быть может, только что зачала твоего ребенка от такого же обыденного, бессмысленного спаривания, какие у тебя были с куртизанкой. Мне омерзительна эта мысль. — Она с вызовом подняла подбородок и повернулась к двери. — Ты лжешь нам обоим, Брент, и мне больше нечего тебе сказать.
Ничто так не выводило Брента из себя, как разговор, обрываемый женщиной, когда той заблагорассудится. Мать и сестра годами поступали так, и теперь он решительно не желал пускать Кэролайн по этой дорожке.
— Тебе придется на какое-то время забыть о теплице, — холодно потребовал он, сдерживая нарастающий гнев.
Потрясенная, Кэролайн резко остановилась и повернулась к нему.
— Почему? — медленно, глухим шепотом спросила она.
Брент стоял неестественно прямо, с вызовом выдержав ее взгляд.
— Потому что я так сказал.
Мгновение, всего лишь короткое мгновение у Кэролайн был такой вид, будто она способна убить.
— И все? Сначала ты мне что-то даешь, а потом без разумных объяснений отбираешь? — Не дождавшись ответа, она стиснула зубы и выровняла тон. — Как же это по-мужски — наказывать меня контролем за то, что я не доставила тебе удовольствия, сказав первой, что люблю тебя.
Глаза Брента сузились, превратившись в осколки твердого, холодного льда, и он двинулся к Кэролайн.
— Не думаю, что слышал от тебя что-нибудь настолько же глупое, Кэролайн.
Он видел, как она заколебалась и окончательно утратила самообладание, обмякнув всем телом и расширив глаза, ставшие озерами боли и смятения, что, в свою очередь, принесло ему весьма необычное, постыдное чувство уверенности. Бренту не слишком нравилось это чувство, но он был взбешен дерзостью жены и словами, которые, если спокойно и честно разобраться, довольно точно отражали истину. Все это, однако, не имело значения, ибо факт оставался фактом: он должен защитить ее, не раскрыв при этом себя. Это оправдание было по меньшей мере рациональным.
— Я говорю, чтобы ты не ходила в теплицу, потому что я твой муж и мое слово окончательно. Я не должен ничего объяснять. — Он остановился прямо перед Кэролайн и взглянул в ее утратившее краски лицо. — Теперь можешь идти.
Она смотрела на него, хрупкая и растерянная, прижимая к себе коробку с заметками; крошечные слезинки стекали из глаз на щеки, а она даже не замечала этого. Потом Кэролайн опустила взгляд на его живот.
— Ты не муж, — сдавленно прошептала она, — ты дьявол.
Ее слова глубоко задели его, быстро переплавив ярость в вину, потом в сожаление и наконец в скорбь. Он потянулся к ней, но она отбросила его руку.
Не глядя на Брента, Кэролайн с поразительной легкостью наклонилась и поставила коробку на пол.
— Мне от тебя ничего не надо.
Не задерживаясь, она повернулась и грациозно вышла из теплицы.
Глава девятнадцатая
Шарлотта поняла, что беременна. Вероятно, она зачала в Мирамонте, там, где сама появилась на свет двадцать восемь лет назад, но своего сына она родит в Америке, где он будет расти свободным от классовых условностей и станет кем захочет, где его будущее начнется с блестящих возможностей и светлых перспектив.
При этой мысли Шарлотта улыбнулась, окинула взглядом сад и вдохнула запах окружавших ее цветов. Она сидела на каменной скамейке, и полуденное солнце пригревало ей спину.
Карл должен узнать об этом первым, решила она, но ей не хотелось рассказывать ему, пока они не сели на корабль, ибо он превратится в беспомощного, потерянного щенка, если узнает, что его жена, которая так долго не беременела, зачала наконец его сына.
Шарлотта знала, что это будет мальчик. Должен быть мальчик. Потом, быть может, Господь благословит их девочкой…
Она вздохнула и, плотнее завернувшись в темно-серую шерстяную накидку на меху, опустила взгляд в землю.
Единственной причиной, по которой она все еще оставалась в Мирамонте, была проблема отношений с братом. Ей очень хотелось наладить нормальное общение с ним. Временами Брент заговаривал с ней и Карлом, но разговоры эти были до смешного формальными и натянутыми. Он продолжал прятаться, ни на секунду не желая расслабиться и насладиться их обществом, и Шарлотта начала бояться, что нанесенные ими друг другу раны могут и не зажить до ее отъезда.
Это настолько сильно ее тревожило, что последние два дня она находилась в состоянии глубокой задумчивости. Из-за повышенной чувствительности и эмоциональной неустойчивости Карл буквально потребовал, чтобы она гуляла на свежем воздухе. Бедняга! Что он почувствует, когда узнает, что она огрызалась на него, потому что носит под сердцем его ребенка? Он, наверное, в обморок упадет.
Шарлотта тихо засмеялась этой мысли и подняла голову. Как будто зная, что он ее головная боль, перед ней внезапно возник Брент, закрыв солнце своим мощным телом и глядя на нее, как будто она виновата в какой-нибудь проделке. Невольно нахлынули воспоминания…
— Цветочный сад моей жены кажется тебе забавным, Шарлотта? — непринужденно спросил он.
Она вздохнула и откинулась на спинку.
— Нет, я нахожу его прекрасным и именно поэтому сижу здесь. Забавными мне кажутся мужчины, что, собственно, тоже привело меня сюда.
— Ах… Мужчины.
Брент присел рядом с ней на каменную скамью, широко расставил ноги и нагнулся вперед, опершись локтями на колени.
— Удивительно, что кто-то из нас хоть что-то делает правильно.
Она мимолетно улыбнулась.
— Кажется, я могу припомнить пару случаев.
Он усмехнулся, Шарлотта разглядела это в уголках его устремленного в землю лица. По-видимому, брат пытался разбить лед, а значит, представился идеальный случай немножко поднажать, ведь кроме них вокруг не было ни души. Шарлотта не видела и, в общем-то, не знала брата больше шести лет, но прежде они были очень близки, и она хотела вернуть эту близость. Брент был ее единственным родным человеком, и, несмотря на все обиды, она по-прежнему любила его всем сердцем.
— Тебя что-то гнетет? — невинно спросила она, прекрасно зная, как знали все до единого обитатели Мирамонта, что он определенно встревожен.
Он громко выдохнул.
— Я просто… думал… — Он помолчал, потом оперся спиной о стену и устремил взгляд на розы, которые цвели перед ним. — Ты ведь знала, что она ходит в теплицу, не так ли?
Пришла пора Шарлотте усмехнуться, наблюдая нелегкую борьбу Брента со своими мыслями.
— Разумеется, знала, и если бы ты потратил десять минут, чтобы нормально все обдумать, то и сам бы догадался.
— Объяснись, — велел он.
Шарлотта пожала плечами.
— Любовь слепа.
Он закатил глаза и покачал головой.
— Женщины, женщины…
Шарлотта чуть не расхохоталась, разглядывая его озадаченное лицо. Она еще никогда не видела брата, девятого графа Уэймерта, таким растерянным.
— И ты наговорила мне все это после званого ужина, потому что знала, как я отреагирую и что
