился страх, такой же пронзительный, как в тот день, когда это началось. До сего дня единственным человеком, который знал о его сражении в «яме смерти», был Дэвис. Сейчас его наполняло неконтролируемое чувство паники и беспомощности, и он чувствовал острую необходимость открыться жене.
Розалин играла недалеко от них. Она не могла их слышать, и все же Брент не заговорил бы о Ватерлоо, находись она хоть немного ближе. Вокруг не было никого, а Кэролайн, милая и невинная, терпеливо сидела и держала его за руку. Брент выпрямился и начал свой рассказ.
— Я пробыл во Франции почти два года к тому времени, как встретился с человеком по имени Филипп Руссель, французским офицером из низших чинов. Мне он с первого взгляда не понравился: подозрительный, жадный, идущий на что угодно, лишь бы пробиться повыше. Филипп следил за каждым моим шагом, и при нем я всегда был настороже. А обиду он затаил на меня из-за моих отношений с Кристин, которая отвергла его. Его эго было непомерным, Кэролайн.
Брент внимательно посмотрел на жену, но та лишь едва заметно поджала губы. То, что ей неприятно упоминание а его бывшей любовнице, несказанно обрадовало графа.
Он погладил большим пальцем тыльную сторону ее ладони.
— Почти три года мы с Филиппом играли друг с другом в кошки-мышки, и наконец около года назад я узнал, кто он такой на самом деле.
— И кто же? — прошептала Кэролайн.
Брент помолчал, глядя на холмы.
— Ты должна понимать, что основная причина, по которой я все эти годы виделся с Кристин, не была личной. Она редко обсуждала государственные и политические вопросы, но вращалась в нужных кругах и время от времени, сама того не зная, становилась хорошим осведомителем.
— Как удобно для тебя!
Граф бросил на жену быстрый взгляд, потом опять отвернулся, решив, что лучше пропустить это едкое замечание мимо ушей, и продолжил рассказ:
— Как-то вечером, когда мы… были вдвоем, одно ее случайное замечание навело меня на мысль, что Филипп может оказаться моим визави — агентом французской разведки и наемным убийцей. Я сопоставил имеющиеся у меня факты и понял, что мое предположение относительно Русселя действительно было тем, чего я боялся. Он был хорош собой, очень умен и свободно вращался среди людей, бывших как ниже, так и выше его по рангу и классу, разговаривая по-английски, как будто это был его родной язык. За все годы, что я работал на британскую разведку, он был единственным, кто заподозрил, что я не тот, за кого себя выдаю. Наше противостояние достигло апогея в прошлом июне, во время жестокого сражения при Ватерлоо.
Брент остановился на мгновение, подставив лицо солнцу, словно хотел найти утешение в его лучах или подпитаться спокойствием полудня. Кэролайн ничего не говорила, только сильнее сжимала его руку, словно боясь отпустить его. Она была поглощена рассказом.
— Филипп возненавидел меня, Кэролайн, — тихо, уныло пробормотал Брент, — и из-за Кристин, и из-за поражения Наполеона и его ссылки на Эльбу, как будто это было моих рук дело. Ненавидел и за то, что я англичанин, и что отказывался убивать беспощадно, считая это самой непростительной из людских слабостей. Сам он убивал безжалостно, уничтожая всех, кто становился у него на пути, невзирая на возраст и пол, убивал даже тех, кто не мог защищаться.
— Хочешь сказать… хочешь сказать, что ты убивал людей? — спросила дрожащим голосом потрясенная Кэролайн.
Такие признания не даются легко. Брент сжал руку жены, поднес ее к губам и нежно поцеловал запястье. Заглянув в огромные, полные сомнений глаза, смело признался в том, чего, как он знал, боялась Кэролайн.
— Меня научили профессионально и быстро убивать, Кэролайн, и я делал это многие годы.
Брент почувствовал, что она пытается высвободиться, но не отпустил ее. Свободной рукой он крепко сжал ее плечи, заставляя смотреть себе в глаза.
— Я убивал, только защищаясь, и только тех, кто представлял угрозу моей жизни, моей стране или моему королю. Я, не колеблясь, убью, чтобы защитить свою семью.
Его голос зазвучал яростно, взгляд сделался жестким.
— Но я клянусь тебе, Кэролайн, клянусь жизнью дочери, что я никогда не убью и не убивал без разбора, без причины и без жалости, как делал Филипп. Он даже Розалин лишил бы жизни, не моргнув глазом, без всяких сожалений. Именно этим мы с ним отличаемся друг от друга.
Кэролайн продолжала смотреть на Брента, и он отпустил ее, погладив по плечу. Он, отвернувшись, уставился неподвижным взглядом в поросшую травой землю прямо перед собой.
— Во время битвы при Ватерлоо я находился в глубоком тылу французских войск и под прикрытием обеспечивал нашим силам хороший опорный пункт. Пруссаки подошли с востока, а наполеоновские войска, какими бы сильными и геройскими они ни были, оказались разрозненными. Вероятно, англичане выиграли войну именно благодаря этому. — Он вздохнул. — Французская кавалерия атаковала центр англичан, и я застрял в самой гуще боя.
Брент с трудом сглотнул, борясь с раздирающей его болью воспоминаний. Ему, очевидно, уже не удавалось ее скрывать, и Кэролайн рванулась к нему и положила его руку себе на колено. Он ощутил ее мягкость и тепло, запах фиалковой воды, который всегда витал вокруг нее, но воспоминания туманили его разум, душили его.
— Кэролайн…
Она нежно гладила его руку.
— Все хорошо, Брент, все хорошо.
Граф покачал головой и продолжил рассматривать землю перед собой.
— Целое поле страдания, целое поле людей, медленно умирающих в невыносимых муках. Я знал, что такое война, и уж точно видел смерть, видел ее лицо и был к этому готов. Но я не был готов к тому, что случилось потом со мной. — Он сделал глубокий, прерывистый вдох. — Я видел, как Филипп шел на меня сквозь пороховой дым, как он бросился, напав с боку, прежде чем я успел защититься. Он сбил меня с лошади, ударив в висок рукояткой пистолета. Я был оглушен, голову пронзила такая боль, будто череп пробили кинжалом.
Брент горько усмехнулся.
— В тот день, Кэролайн, ад очень интересным способом настиг французскую кавалерию. Из-за густого порохового дыма и пыли, окружавших нас, никто не заметил рва, пока не стало слишком поздно. Ров был большой и глубокий, фактически спрятанный в зарослях кустарника. Люди и кони внезапно начали проваливаться, кто-то был ранен, но большинство погибали. Через несколько часов сражения французы стали использовать наполнявшийся ров как сложенный из людей мост, чтобы нападать с него на врага.
— Нет… — прошептала Кэролайн.
Граф обернулся и увидел выразительные глаза жены, широко распахнутые от ужаса. Кэролайн побледнела, легкие пряди темно-каштановых волос, развевающихся в порывах легкого ветерка, резко выделялись на белой, как мел, коже.
Брент выдержал ее взгляд.
— Филипп дрался со мной, снова и снова нанося мне удары пистолетом по голове, пока я не провалился в ров, Кэролайн. Я упал в пропасть с мертвыми и умирающими людьми и лошадьми, сверху меня заливало кровью, горелой и растерзанной плотью, рвотой и экскрементами. Я слышал шум сражения, стоны умирающих, вопли и крики ужаса. Там стояла жуткая вонь, мертвые и истекающие кровью тела
