Дитте - дитя человеческое

Карл положил руку ей на лоб.

— Успокойся, дружок. Не надо тебе ни о чем заботиться. Ни о чем. Мы все сами сделаем.

Дитте открыла глаза и пристально посмотрела на него, сознание вернулось к ней, но вопрос: «Почему ты плачешь?» — она задала с удивительным безучастием.

Карл покачал головой.

— О, все это так бессмысленно.

— Что бессмысленно?

— Все… — Он припал головой к ее постели.

— Не можешь же ты требовать, чтобы я все время занималась тобой одним, ведь и другим надо… Да, да, да. Иду же, иду! — опять бредила она.

— Бедняжка моя, — сказал Карл со страхом, бережно обнимая руками ее голову, беспокойно метавшуюся на подушке. — Постарайся успокоиться, милая, милая моя Дитте.

— Успокоиться, — сказала она. — Разумеется. Но если меня то и дело зовут… Как это утомительно!

И опять наступил припадок, ужасный, продолжительный. Карлу показалось, что он длился час. Припадки становились все тяжелее и мучительнее.

Где-то в мансарде заплакал ребенок. Его плач громко раздавался среди полной тишины и делал ее еще более ужасной, гнетущей. Когда плач становился громче, Дитте как будто еще сильнее чувствовала боль.

Карл тихо вышел и запер дверь на лестницу.

— Ребенок, наверное, мокрый, — сказала вдруг Дитте громким, звенящим, как хрусталь, голосом, — а матери нет. Но я не пойду возиться с ним. Не хочу я вставать из-за него.

Нет, нет, и не надо ей стараться. Карл покачал головой, пытаясь улыбнуться перекошенным ртом.

— Дитте, — сказал он затем дрожащим голосом, — а помнишь ты девочку, которая ужасно боялась темноты и все-таки встала впотьмах, чтобы дать кошке молока? И помнишь… — Голос у него оборвался, он уронил голову на ее одеяло и зарыдал.

В лице умиравшей Дитте появилось страдальческое выражение, как будто воспоминания причиняли ей боль. Она коснулась рукой волос Карла — пусть он не плачет! — и слабым движением попыталась откинуть одеяло, чтобы дать ему местечко подле себя, прижать его голову к своей груди. Она, видно, хотела по-матерински утешить его, сказать ему доброе слово, но из горла ее вырвалось лишь клокотанье. И вдруг ее сильно подбросило, как будто измученное сердце ее наконец взметнулось, не в силах больше выдержать страданий, и — разорвалось. Карл в ужасе содрогнулся и — понял. Сумрачно, без слез, сложил он ей руки на груди.

Издали доносилось пение — это был марш социалистов. И страшный шум, словно ливень, послышался на мостовой. Шум рос, становился бесконечным шарканьем ног, громким топотом. Это многотысячное похоронное шествие, направляясь к зданию ригсдага, завернуло в улицу, где жила Дитте, чтобы пройти мимо ее дома — в знак сочувствия матери маленького сборщика угля.

Затем раздались звуки новой песни:

«Эффафа! Прозрей! Проснись!»
Отзывалось это слово.
Будто гром в душе слепого,
И глава его зажглись.
И немой услышал тоже
Зов могучий: «Эффафа!»
И запели славу божью
Вдруг ожившие уста.

«Эффафа! Прозрей! Проснись!»
Сердце внемлет гласу бога,
И стихает в нем тревога.
И вокруг светлеет жизнь.
И звучит он, не смолкая,
И, над миром воспарив,
Я, счастливый, повторяю
Этот пламенный призыв.

«Эффафа! Прозрей! Проснись!»
Звуки радости нездешней
Прошумели рощей вешней,
Вешним ливнем пролились.
В небе солнце огневое
К пробуждению зовет:

Эффафа! Пусть все живое
И ликует, и цветет!
«Эффафа! Прозрей! Проснись!»
Словно звук трубы в день Судный,
Льется, льется голос чудный,
Растекаясь вширь и ввысь.
Пусть грохочет, торжествуя,
В долах смерти вещий зов,
И раздастся «аллилуйя»
Из разверзшихся гробов!^[16]Но долго еще слышался вдали топот шагов. И долго сидел Карл не шевелясь, обхватив рукою колени, уставясь глазами в безмолвную темноту.

Наконец он встал, — по лестнице поднималась старуха Расмуссен, полная переживания от всего происшедшего.

XXIII ЧЕЛОВЕК УМЕР

Около полутора миллиардов звезд насчитывается в мировом пространстве, и — как известно — полутора миллиардов человеческих существ живет на земле. Одинаковое число! Недаром утверждали в древности, что каждый человек рождается под своей звездой. Сотни дорогостоящих обсерваторий возведены и на равнинах и на горных высотах, и работают в этих обсерваториях тысячи талантливых ученых, вооруженных самыми чувствительными приборами, и ночь за ночью исследуют мировое пространство, наблюдают и фотографируют. Всю свою жизнь они занимаются одним: стремятся обессмертить свое имя, открыть новую звезду или установить исчезновение старой: стало ли одним небесным светилом больше или меньше среди миллиарда с половиной звезд, вращающихся в мировом