Стараясь не дышать слишком глубоко[131], барон Дрягва скорбно сложил на животе худые руки, и с тщательно отрепетированным дома перед зеркалом выражением сочувствия на худом лице склонил голову.
— Как вы себя чувствуете, ваше превосходительство?
— Что-нибудь болит? — с постной миной подключился Карбуран.
— Что-нибудь не болит? — с тайной надеждой присоединился Брендель.
Его превосходительство безмолвно ответило посетителям мутным мученическим взглядом — единственным доступным ему средством коммуникации, пока не будет снят гипс с челюсти.
— Тебе чего-нибудь хочется, Мотик? — заглянула в исцарапанное компрессами и припарками лицо бабушка Удава.
Барон Бугемод натужно замычал, вытаращил глаза и яростно замигал в направлении источника силы, здоровья и зловония перед своим лицом.
— И вот так весь день, — печально развела руками баронесса. — Чего-то хочет, а чего — не поймем. Уж и кушать приносили, и пить, и музыкантов звали, и песельников, и шута, и книги любимую вслух читали… «О вкусной и здоровой пище народов Белого Света»… Ничего не радует. Вот знахарь наш обещал к концу недели настой тропического гуано достать, говорит, очень от неизвестных расстройств организма помогает.
— И витаминов в нем много, — с видом знатока одобрил Дрягва.
— И запах совершенно другой, — внес свою лепту в медицинскую дискуссию Карбуран.
— И вкус, — поддержал Брендель.
Барон закрыл глаза и протяжно застонал.
Костейская знать переглянулась и застыла в недоумении.
Чего ж при таком уходе и лечении еще в жизни человеку хотеть? Лежи и болей в свое удовольствие!..
Дверь за их спинами с грохотом распахнулась, послышался стук отваливающейся штукатурки и отпавшей ручки, после чего последовала непродолжительная возня, закончившаяся беспомощным призывом:
— …так я же объявить должен!..
— …я сама объявлюсь. Иди, не кричи, хозяина побеспокоишь. Доброго вам здоро… Ф-фу-у-у-у-у!!! А чем это у вас так воняет? Вы в вентиляции смотрели, как заехали? Мне кажется, у вас там кошка сдохла. Или стервятник какой…
Дворяне оглянулись, толком не зная, зачем, потому что и без объявления бесцеремонно отодвинутого обратно в коридор дворецкого было понятно, кто почтил раненого своим визитом.
— …или несколько стервятников… — в пространство уточнила Сенька, деловито вытряхнула на пол из медного блюда на туалетном столике у изголовья постели мешанину из обугленных насекомых, курящихся палочек и дымящихся белесых трав, и вывалила в освободившуюся посудину из принесенного мешка кучу звонкой, нежно-оранжевой хурмы.
— Ваше высочество!.. — округлила глаза баронесса.
— Ну, что вы, не стоит благодарности, — одарила очаровательной улыбкой бабушку Удава царевна. — Это его превосходительству от наших высочеств. Жутко полезные. От всех болезней. Правда, пока они немножко недозрелые, но месяца через два… Да чем это у вас так воняет?..
И тут пытливый взор ее наткнулся на первый источник смрада.
— Да вас тут еще и отравить хотят! — с ужасом воскликнула она, прихватила салфеткой курящуюся мышь, проворно распахнула окно и отправила комбинированное лекарственное средство в последний полет.
— Это вам враги постарались, — с авторитетным кивком заверила она присутствующих, настороженно потянула носом, но результатом осталась недовольна.
— Ваше высочес… — попыталась что-то сообщить старушка, но не успела.
— А-а!.. Да тут, оказывается, еще!.. А я-то думала!..
С азартом охотника, напавшего на долгожданный след, Серафима выискивала рассованные повсюду, как мины замедленного действия, амулеты и вышвыривала их на улицу один за другим.
Выудив последний из-под кровати, она запулила им в белый свет как в копеечку, отряхнула руки, жизнерадостно глянула на прослезившегося от счастья Жермона, и втихомолку ему подмигнула.
Раненый барон больше не являлся претендентом на костейскую корону, а ничего личного против него Сенька не имела. Конечно, истории были известны случаи, когда больной выживал, несмотря на старания врачей, но к чему так рисковать…
— Итак, что это было? — повернулась она к баронессе и требовательно уставилась ей в переносицу. — Вы уже повесили этих злодеев?
— Каких злодеев? — встревожилась старушка.
— Которые это подбросили, конечно, — пожала плечами царевна.
— Но это не злодеи! Это врачи!
— Ага, дело врачей-убийц, знаю-знаю!
— Да каких еще убийц, ваше высочество?! Наш травник…
— А-а-а, травник-отравник!
— Нет!!!.. — бабушка Удава покраснела и бессильно замахала пухлыми руками на Сеньку как на осу. — Нет, нет, и нет!!! Это никакая не отрава!!! Это лекарства! Дорогущие!..
— Были, — исподтишка подлил масла в огонь Брендель.
— Лекарства?! — жалостливо вскинула брови домиком Серафима. — Вы отстали от жизни, ваше превосходительство. Так уже полвека никто не лечит.
— Но наши лекари…
— Отправьте их куда-нибудь подальше, желательно за океан, — доброжелательно посоветовала Серафима.
— Чтобы учились? — догадалась баронесса.
— Чтобы не слишком скоро вернулись, — шкодно ухмыльнулась царевна и перевела взгляд на благодарно моргающего барона Бугемода. — Ну, так как поживает наш герой?..
Чувствуя, что в подавляющем большинстве у Жермонов ей рады не больше, чем жуку-древоточцу в музее деревянного зодчества, долго засиживаться Серафима не стала.
Игнорируя кислые физиономии Дрягвы, Карбурана, Бренделя и бабушки Удава, она пооткрывала настежь все окна[132], предложила в лечении помощь Находки, получила вежливый, но энергичный отлуп, еще раз пожелала больному скорейшего выздоровления и откланялась.
Претенденты, вдовствующая баронесса и блаженно заснувший на свежем воздухе барон Бугемод остались одни.
Сообразив, что остались почти наедине с противниками, дворяне закосили и неуютно заерзали.
Матриарх рода Жермонов неторопясь открыла любимую табакерку, сосредоточенно набила любимую трубку сушеными листьями, достала щипцами уголек из камина и, пыхтя словно паровая машина на грани апоплексического удара, закурила.
— Некоторых моя привычка шокирует, — блаженно пустив несколько колец под потолок, скромно пробасила шепотом баронесса, — но мне она помогает думать. Конечно, игра на виолончели оказывает то же воздействие на мои мозговые процессы, но Мотик спит, и поэтому остановлюсь на том, что потише. Ведь нам есть, над чем поразмыслить, любезные господа, не правда ли?
— Не понимаю, для чего лукоморцам предлагать его превосходительству свою веряву? — тихим задумчивым голосом произнес граф и методично обвел недоумевающим взглядом по очереди всех присутствующих, включая задремавшую под канапе борзую.
— Может, ее волшебство помогло бы скорее вылечить Мотика? — неуверенно предположила баронесса, отказавшая царевне под давлением безмолвного и безликого, как бетонная плита, общественного мнения, и теперь начинающая об этом жалеть.
— Волшебство! Ха! — презрительно фыркнул Карбуран. — Наелись мы этого волшебства при Костее!
