— Миленький мой, Василь Василич, — зачастила домоправительница, обнаружив хозяина неглиже, — я-то и не чаяла вас застать, и хлопаю дверью, знай себе. А где наша девонька, где Валерочка?
— Не знаю, — буркнул Василий, — наверху, наверное.
С памятью у Василия всегда был полный порядок, ее не отшибало любое количество выпитого накануне. Он помнил, что высказал вчера все Ковалевой, а дальше — не его проблема. Вряд ли приличный человек останется в доме, если его вывели на чистую воду. Ушла — скатертью дорожка. Никого не держим, а уж интриганку и подавно. Для всех будет лучше, если она уйдет без долгих разговоров и объяснений.
— Василь Василич, слава богу, я так за вас рада, — продолжала чирикать Игнатьевна, — вы такая пара с Валерочкой — душа радуется, на вас глядя. И детишки красивые будут.
— Обойдемся, — буркнул Крутов.
— Тьфу на вас.
— Игнатьевна, — простонал Василий, — у нас есть рассол?
— От токсикоза не рассол, от токсикоза молочко хорошо.
— Первый раз слышу, — массируя виски, проворчал Крутов, — ну неси молоко.
— Кому? — заподозрила неладное домоправительница.
— Мне, конечно.
— Да разве ж вам молоко? Молочка нужно Валерочке, — всплеснула руками Игнатьевна.
— Обойдется.
— Да что ж вы заладили: «Обойдется, обойдется»? Не обойдется, миленький вы мой, уже не обошлось. Да не переживайте вы так, все будет хорошо, это часто бывает — токсикоз в первой половине беременности. Или я что-то не то говорю? — заметив вытянувшуюся физиономию хозяина, смутилась Игнатьевна.
— Беременности?
— Ну да. Давеча Валерочка как в обморок-то грохнется в спальне, аж стены зашатались. Я как услышала, чуть кастрюлю не выронила с кипятком — откидывала креветки для салатика.
— Подожди, подожди, Игнатьевна, что ты такое говоришь? Откуда ты знаешь?
— Миленький, Василь Василич, я думала, она с вами вчера-то поделилась радостью. А разве нет?
— Нет, — мотнул больной головой Василий.
— Она и сама не знала, — лопотала Игнатьевна, — а вот только как я спросила, так и поняла, что тяжелая. Так что вы скоро папашей станете. — Домработница замолчала, оценивая впечатление. Глаза- бусинки, не мигая, смотрели на Крутова — не каждому выпадает счастье сообщить такую новость хозяину.
Новость произвела легкое сотрясение мозга.
Проводив диким взглядом домоправительницу, Крутов вытянулся на диване, натянул на голову плед и попытался думать — черта с два! Ни хрена не выходило, мысли бросались врассыпную, как мыши от света, перед глазами мелькала Лерина бледная физиономия на теплоходике, в ресторане, в Демидовке.
Блин, блин, блин! Неужели это его ребенок? Его, конечно. Точно его.
Ну так это же все меняет, причем в корне…
Доморощенный законодатель, Крутов был убежден, что в Российской конституции не хватает статьи, объявляющей беременных недееспособными. По депутатскому опыту Крутов знал, что будущие матери непредсказуемы, капризны, подвержены депрессии и гормональным взрывам. Они же практически не отвечают за себя. И обижаться на них нельзя — не обижается же врач на больного. Больного нужно жалеть и лечить.
С этой простой, как все гениальное, мыслью Крутов вскочил и развил бурную деятельность.
Для начала выпил апельсинового фреша, потом принял контрастный душ и побрился, после чего поднялся на второй этаж и заглянул в спальню.
Широченная кровать, на которой они с вероломной Лерочкой-холерочкой провели две незабываемые ночи, была пуста, а покрывало без единой складки.
— Лера, — позвал на всякий случай Крутов.
Ответа не последовало.
Ушла.
То, что еще полчаса назад принесло бы облегчение, сейчас вызвало горечь и страх. Конечно, не за интриганку, конечно, не за чуму-журналистку, конечно, за наследника — тут двух мнений быть не может, убаюкал все сомнения Василий.
Отбоярившись от Игнатьевны, настойчиво предлагавшей завтрак, Крутов повторил фреш и сломя голову полетел в гараж. В гараже вспомнил, что ключи остались в пиджаке.
Звонок застал Крутова между этажами.
— Василь Василич, — голос Леночки показался голосом из соседней галактики, — вы где?
— А что? — Привычку отвечать вопросом на вопрос он подцепил у помощницы.
— Через двадцать минут вас ждут в администрации с программой возрождения регионального машиностроения, — прошипела помощница.
Черт! Крутов с наслаждением выругался. Как он мог забыть?
Грохнув дверью так, что гул прокатился по всему подъезду, прошел в гостиную и забрал ключи из кармана пиджака, висевшего на стуле.
На грохот выглянула Игнатьевна:
— Ой, малахольный, в зеркало посмотритесь! Примета плохая — возвращаться.
Крутов только выстрелил злобным взглядом: кто бы сомневался.
С Мариной — врачом женской консультации, чернявой, экспрессивной хохлушкой с заметным темным пушком над верхней губой — Лера почти дружила.
Марина бросала короткие фразы, одновременно делая записи в карте.
— Контрацепция была?
— В том-то и дело, что была.
— Так случается при смене партнера, — утешила Марина, — надо, чтобы отец сдал кровь на анализ.
— Это исключено. — Категоричность, с которой это было сказано, не допускала личных вопросов.
Марина посмотрела на пациентку долгим взглядом, в котором отразился ход мыслей: возможно, отец иностранец, возможно, женат.
— Валерия, заранее ничего сказать нельзя. Пока все идет неплохо.
— Пока. В том-то и дело, что пока… — Лера закусила губу.
Это «неплохо» может заманить в такую трясину, стать надеждой, которая обманет, — в третий раз ей этого не потянуть.
— Может, подождем еще?
— А смысл? — Мученический взгляд изучал плакаты на стенках кабинета со схематичным изображением плода в развитии. Первый триместр, второй, третий… Лера видеть не могла эти плакаты.
— Всегда есть смысл дождаться чего-то определенного.
— А потом искусственные роды, — мертвым голосом напомнила врачу Лера.
Крыть было нечем.
Первый раз плод замер на сроке двадцать девять недель.
Пережив искусственные роды, Лера погрузилась в черную депрессию.
Галка — вот кто сумел выцарапать ее из норки, куда Лера спряталась в поисках хоть какой-то защиты от жестокости и несправедливости жизни.
Галка подсунула Лере фильм «Лекарство для Лоренцо» со Сьюзан Сарандон. Посмотрев фильм, Лера с исступлением, граничащим с фанатизмом, ухнула в изучение проблемы резус-конфликта.
Оказалось, что носителями отрицательного резуса являются всего пятнадцать процентов населения Земли. Оказалось, что само по себе это не плохо и не хорошо, ничего трагичного не происходит, если в женщину с отрицательным резусом попадает семя резус-положительного мужчины. Трагедия
