и как форму освоения предметности, т. е. воспроизведения внекультурной предметной реальности в понятиях, представлениях, теориях, концепциях и т. д., в перспективе претендующих на научный характер, на объективное содержание. Другая ипостась является воплощением личностной культуры значительной части общества, несущей архаичное содержание.
Ипостасное мышление приобрело в псевдосинкретизме характер отождествления, слияния массового сознания и науки, что можно расценивать и как попытку вернуться к синкретизму, не расставаясь с наукой, и, одновременно, как попытку перейти к научному мышлению, не расставаясь с обыденным сознанием. Псевдосинкретизм излагается на языке науки (эксплуатация, революция, социализм и т. д.), что делает его понятным интеллигенции. Но одновременно его структура имеет форму синкретического повествования, манихейской нравственной притчи, лубка и именно в таком виде воспринимается широкими массами. Это достигается тем, что его научная сторона построена как модификация представлений массового сознания (мироедство, борьба за волю, царство Правды и т. д.). Люди, вышедшие из низов и получившие какие–то представления о языке науки, видели в ней рационализацию древних идеалов народа, а не выход человечества к ранее скрытой реальности. Характерно высказывание Н. И. Рысакова, одного из участников убийства Александра II: «Свои социалистические убеждения я почерпнул из крестьянства, убеждения эти правильно сформировались только за последние два года, когда я сумел их подвести под известные уже в науке формулы. Я убежден в том, что вся масса страданий низшего класса всякого государства, что деления всякого народа на два весьма не похожих друг на друга лагеря — имущих и неимущих, что порабощение неимущих имущими и т. д. происходит от существующего строя, который я называю либеральным».
Самый большой секрет большевизма
Определяющее влияние утилитаризма в идеологии означало в конечном итоге, что сама Правда стала предметом утилитарного манипулирования. Как апостол Павел, который с иудеями говорил, как иудей, с эллинами — как эллин, с варварами — как варвар, так и Ленин с каждой из групп населения говорил на ее языке. Как только позволяла общая ситуация, утилитарные принципы открывали возможность для изменения соотношения сил, отказа от компромисса, отступления от ценностей тех или иных сословий якобы во имя высшей Правды. Разномыслие, следовательно, рассматривалось как фактор, который следует, в конечном итоге, использовать как стимул для его ликвидации. Все сводилось к убеждению, что правда едина и единственна.
Тем самым псевдосинкретизм отошел также и от революционного просветительства, признав, что сама высшая Правда нуждается в корректировке массовым сознанием. Партия, денно и нощно приобщая массы к высшей Правде, должна одновременно корректировать, развивать высшую Правду, прислушиваясь к ней в народной жизни. Партия должна была учить народ и одновременно учиться у него. Таким образом, постоянно совершенствовалась возможность решать медиационную задачу. При господстве утилитаризма Правда не могла быть чем–то абсолютным, как это было в синкретизме. Она не могла быть и синонимом научной истины. Содержание Правды стало в известном смысле проблематичным. В этом отходе от синкретизма существенный признак псевдосинкретизма. Правда в псевдосинкретизме стала результатом постоянного утилитарного поиска, решения медиационной задачи, т. е. компромисса между разномыслием и интеграцией, движения от несознательности к Правде в ее высшей форме. Для партии это означало необходимость отстаивать свои ценности на языке ценностей каждой из значимых групп, попавших в сферу «наших».
Значение государственной идеологии прежде всего в том, чтобы неустанно и повседневно формировать для массового сознания комфортную картину мира. Она, с одной стороны, должна опираться на господствующую сегодня форму нравственного идеала, а с другой — направлять массовую воспроизводственную деятельность против дезинтеграции. Накал идеологической деятельности был не просто результатом злой воли тех или иных большевистских лидеров, но свидетельствовал о том, что в расколотом обществе решению указанной двоякой задачи постоянно угрожала опасность несовместимости ее сторон. Тем не менее деятели «идеологического фронта» постоянно пытались строить картину комфортного мира, опираясь на прошлый опыт борцов за Правду, включавший и прямые фальсификации, составление подложных царских грамот [49], призванных вызвать у народа эмоциональный взрыв в «нужном» направлении.
Вся дальнейшая одиссея псевдосинкретизма драматическим образом следовала за массовыми нравственными идеалами, перебирая в определенной последовательности их возможные гибридные комбинации. Возможность и направления этого движения не были разгаданы ни самим основателем псевдосинкретизма, ни его критиками.
Формирование гибридных нравственных идеалов на основе утилитаризма содержало неожиданную возможность: утилитаризм как стремление ради некоторой заданной цели превращать все, включая и нравственные идеалы, в средство не нес в себе какого–то особого пристрастия ни к одному из имевшихся трех идеалов в ущерб другим. Безнравственному владельцу капитала все равно, куда вкладывать деньги: в производство отравляющих газов или лекарств, лишь бы был нужный ему эффект. Появлялась возможность комбинирования нравственных идеалов, включая как тоталитаризм, так и либерализм. Выбор определялся конъюнктурой, а не предвзятыми догмами. Большевистский псевдосинкретизм содержал в себе, кроме трех уровней нравственных идеалов, возможность их соединения посредством трех ипостасей — утилитаризма и через него традиционализма и либерализма.
Из этого следует принципиальное отличие логики большевизма от логики классического марксизма. Ленин действовал по логике конъюнктурного манипулирования. Маркс же в решении стратегических и тактических задач действовал «в зависимости от своих теоретических (философских, политикоэкономических и иных) взглядов» [50], т. е. следовал имманентной логике мысли. Между тем официальная идеология как раз и пыталась доказать, что все ее постоянно меняющиеся идеологемы — это выводы науки и философии. Многие критики ленинизма пытались выделить это теоретическое ядро и обрушить на него огонь критики. Ядром мог быть и марксизм, и «грабь награбленное», и прочее, и прочее.
