говорил не только со мной.
— Вы хотите сказать, он был слишком общителен?
— Да. Разумеется, в этом ничего плохого нет, но до тех пор, пока тебе не встретится человек, доверять которому нельзя.
— И такое случилось?
Франческа так резко затянулась, что я услышал хрипы в горле.
— Его поймали. В середине семидесятых. При еще одной попытке ограбления нескольких инкассаторских автомобилей.
— Только та попытка громкого названия не получила.
— Они его ждали. Вся банда отправилась в тюрьму, а Жерар получил самый большой срок.
— Понятно. — Я выдохнул струйку дыма. Импульсы боли по-прежнему расходились от пальца по всей руке. — И когда возникла Катрина?
— Гораздо позже. Пять или шесть лет тому назад. Жерар тогда вел себя как добропорядочный гражданин. Они встретились и быстро поняли, что их влечет друг к другу.
— Несмотря на разницу в возрасте.
— Скорее, именно из-за нее. Я их и свела, видишь ли.
— Вы?
Франческа одарила меня дьявольской улыбкой, убрала клок волос за ухо, прошлась пальцами по сухой коже лба.
— Я дружила с Катриной. Даже купила пару ее картин для магазина.
— Правда? — Я подумал о том, что видел в магазине только книги.
— Мне пришлось их продать, — объяснила Франческа.
— Ясно. Вы знали ее и знали его, вот и выступили в роли сводни.
— Именно.
— У них возникли отношения, о которых Шекспир мог бы написать сонет, а вы испытали чувство глубокого удовлетворения. Ведь все это время старина Жерар планировал ограбление Центра Помпиду.
Франческа отбросила голову назад и расхохоталась, вновь продемонстрировав мне желтые от никотина зубы.
— Ты мне определенно нравишься.
— Разумеется. Это же любимая фантазия молодых — сидеть вдвоем и обсуждать вооруженное ограбление. Почему бы вам не рассказать мне остальное?
— Остальное? — Франческа поджала губы. — Катрина — талантливая художница.
— Была. Я видел ее картины.
Франческа кивнула. Затушила длинный окурок, зажгла новую сигарету.
— Я видел созданную ею копию Пикассо, — продолжил я. — По крайней мере предполагаю, что это ее работа.
Франческа вновь кивнула, но чуть более настороженно.
— Как я понимаю, идея принадлежала Жерару.
— Ох, нет! — Она выдохнула облако дыма. — Я думаю, Катрине. Когда-то она мне на что-то подобное намекала.
— Намекала? Почему вам?
— Я вращалась в тех же кругах, что и Жерар. Столь честолюбивых планов, конечно, не строила, но время от времени находила людей, обладающих определенными способностями.
— Вроде вашего итальянского специалиста по замкам.
— Совершенно верно. — Она описала сигаретой широкий круг. — И несколько раз в год, как только я чувствовала, что могу полностью доверять людям, которые окружали меня, мы совершали небольшую кражу.
— Вот этого я не понимаю. Разве люди приходят к вам не потому, что их притягивают книги?
— Именно поэтому, но беру я только избранных. Потому что очень хорошо разбираюсь в человеческих характерах.
— Это видно.
— Вот и тебе я доверяю, понимаешь?
Она лукаво мне улыбнулась, ее глаза вспыхнули. И у меня возникло ощущение, что она со мной флиртует.
— Вернемся к Катрине, — предложил я. — Почему Пикассо?
— Потому что она им занималась. Работала архивистом в Центре Помпиду.
— Правда? — Я нахмурился. — Но я слышал, что она работала около Орлеана.
— Да перестань, Чарли, ты должен знать, как устроена работа крупнейших музеев.
Я пожал плечами.
— Не знаешь? — Она затянулась. — Понимаешь, у них столько экспонатов, что в одном здании их не уместить. Место ограничено, к тому же всегда есть опасность пожара. Взять тот же Центр Помпиду. Они выставляют где-то четверть своей коллекции. Остальное показывается в других местах или хранится в запасниках.
— В Орлеане?
— По всей Франции. Так снижаются риски. Я знаю три места, где хранятся части коллекции. Возможно, их больше.
— И Катрина работала в одном из них?
— Да.
Я поднес руку к подбородку, потер появившуюся там щетину.
— Но что ей это давало, если картина, на которую она нацелилась, висела в музее?
— Да ладно, Чарли, музей обычно приобретает не только картину.
Она сощурилась, затянулась, кончик сигареты ярко вспыхнул.
— Продолжайте.
— Это могут быть зарисовки, эскизы, какие-то поясняющие записи. Все зависит от художника.
— И Пикассо делал эскизы, так?
— Не всегда. Но для «Гитариста» делал.
— То есть Катрина могла воспользоваться результатами его подготовительной работы?
Франческа энергично кивнула.
— Она копировала эскизы, снова и снова. По правде говоря, уровень мастерства Катрины позволял ей достаточно быстро перенять стиль любого художника.
— Даже Пикассо?
— Я говорю о кубизме, — подчеркнула Франческа. — Выглядит это сложно, что есть, то есть. Ни мне, ни тебе не под силу. Но если представить это как череду фрагментов… Художнику достаточно разобрать картину на отдельные квадратики, а потом сложить их в прежней последовательности.
— Так просто?
— Если практиковаться на одной и той же картине, то просто. Ты же видел результат.
— Да, конечно. И что произошло потом?
Франческа собралась ответить, но тут что-то попало ей в дыхательное горло. Она сглатывала, моргала, потом начала кашлять, сухо, скрипуче. Кашляла, дергалась, плевалась, но что-то по-прежнему перегораживало доступ воздуха в легкие.
— Похлопать вас по спине? — предложил я.
Франческа отмахнулась, к лицу прилила кровь, кашель усилился. Она отвернулась от меня и выплюнула сгусток бог знает чего на залитую битумом крышу. Вероятно, тот же битум.
— Извини. — Она прижала руку к вздымающейся груди, вновь затянулась. Этот приступ кашля так и просился в рекламный ролик кампании о вреде курения. — Так на чем мы остановились? — Ее голос стал на октаву выше.
Я улыбнулся, словно очарованный ее манерами.
— Вы рассказали мне о подделке, изготовленной Катриной, и я спросил, что за этим
