— Не понимаю, что она могла иметь против Донны.
— Я тоже не знаю. Разве что…
— Кажется, ты говорила, психиатры потому и платят такие огромные штрафы за злоупотребление доверием пациенток, что считается, будто они очень даже способны на такое.
— Холли, это не значит, что все они злоупотребляют доверием пациенток. Вовсе нет. А что касается ее, ну, той, которая занималась счетами… Возможно, тут есть над чем подумать. А насчет реакции Кевина ты, пожалуй, права.
— Надеюсь, что я ошиблась насчет вины Джоэла. Когда я буду твердо уверена, что не ошиблась, я, конечно, скажу Кевину.
— Я тоже надеюсь, что ты ошиблась.
Подошла официантка.
— Кофе? — спросила она.
— Без кофеина, — сказала Рита. — И со сливками, пожалуйста.
— Мне — натуральный, — сказала я.
Рита ностальгически вздохнула:
— Этот бескофеиновый кофе — как безопасный секс.
Глава 16
— Бабник. И пичкает пациентов лекарствами, — сказал Кевин. — Гордится и тем и другим.
Мы обсуждали Бена Мосса, прогуливаясь вокруг пруда. Я бы назвала нашу прогулку пробежкой, но у Кевина даже не изменился ритм дыхания. Рауди, трусивший слева от него, еще мог бы потягаться с ним, но и он высунул свой розовый язык. Мне же то и дело приходилось перекладывать поводок Кими из одной руки в другую, а та то вырывалась вперед, то отставала, то бестолково и радостно скакала вокруг меня.
— Рита говорит, что лекарства — вещь тонкая, — голос у меня прерывался от быстрой ходьбы, — некоторые люди могут жить только на таблетках, и очень важно выбрать подходящие. Это действительно искусство! Но она не считает Мосса хорошим специалистом.
— Психо… — начал Кевин и после небольшой паузы закончил слово, растягивая слоги, — фар-ма-ко- ло-гия.
— Слушай, ты что, занимаешься оздоровительной ходьбой? — Кими неожиданно рванула к какому-то кусту, заставив меня совершить прыжок. — Кими, рядом!
— Нет. — Кевин, извиняясь, махнул своей мощной ручищей. — Нет. Но этот тип — просто самовлюбленное ничтожество.
— Ты можешь идти помедленнее?
— Извини.
— Ничего. У него был роман с Элейн Уолш. Мне Рита сказала.
— Ага, — отозвался Кевин.
— Так ты знал?
— Ага.
— Откуда? Он сознался в этом?
— Боже! Что значит «сознался»?
— Ты хочешь сказать, что он треплется об этом направо и налево?
У Кевина бледная, почти прозрачная кожа, и летом он весь покрывается рыжими веснушками, а зимой его лицо становится красным, почти под цвет полицейской формы. А небо и его отражение в пруду были именно того зимнего, чистого оттенка, который придавал рыжеватым волосам Кевина красивый каштановый отблеск. Сейчас лицо его вспыхнуло, и, казалось, волосы охватило пламя.
— Вы разговаривали с ним с глазу на глаз? — Я пыталась восстановить дыхание. — Ты считаешь, что он вел себя недостойно?
— Тогда — он. А сейчас — ты.
— Он тебе сказал, что ты не в меру щепетилен?
— Он сказал мне, что все женщины одинаковы. И сопроводил свои слова известным жестом…
— Знаешь, ты действительно болезненно стыдлив. — Я совсем замедлила шаг. — Так что же он сказал? Что она была… искусна? Я достаточно прилично выражаюсь? Что она не соблюдала условностей?
— Не в таких выражениях. — Он опять вырвался немного вперед.
— Это правда оскорбительно, — согласилась я. — Ей бы это не понравилось. Думаю, не понравилось бы! Мне кажется, она не из тех, кто считал раскованностью треп о каждом поцелуе. Слушай, притормози, а? Что-то во всем этом есть некрасивое и недостойное. Я понимаю, почему тебя так задело его поведение. Кстати, он что, не понимал, что, говоря с тобой в таком тоне, производит плохое впечатление? А ведь ему это невыгодно!
— Как сказать! — Кевин на пару шагов опережал меня, и ему пришлось обернуться, чтобы я хорошо расслышала его. — Он хотел, чтобы я задумался: зачем мужику убивать такую хорошую бабу?
— Кевин, Элейн отравила бы вас обоих, если бы услышала эти слова! Да пойдешь ты помедленнее, черт возьми, или нет! Я не марафонец. А что насчет синеквана?
— Ничего особенного. Да, он выписал его мисс Залевски. Нет, он не подумал, что она может покончить самоубийством. Я вынудил его вспомнить, что заставило его выбрать именно это лекарство. Он даже проконсультировался с другим врачом. Он очень долго думал и долго консультировался…
— И что?
— Оказалось, что когда-то давно, когда одна фармацевтическая компания пыталась разрекламировать этот препарат, она, видишь ли, активно воздействовала на человеческое восприятие самыми разными способами…
— Как это?
— Они сопровождали рекламу антидепрессанта классической музыкой.
— Надо же!
— Именно так. Так вот, когда Мосс покопался в своей памяти, до него дошло, что он любит прописывать синекван, потому что ему нравится мелодия. И всякий раз, как он выписывает рецепт, в голове у него поют скрипки. А скрипку он любит.
— Настолько, что поделился своей любовью и с Элейн?
— Нет, только не с мисс Уолш!
— Никаких «мисс»! Она бы этого не одобрила. Слушай, я не могу разговаривать об этом самце на такой скорости. Если ты хочешь устроить гонки, подбери себе достойного соперника, а Рауди отдай мне. Я справлюсь с обоими.
— Извини.
— Я же не умею бегать, ты знаешь. Я делаю это только для тренировки собак. А он прописывал синекван кому-нибудь из знакомых Элейн? Он что-нибудь говорил об этом?
— Нет. Будто язык проглотил.
— Это, мол, не твое дело, да? Они не имеют права болтать о своих клиентах, так? Профессиональная тайна.
— Именно так, без шуток. Хочешь отдохнуть?
— Нет, спасибо. Кажется, ты не доволен тем, как продвигается это дело?
— Соседи ничего подозрительного не замечали, — сказал Кевин. — Никакие подозрительные личности не слонялись по Апленд-роуд. Никакой сумасшедший ее не преследовал угрозами. Единственная сумасшедшая в округе — старая дама, которая подозревает всех собак Кембриджа в заговоре против себя. Теперь, когда она узнала мою фамилию и телефон, она звонит мне по двадцать раз на дню сообщить, что очередная собака забралась к ней в садик. Я должен немедленно выслать наряд и арестовать собаку.
— Так это же Зеленка! Старуха с Лейквью. У нее сад, похожий на кладбище. Видишь, как быстро разносятся вести. Погоди-ка минутку!
