Первыми на это начинание откликнулись жены писателей Ленинграда, которых поддержала «Литературная газета»: «Инертность писателей в развертывании общественной работы широко известна… И здесь нетронутая целина, непочатый край работы и для жен писателей, и для самих писателей»[391].
Одним из первых мероприятий, в котором приняли участие жены литераторов Ленинграда, было состоявшееся 2 июня 1936 года в Доме писателей имени Маяковского обсуждение правительственного законопроекта о запрещении абортов, помощи роженицам, расширении сети родильных домов и детских учреждений. Они внесли ряд поправок в законопроект, подчеркнули задачи литературы в показе радости материнства. На следующий день И. Слонимскую, З. Никитину, И. Семенову и других жен писателей принял председатель Дзержинского районного Совета Ленинграда[392] . В двухчасовой беседе были намечены задачи и формы работы, которая должна была осуществляться в рамках культурно-бытовой секции районного Совета.
10 июня на общем собрании жен писателей Ленинграда состоялись выборы Совета жен[393]. Были намечены основные направления деятельности нового объединения: помощь детским садам и дому художественного воспитания детей, культработа среди строителей новых школ, организация районной детской библиотеки. Предлагалось организовать кружки по изучению профессий, связанных с литературным трудом: корректуры, архивного дела, библиотековедения. Помимо участия в работе Литфонда и Дома писателей, жены литераторов решили взять шефство над помещениями издательств и редакций журналов. Было создано пять секций: по связи с заводами и колхозами, по работе в культсекции райсовета, клубная, детская и социально-бытовая.
В Москве, в ДСП, также состоялось собрание жен писателей. На нем были поставлены задачи этого общественного движения: «Помочь преодолению пережитков мелкобуржуазной, анархиствующей богемы в литературной среде, замкнутости быта писателей, борьбе за высокоморальный облик „инженеров человеческих душ…“»[394] Среди тех, кто вошел в Совет жен, были З. Васмериан, Э. Финк, Е. Паустовская, Т. Иванова, Б. Сельвинская, Е. Златова, Е. Афиногенова, С. Либерман.
15 февраля 1937 года «Литературная газета» отмечала, что далеко не все жены писателей включились в активную общественную жизнь[395]. Систематически занимались в кружках 57 женщин. Работал редакторский семинар, включавший занятия по истории партии, всеобщей истории, теории и истории литературы, редактированию рукописей. Изучались стенография и машинопись, действовали оборонные кружки: по подготовке к сдаче норм ГТО, ПВХО, ворошиловских стрелков и наездников. Группа жен писателей участвовала в работе детских кружков ДСП — литературного, рисования, шахматного, ритмики, парного танца. При их участии проводились смотры художественной самодеятельности и выставки творческих работ детей.
Однако массового участия спутниц жизни московских литераторов в общественной деятельности не наблюдалось. В мае 1937 года на одно из собраний жен писателей явилось около 80 человек, на другое — не более 20. Объединение жен писателей не нашло ни рационального использования, ни поддержки со стороны руководства ССП. Автор очередной статьи по этой проблеме, опубликованной в «Литературной газете», видел причину слабого развития начинания в поведении самих писателей: «…Пассивное, глухое сопротивление, подтрунивание, осмеивание активисток, шушукание по углам вместо критики практикуются, увы, довольно широко»[396].
Группа из тринадцати жен писателей жаловалась В. Ставскому на то, что никак не может установить контакт с руководством ССП и партийной организацией, несмотря на то, что их актив насчитывал свыше 100 человек. Они считали, что их движение уже доказало свою жизнеспособность, необходимость участия активисток в летней работе детских колоний Литфонда, в организации литературных вечеров и сборе средств в фонд помощи женщинам Испании[397].
Отметим, что начинания жен писателей имели несколько особенностей по сравнению с движением общественниц в промышленности. Супруги хозяйственных руководителей и инженерно-технических работников зачастую участвовали в нем от скуки, особенно в тех случаях, когда их мужья направлялись на отдаленные стройки, где для женщин не было ни работы, ни подходящего круга общения. Поэтому чаще общественницы стремились «окультурить» места, где работали их мужья, — обставляли рабочие общежития и бараки, организовывали детские сады и ясли, устраивали курсы ликбеза и библиотеки. Советы жен писателей в основном занимались материально-бытовыми вопросами жизни литераторов и их семей.
Хотя труд активисток не оплачивался и средства на мероприятия женсоветов не выделялись, финансирование проектов жен руководителей промышленности все же велось. Оно, по выражению Ш. Фрицпатрик, осуществлялось «по принципу своего рода домашнего блата: муж-директор выделял средства из фонда предприятия»[398]. У жен писателей подобного источника финансирования не было.
Движение общественниц из промышленности было более элитарным — в нем не принимали участия простые работницы. Среди жен писателей этот признак был не столь ярко выражен. По мнению Фрицпатрик, «для жен элиты обязанности по отношению к мужу и семье и задача устройства домашнего быта считались первостепенными, особенно на раннем этапе движения». У жен писателей эта задача всегда была основной.
Специфика писательского труда и быта определила еще одну важную особенность движения жен литераторов. Речь идет о попытках женской общественности вмешиваться в разрешение семейных конфликтов.
В 1936 году в Совет жен обратилась бывшая жена В. Киршона с жалобой на тяжелое моральное и физическое состояние, до которого тот ее довел. Между бывшими супругами шла судебная тяжба о праве на воспитание детей. Совет жен выделил своего представителя для участия в суде, но по требованию Киршона он был отведен. На суде выяснилось, что из своих больших гонораров писатель алименты не платит, а выдает жене продукты. Как указывалось в письме жен писателей, направленном в Президиум ССП, в «писательской среде было известно, что он отдавал паек, который получал от Ягоды»[399]. По этому факту жены писателей обращались в партгруппу Правления ССП, но там им отказали в разборе дела. В своем письме активистки женского движения также отмечали, что недостойное поведение писателей в быту отнюдь не исключение и что за год существования их объединения жалобы на литераторов поступали неоднократно.
За год в Совет жен поступило 8 жалоб от спутниц жизни писателей на недопустимое поведение своих мужей. Но, по мнению участниц объединения, это далеко не все факты.
Не все жены решались или хотели жаловаться. Совершенно случайно, например, Совет жен столкнулся с ситуацией, которая сложилась в семье Гарри. По поручению Литфонда женщины проводили жилищно-бытовое обследование писателей, и во время визита в квартиру писателя А. Гарри они застали «омерзительную пьянку средь бела дня»[400]. Там находился П. Васильев в одном грязном белье, был он «вдребезги пьяный и ругался площадной бранью». Сам Гарри зашел за перегородку, где, по его словам, находилась больная жена. По свидетельству проводивших обследование, из-за ширмы тут же послышались шум борьбы и женский крик: «Пашка, он меня бьет!» Об этом случае также сообщили в партгруппу ССП, но с ее стороны опять никаких действий не последовало. Женам писателей в который раз заявили, что частная жизнь писателя — это его личное дело.
Случай с Гарри получил огласку в заметке на страницах «Правды», опубликованной 15 мая 1937 года. В тот же день писатель направил ответ редактору «Правды» Л. Мехлису, а копии разослал редактору «Литературной газеты» Л. Суббоцкому, в ССП — В. Ставскому и в ЦК ВКП(б) — А. Ангарову[401]. Гарри настаивал на тщательной проверке самого факта, упомянутого женами писателей. Он утверждал, что со своей женой Верой Григорьевной он не живет больше года, а прописан и живет за городом, на даче члена ЦИК СССР Гольдберга. По его словам, он снабжал свою бывшую жену деньгами, для чего, собственно, и приезжал к ней. Он, так же как и жены писателей, застал ее за завтраком с П. Васильевым и также видел водку на столе. Гарри объяснял свой уход от жены тем, что она являлась «психически ненормальным человеком», к тому же болела алкоголизмом. Слова своей бывшей жены он объяснял тем, что, когда пришли жены писателей, он за ширмой уговаривал
