Россия: критика исторического опыта. Том1

Было необходимо повернуться лицом к массовой системе ценностей. Это было нужно в связи с ростом раскованности людей, с необходимостью удовлетворить растущие утилитарные потребности населения и одновременно перестроить работу самих сообществ на основе этой раскованности, вдохнуть в них новые силы. Следовало оживить застывшую, казалось, лишенную жизненных сил страну.

Сословность

К власти пришло третье поколение правящей элиты. Эти люди чудом уцелели от террора и сами были его организаторами. Они, как и второе поколение, вышли из почвы, были исключительно трудоспособны и преклонялись перед организацией. Их утилитарная ориентация, как, впрочем, и всего населения, продолжала возрастать. Пройдя школу государственности, эти люди осознали ценность государственной дисциплины, соглашаясь на определенное жертвование местными интересами во имя сохранения целого.

Нельзя не учитывать медленного, но реального повышения образовательного уровня бюрократии. Правда, образование, которое она получила, было крайне ограниченно и односторонне, в основном оставаясь техническим. Знания об обществе подменялись, как правило, изучением очередной господствующей версии идеологии. Тем не менее сам факт приобщения к систематической логике науки, абстрактный уровень мышления подрывали слепую веру в мифы, столь характерную для миропонимания второго поколения правящей элиты.

Новая правящая элита состояла, главным образом, из руководителей наиболее влиятельных ведомств, миров среднего уровня, входящих в медиатор. Это были секретари обкомов, руководители республик, министерств, армии, органов безопасности, лица, отвечающие за отношения с зарубежными странами, и т. п. Два органа, действительно способные выносить важнейшие решения, Политбюро (Президиум ЦК) и ЦК, стали реальными формами организации управления правящей элиты. Они — собрания глав основных ведомств, контролирующих жизненно важные процессы в стране. Отставка главы ведомства неизбежно связана с его выходом из ЦК и Политбюро. На протяжении всей истории страны высшие органы власти воспроизводили эту вечевую форму управления через собрание большаков, т. е. глав локальных миров. Например, в XVII веке, как и в удельные времена, Боярская дума «состояла преимущественно из управителей центральных ведомств» [5]. По древнегреческим стандартам власть перешла от тирании к олигархии. При этом выявилось важное обстоятельство. Общество, возникшее в 1917 году, смело сословный строй и было практически антисословным, что органически было связано не только с волной крайних форм уравнительности, но и с антигосударственностью, с мощной антимедиационной волной. Сословная система представляет собой результат определенного разделения труда, необходимого для функционирования государства. Попытка создать негосударственное общество на первом этапе была органически связана со стремлением предотвратить возникновение привилегий. Однако постепенно раскол, бесконечные конфликты, хаос неизбежно заставили формировать государство, стимулировать сословность со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сословность в обществе, далеком, как небо от земли, от гражданского, от правового государства, была очевидно необходима как сторона формирования государственности на догосударственной культурной основе. На ее пути стала, однако, не только массовая антисословная первобытная догосударственная уравнительность, но и постоянная склонность людей, идущих на службу государственности, к локализму, автаркии, к превращению любого учреждения, региона в замкнутое образование, склонное культивировать монополию на дефицит. Это вызвало жесточайший, находивший массовую поддержку снизу террор против растущих вместе с новым государством сословий. Сословность, вышедшая на поверхность после краха крайнего авторитаризма, оказалась слабой, неорганизованной, лишенной традиций, своих специфических сословных ценностей. Страх перед расколом и силами уравнительности мешал консолидации сословий, осознанию ими своих реальных государственных функций, способствовал росту локализма, ведомственности и местничеству, ведшим к конфликтам и хаосу. Тем не менее сословие, управляющее страной, вышло вперед, пытаясь опереться на всеобщее согласие, на своего лидера, способного одновременно установить согласие с народом. Собрание глав семейств, старцев градских, глав вотчин — вновь открылось за упавшей стеной крайнего авторитаризма.

Мясорубка, через которую прошло общество и которая, как казалось многим — и врагам, и сторонникам, — в корне его изменила, в действительности была лишь инструментом перевода и удержания общества в рамках дуальной оппозиции «соборность — авторитаризм». Крайний авторитаризм, который был вне критики и только что казался единственно возможной формой жизни, с молниеносной быстротой повернул к своей противоположности. Сама эта молниеносность свидетельствовала, что новый порядок был амбивалентен авторитаризму, был его оборотной стороной. Новый идеал возник как результат вялой инверсии, вялого отхода от авторитаризма.

С точки зрения специфики государственности новая система представляла собой результат стремления сместить ответственность вниз в рамках исторически сложившейся государственности, сместить ответственность с первого лица к мирам среднего уровня, т. е. к ведомствам, регионам, в тенденции к локальным мирам. Это движение не достигло полного торжества соборного идеала, локализма, хотя и шло именно в этом направлении. Локалистское движение прежде всего усилило значимость относительно самостоятельных частей общества. Новая система в соответствии с древней традицией сместилась к собранию большаков, к реальным главам частей общества. Власть собрания частей, т. е. веча, приобретала форму коллективного руководства. Этот порядок был компромиссным между авторитарной властью первого лица и властью локальных миров, в тенденции превращавшей в излишнюю власть государства вообще. Этот компромисс опирался на идеал всеобщего согласия верха и низа, всех уровней общества и государственной власти, на представления о народной Правде, несущей в каждой точке всеобщее согласие людей.

Победа новой версии идеологии

Модель псевдосинкретизма отошла от абсолютизации ипостаси авторитаризма, доведенной до тоталитаризма, где основой был жесткий, утрированный традиционализм. Новая пятая господствующая версия была ориентирована на соединение трех этажей псевдосинкретизма на утилитарной основе. Утилитаризм здесь играл роль не только идеологического инструмента, соединяющего различия в единое целое, но и социального принципа, нацеливающего людей на обеспечение единства общества путем интенсификации всеобщей деятельности, преследующей утилитарные цели.

Атмосфера всеобщего согласия опиралась на убеждение в естественности единства интересов медиатора и широких масс. Это единство мыслилось прежде всего во всеобщей напряженной работе народа и власти, опиралось на общее стремление к удовлетворению потребностей в питании, жилье, ширпотребе. Недавнее прошлое рассматривалось как серия ошибок, отпадение от правильного по сути учения. Нужно вновь совершить партиципацию к высшей Правде. Новое первое лицо Н. С. Хрущев (1955–1964) со всей определенностью торжественно провозгласил: «Не только наши потомки, а мы с вами… наше поколение советских людей будет жить при коммунизме!» [6] «Движение к коммунизму» должно было осуществляться на основе коллективизма, т. е. системы соборных миров, включенных, однако, в систему синкретической государственности, управляемой на основе коллективных норм жизни.

Тем самым реальная власть переместилась от первого лица к сложной системе бюрократии, освободившейся от тяжелого бремени сверхцентрализации, оградившей себя от разрушительных террористических атак тоталитарной власти. Испытывая мощное давление снизу, новая власть освободила миллионы заключенных и прекратила массовый террор, что, кроме всего прочего, означало качественное из меченые отношения к личности, признание ее жизни ценностью, признание ее права на пищу, жилье, подачу жалоб и т. д. Высшая ценность