побывал в квартире, — так что мои пальчики остались здесь повсюду. Поэтому несколько новых отпечатков уже ничего изменить не могли. Но для себя я четко разделял эти два взлома. Первый провел топорно, без предварительно составленного плана, и в школе воров мне за него поставили бы кол. На этот раз я нацелился на пять с плюсом, и, чтобы не понижать установленную планку, решил все сделать в перчатках.
Принятые мною меры должны были свести болевые ощущения до минимума. К примеру, доставая отмычку из очешника и вставляя в замок, я пользовался только большим и указательным пальцами. Конечно, времени ушло чуть больше, и возникли определенные неудобства, словно я взялся писать левой рукой, но зато боль пронзила пораженные суставы всего пару раз, а это стоило многого. Справившись с замком, я повернул ручку и открыл дверь.
Вы думаете, что я забыл про охранную сигнализацию? Будьте уверены — не забыл. Переступая порог, я подождал, пока она запикает, — у меня не было желания ставить под угрозу свою пятерку с плюсом — и проследовал к шкафу, откинул крышку пульта, набрал код. Я пристально следил за Бруно, когда тот нажимал на кнопки. Называйте это талантом или проклятием, но я всегда обращаю внимание на такие мелочи. Одни люди считают необходимым читать газету, которую взяли в руки, от корки до корки, другие должны вымыть руки определенное число раз, прежде чем выйти из дома, а я, если случается увидеть, как человек набирает код, запоминаю его.
Набрав код, я с удовольствием отметил, что пиканье смолкло. Потом вернулся в коридор, забрал чемодан. Как мог тщательно протер замок и ручку тряпкой, закрыл за собой дверь и приступил к работе.
Тратить время попусту мне не хотелось, что не должно вызывать удивления, поэтому через гостиную я проследовал в спальню, расположенную в глубине квартиры. Войдя, прежде всего обратил внимание на то, что жалюзи чуть приоткрыты и полоски света падают на аккуратно застеленную двуспальную кровать. А потом мне бросился в глаза прямоугольник на выбеленной стене, отличающийся от нее цветом. Над прямоугольником висела лампа, направленная на картину, да только никакой картины, которую лампа могла бы осветить, на стене не было. Не нашел я нужной мне картины и на трех остальных стенах.
На мгновение застыл, словно ожидал, что картина материализуется прямо у меня на глазах. Я видел ее на фотографии, которую показал мне Пьер, и мог восстановить в памяти, но это вряд ли вернуло бы ее на место. Этой чертовой картины и след простыл!
Я выронил чемодан на пол, и удар гулко отдался в голове. Судя по серому прямоугольнику, длина картины составляла шестьдесят сантиметров при ширине около сорока. Наличие электрической лампы для подсветки предполагало, что краски по большей части темные. Но мне это оставалось только предполагать. Клиент Пьера соглашался заплатить двадцать тысяч евро за эту мазню, но кто-то украл картину до того, как я получил этот заказ.
Меня все это могло не волновать. Благодаря моей договоренности с Пьером, деньги я получил авансом и поэтому полагал, что пропажа картины никакого значения не имеет. Но если дело обстояло так, что же тогда не давало мне покоя?
Конечно же, Бруно. Он обвел меня вокруг пальца, и мне это не нравилось. У меня уже не осталось сомнений в правоте Виктории. Конечно же, квартира принадлежала не ему. Он подождал, пока я допью кофе, пожелал мне спокойной ночи, а как только за мной закрылась дверь, пошел в спальню, снял картину, сунул в рюкзак, захваченный аккурат для этой цели, и благополучно отбыл. И, конечно же, от продажи картины он выручил существенно больше, чем те пятьсот евро, которые я согласился принять за урок воровского мастерства, а потом еще и посмеялся, довольный тем, как ловко ему удалось меня надуть.
Тревожило и другое: что может подумать Пьер? Конечно же, я ни при каких обстоятельствах не мог рассказать ему о Бруно. Я, возможно, тупой, но уж точно не безумный, поэтому не собирался говорить человеку, который меня нанял, что сразу, едва получив адрес, понял — ничего путного из этой затеи не выйдет. Но мне еще предстояло убедить Пьера в том, что, когда я попал в квартиру, картины здесь уже не было. Мы работали вместе много лет, но я был вором, а он — скупщиком краденого, так что взаимное доверие не могло выйти за достаточно узкие пределы. Я уже надавил на него и авансом получил все причитающееся мне вознаграждение, поэтому он вполне мог прийти к выводу, что, получив десять тысяч евро, я решил продать картину кому-то еще и лишить его причитающейся доли.
И я ничем не мог доказать, что говорю правду. С тем же успехом я мог бы доказывать существование духов… потому что видел только признаки отсутствия картины.
Наверное, будь у меня фотокамера, я бы сделал фотографию серого прямоугольника на белой стене. Но и в этом вряд ли обнаружился бы толк. В конце концов, я мог сделать фотографию, сняв картину и уложив ее в чемодан. Более того, если бы я взял с собой фотокамеру, это выглядело бы так, будто я с самого начала собирался кинуть Пьера.
В общем, мне требовались доказательства того, что я действительно побывал в квартире. Я не рассчитывал, что, предъявив их, смогу убедить Пьера в своей честности, но в сложившейся ситуации приходилось довольствоваться малым.
Я повернулся к антикварному туалетному столику, что стоял справа от меня. Резному, из вишневого дерева, со сдвижной крышкой. Я сдвинул крышку. Разумеется, я не собирался брать что-то такое, чего хозяин (или хозяйка) квартиры мог хватиться, поскольку получил четкое указание взять только картину, но полагал, что смогу найти какую-нибудь ненужную вещицу, которая засвидетельствует мое пребывание здесь.
Прежде всего в глаза бросилась фотография в рамке, и лишь потому, что лежала она лицом вниз. Я взял ее и увидел, что это фотопортрет мужчины и женщины. Мужчина выглядел лет на шестьдесят пять — семьдесят, его седые волосы были забраны на затылке в конский хвост. Женщина, загорелая дочерна платиновая блондинка с сильно накрашенными глазами, была лет на десять-пятнадцать моложе. Фотографию сделали на курорте: парочка сидела на залитом солнцем балконе на фоне бескрайнего зеленого океана.
Я вернул фотографию на место, решив, что ее обязательно хватятся. На столике было немало косметики, еще там лежали резинки для волос, пилочки, ножницы, щипчики. Все это однозначно указывало на то, что квартира принадлежала не Бруно. Я открыл пару крошечных ящичков. В одном лежали ватные шарики, во втором — все та же косметика.
Все это никак не могло мне помочь. Я присел, заглянул под столик и увидел пластиковую папку- аккордеон, закрытую на защелку. Поднял ее, открыл и обнаружил аккуратно разложенные по отделениям карточки магазинов и видеоклубов, страховые полисы, счета, официальные письма, рецепты. Здесь же лежало водительское удостоверение. Все это принадлежало одному человеку — мадам Катрине Ам; с водительского удостоверения на меня смотрела та самая платиновая блондинка с фотографии. Я подумал о том, чтобы взять что-нибудь, но мне нужен был предмет, несомненно имеющий отношение к этой квартире, хорошо бы с указанием адреса, а он имелся только на водительском удостоверении, которое я брать не собирался.
Я продолжил осмотр и чуть ли не в самом крайнем отделении нашел выписки с банковского счета. Первой лежала та, что была получена последней. В самом низу стопки на выписках стояли уж очень старые даты, и я решил, что одной из них хозяйка точно не хватится. Вытащил выписку, проверил фамилию и адрес и сунул в карман. Закрыл папку и положил на место.
Я пробыл в квартире не так уж много времени, но все равно чувствовал себя неуютно. Так случалось всегда, если я не знал точного времени возвращения хозяев. Не было никакой гарантии, что меня не застанут в квартире, а никаких запасных или аварийных выходов не было: покинуть ее я мог только через входную дверь. Тем не менее я полагал, что уходить мне рано. Если рассуждать логически, то картину взял Бруно, но я поступил бы неправильно, не обыскав квартиру и не убедившись, что картины здесь нет. В конце концов, мадам Ам могла узнать, что за картиной охотятся, и спрятать ее.
Я бросил взгляд на часы и все-таки решил потратить пятнадцать минут на поиск тайников. Ощупал кровать и матрац, заглянул в гардероб, за туалетный столик, в ванную, где, правда, много времени не провел: нормальный человек не стал бы прятать картину в сыром месте. На кухне изучил все столики и буфеты, не оставил без внимания высокий шкаф в коридоре. Не поленился просмотреть все картины, которые стояли у стен в гостиной, даже холсты на мольбертах. Простучал и обои, но никаких ниш не обнаружил.
